Страна призраков

егда подозревали о его вере. Не той трагической, клоунской, как у жителей Восточной Германии, а, скорее, замешанной на каком-то… простодушии.

Кухню наполнил запах поджаренного хлеба. Молоко дошло до кипения, и Хуана взбила пену при помощи маленького бамбукового веничка.

— Разумеется, такие вещи нельзя доказать. В ту пору все, кому не лень, заявляли о своей вере, по крайней мере, прилюдно.

— Почему ты сказала, что у него было меньше выбора?

— Глава большой семьи обременён обязанностями. А мы к тому времени стали не просто семьёй. Мы уже стали тем, что имеем сегодня. Для деда интересы родни всегда были важнее желания получше устроиться в жизни. Будь он один — может, никуда и не полетел бы. Может даже, не умер бы до сих пор. Гибель сына, конечно, сильно повлияла на его решение переправить нас в Америку. Садись.

Она поставила на столик жёлтый поднос, белое блюдце с тостами и большую белую чашку café conleche{[57]}.

— А этот человек, он что, помогал деду перевезти нас сюда?

— В каком-то смысле.

— Как это понимать?

— Многовато вопросов.

Тито улыбнулся ей снизу вверх.

— Он из ЦРУ?

Хуана сердито нахмурилась из-под серого платка. Бледный кончик языка показался в уголке её рта и тут же исчез.

— А твой дед был из ДГИ?

Тито задумчиво окунул кусочек тоста в кофе и прожевал его.

— Ну, да.

— Правильно, — сказала тётка. — Был, конечно.

Она потёрла морщинистые ладони друг о друга, словно хотела избавиться от следов какой-то грязи.

— А на кого он работал? Вспомни наших святых, Тито. Два лика. Непременно два.

15.

Жулик

Инчмейл всегда имел серьёзный лысеющий вид и всегда казался мужчиной в возрасте — даже в день их первой встречи, когда им с Холлис было по девятнадцать. Настоящим поклонникам «Кёфью» обычно либо нравился он, либо она, и крайне редко — оба сразу. Похоже, Бобби Чомбо относится к первым, размышляла бывшая певица, пока Альберто вёз её в «Мондриан». И это даже хорошо. Можно, не сознаваясь в авторстве, изложить свои самые удачные истории про Инчмейла, потом перетасовать их, словно колоду карт, кое-что припрятать в рукаве, что-то выкинуть на стол, а кое-где и передёрнуть, лишь бы разговорить этого парня. Холлис никогда не спрашивала разрешения у самого Инчмейла, но почему-то верила: он платит ей той же монетой.

И не беда, что Бобби тоже музыкант, пусть и не в самом привычном смысле: не играет на инструментах и не поёт, зато создаёт демозаписи из тщательно отобранных и перемешанных фрагментов. Холлис такой порядок вещей устраивал, она лишь думала, подобно генералу Боске{[58]}, наблюдающему атаку лёгкой бригады, что это не война{[59]}. Инчмейл понимал такие вещи и, кстати, успешно ими пользовался с тех самых пор, как появилась возможность цифровым способом извлекать гитарные партии из тесных скорлупок гаражного исполнения и видоизменять их, словно душевнобольной ювелир, вытягивающий столовые викторианские приборы и превращающий их во что-то насекомовидное, уже нефункционально хрупкое и опасное