Страна призраков

тётка строго задала какой-то вопрос, встряхнула кусочки между сложенными чашечкой ладонями и бросила перед собой. Потом немного посидела молча, упершись локтями в колени и разглядывая полученный результат.

— Все упали мякотью вверх. Это знак справедливости. — Хуана собрала рассыпанные кусочки и бросила снова. На этот раз половина из них упала вверх кожурой. Тётка кивнула. — Подтверждается.

— Что?

— Я спрашивала о судьбе человека, который тебя беспокоит. Он и мне тоже не даёт покоя.

Стряхнув кокосовые кусочки в жестяную мусорную корзину «Доджерс»{[53]}, она прибавила:

— Иногда ориши{[54]} служат нам оракулами. Но если говорят, то не много, и даже им не всегда известно будущее.

Тито хотел помочь ей подняться, однако Хуана оттолкнула руки племянника. На ней было тёмное серое платье с молнией впереди, похожее на униформу. Лысеющую голову прикрывал babushkin платок. Белки её тёмно-янтарных глаз напоминали слоновую кость.

— Пойду приготовлю завтрак.

— Спасибо.

Отказываться было бесполезно. Да и зачем?

Хуана побрела на кухню, шаркая серыми тапочками, подходящими к её казённого вида платью.

— Помнишь дом, где жил твой отец в Аламаре{[55]}? — обронила она через плечо.

— Там все дома были похожи на пластмассовый конструктор.

— Это точно, — согласилась тётка. — Город хотели сделать копией Смоленска. Я всегда считала, что твой отец мог бы найти место получше. В конце концов, у него был выбор, большая редкость по тем временам.

Тито встал рядом и смотрел на её терпеливые руки, на то, как они нарезали хлеб, намазали его маслом и положили в духовку, наполнили водой крохотную кофеварку эспрессо из алюминия, всыпали туда кофе и налили молока в металлический кувшин.

— Да, твой отец мог выбирать. Он обладал едва ли не большей свободой, чем дед.

Она обернулась и посмотрела племяннику в глаза.

— А почему так?

— Пока на Кубе стояли русские, твой дед, хотя и держался в тени, был очень могущественным человеком. А твой отец — первенцем и любимчиком очень могущественного человека. Но дед, разумеется, знал, что русские однажды уйдут и всё переменится. В тысяча девятьсот девяносто первом году, когда это случилось, он предугадал «особый период», нехватку товаров и ограничения свобод. Предвидел, что Кастро потянется к главному символу злейшего врага — американскому доллару, — и, разумеется, предчувствовал закат своей власти. Хочешь узнать одну тайну?

— Да?

— Он был коммунистом. — Хуана залилась таким поразительно девичьим смехом, что гостю вдруг померещилось, будто на крохотной кухне спрятался кто-то ещё. — Да, больше коммунистом, чем сантеро{[56]}. Он верил. Ведь замысел провалился, провалился так, что людям простым и не понять многого, однако твой дед, хотя и по-своему, верил. Он, как и я, бывал в России. Как и я, имел глаза, чтобы видеть. И всё же… — Она улыбнулась и пожала плечами. — Думаю, это придавало твоему деду некую силу, особую власть над остальными, с кем мы теперь, благодаря ему, оказались связаны. Они всегда