Виртуальный свет

ия.

- Вы, я вижу, не очень веселитесь, - сказал этот тип. Европеец, но откуда - не понять. Не француз. И не немец.

Кожаная куртка, но совсем не такая, как у Скиннера, табачного цвета и сделана из шкуры какого-то невероятно тонкокожего животного; можно подумать, что и не кожа это совсем, а плотный, тяжелый шелк. Шеветта вспомнила запах скиннеровской комнаты, запах пожелтевших журналов, некоторые из них такие старые, что картинки даже не цветные, а разных оттенков серого; вот такой же серый, без красок, бывает иногда город, если смотреть с моста.

- Все было прекрасно, пока ты не появился, - сказала Шеветта, решив про себя, что пора и сматывать - от этого мужика жди неприятностей.

- Скажи мне, пожалуйста, - не отставал тип, внимательно оглядывая ее куртку, и футболку, и ездовые брюки, - какие услуги ты предлагаешь?

- Что-то я ни хрена тебя не понимаю.

- Абсолютно очевидно, - говорит засранец, указывая в противоположный угол комнаты на тендерлойнских девушек, - что ты имеешь предложить нечто значительно более интригующее, - слово перекатывается у него во рту, как камешек, - чем эти особы.

- Шел бы ты в жопу, - говорит Шеветта. - Я рассыльная.

Засранец молчит и смотрит как-то странно, словно что-то до его пьяных мозгов понемногу доходит. Потом он закидывает голову и хохочет - можно подумать, Шеветта рассказала самый смешной в мире анекдот. Перед ней пляшут очень белые, очень качественные и, конечно же, очень дорогие зубы. У богатых, говорил Скиннер, никогда не бывает во рту никакого железа.

- Я что, смешное что сказала?

Засранец вытирает выступившие слезы.

- Да у нас же с тобой много общего.

- Сомневаюсь.

- Я тоже рассыльный, - заявляет он; только какой же из такого хиляка рассыльный, думает Шеветта.

- Курьер, - говорит он таким голосом, словно сам себе это напоминает.

- Ну и двигай ногами, - говорит Шеветта, обходя его, и в тот же момент гаснет свет и врубается музыка, и она по первым же аккордам узнает, что это "Крутой Коран", последний ихний хит "Подружка Господа Всевышнего". Шеветта торчит на "Крутом Коране" как ни на чем и всегда врубает их, когда на байке и нужно гнать побыстрее, и сейчас она двигается под музыку, и все вокруг тоже танцуют, и даже эти, подкуренные, в ванной, - тоже.

Избавившись от засранца - или, во всяком случае, временно о нем забыв, - она замечает, насколько лучше выглядят эти люди, когда не слоняются просто так, а пляшут. Напротив нее оказывается девушка в кожаной юбке и коротких черных сапогах с побрякивающими серебряными шпорами. Шеветта улыбается, девушка тоже улыбается.

- Ты из города? - спрашивает девушка, когда музыка смолкает.

Это она в каком же смысле? - думает Шеветта. В смысле, что я работаю на мэрию? Теперь, когда девушка - вернее будет сказать: женщина - не танцует, она выглядит заметно старше, ей, наверное, лет под тридцать и уж всяко больше, чем самой Шеветте. Симпатичная, и не так, как это бывает, когда вся красота из косметички выужена, - темные большие глаза,