Рейс по ту сторону смерти (СИ)

    -- Что за дурацкие сны! -- кто-то проговорил в голове. По-английски, но отчего-то совершенно понятно. - Бони, гад, по голове пинал, вот оно и...

    -- А кто такой Бони? -- невольно подумалось.

-- Жлоб. Бони маленький. Странный ты, сон. Как мне может что-то сниться не по-английски?

-- А почему тебе и почему по-английски?

-- Потому что я сплю, и я -- англичанин.

-- А я не сплю, -- прикалываюсь над глюком.

-- Ну, правильно. Как ты можешь спать, если ты мне снишься?

-- Я, вообще, неместный...

-- А! Ты мне по ошибке снишься. Не туда залетел.

-- Гм. Залетел. Не туда. Да-а-а! А куда?

-- Ко мне в голову, конечно. Не в жопу же.

-- А что ж все так чешется-то?

-- В башке вши, а жопа, потому что обдристался.

-- Ё.........

-- Ухты! Давай еще!

-- И сколько раз подряд надо обделаться, чтоб так воняло?

-- Воняет? В трюме всегда так.

-- В каком трюме?

-- Каком-каком! В корабельном. Дурацкий ты какой-то, сон, тупой и болтливый.

       Я точно знаю, что я -- не сон. Как бы в этом убедиться? Ощупываю себя. Странная одежда. Но это пофиг. Не мог я за ночь так съёжиться! И сбрить усы! Обделаться -- это теоретически возможно. Трюм... э... по пьяни тоже вероятен. Но сбрить усы не мог. Только не я. Не я? А кто?

   -- Ты кто? -- снюсь и интересуюсь.

-- Закари.

-- Что ты делаешь в трюме, Захар?

-- Сплю.

-- А ещё?

-- Болтаю с дурацким сном.

-- А вообще?

-- Плыву на корабле на каторгу.

-- На сколько лет?

-- Почти четырнадцать.

-- Четырнадцать?! А за что так много?

-- Мне почти четырнадцать лет, а каторга пожизненная, за убийство. Мы тут все за убийства, в основном.

-- Что, не убийцы есть? -- ошарашенно ляпаю, что в голову пришло.

-- Нету, просто у некоторых, кроме убийств, всякого навалом.

-- Что, например, просто?

-- Конокрадство, поджоги, грабежи. Ещё насильники были.

-- Были?

-- Угу. Только кончились, болели сильно, каждый день.

-- А ты?

-- Я только за убийство.

-- Хм. Зак, а если я у тебя немного задержусь?

-- До утра?

-- До смерти.

-- Не знаю, я днём не сплю, бьют. Ты ночами прилетай, будем болтать о том, о сём.

-- За что бьют?

-- За то, что мелкий. Кормят сухарями с плесенью, я на оправку не успел и обдристался в трюме, отпинали и прозвали дристуном.

-- Почему не успел?

-- Из-за сухарей, ещё меня от трапа оттолкнули, три раза.

-- От какого трапа?

-- Вон там люк открывают и верёвку сбрасывают на полчаса.

-- А трап?

-- Верёвка с узлами и есть трап.

-- А если не сможешь залезть?

-- Тогда жди, пока, кто на палубу пробился, парашу поднимут, потом в очереди стой, терпи. Не вытерпишь -- обдрищешься в трюме, отпинают. И так пока не забьют, а когда забьют, на той же верёвке вытащат и выбросят в море. Всё, улетай, скоро утро, ссать охота!

-- Зак, я на денек останусь. Лады?

-- Нравится, когда бьют?

-- Не нравится, потому останусь.

   В башке взревели баззеры боевой тревоги. Зак внутренне сжался, набираясь отчаянья для броска. Только фигли готовиться? На ледяной решимости сталкера проверил моторику, ощутил каждый мускул. Ноги коленями к груди и резко вперёд.

   Лёгкое тело пацана удивительно послушно. Когда ноги коснулись пола, трюмный люк приоткрылся. Длинный прыжок и в кувырок. На выходе из кувырка замечаю, что люк открылся полностью. Сверху хрипло заревело.

   Слева и справа нехорошо. Один на низком старте, второй уже замахнулся. Присесть, уходя от удара и открытой ладонью первому в лоб. Поваляйся в гамаке, рано еще вставать. Над головой пролетел кулак. Теперь моя очередь. Локтем с разворота в солнышко. Удачно.

   Задержался я с ними. Сзади уже подбегают. Уклон и передняя подножка. Здорово грохнулся! Однако, у нас дела, поссать-таки надо.

   Прыгаю вперёд, снова в кувырок и на трап. Страдальцы на полу народ задержали, но несильно. Запнулись об тушки, но успели. Шустрые. Самому шустрому приз -- подъёмом ступни в нос уже с верёвки. Быстро поднимаюсь наверх.

   -- Куда теперь, Зак?

-- Вон клюзы в фальшборте, -- ответил Зак, перестав визжать.

   Он всё время утренней зарядки визжал от страха.

-- Уёёёоу, здорово!

-- Не от страха, значит, -- думаю, замерев в нирване у клюза.

Сзади бежит народ и снова не понять чего орёт. Странно, Зака я понимаю, а тут не в зуб ногой. Ещё радовался, что английский за ночь выучил. Фигушки.

-- Зак, чего они?

-- Опять отпинают. -- Зак обреченно.

-- На палубе? А вертухаи?

-- А им за счастье, когда кого-нибудь из нас бьют.

    Блин, толпой точно забьют. Сваливать надо, да и помыться не мешает. Разбегаюсь и прыгаю в море. Вдогонку снова кто-то хрипло орёт.

-- Чего ему, малыш? - спрашиваю у Закари в полёте.

-- Куда ты, дурак? Акулы! -- уже под водой Захар голосит на весь мозг.

Акулы и прохладная вода -- это неприятно. Пусть лучше изобьют.

-- Вон спасательный конец, к нему давай! -- вопит в башке пацан.

   Стежками быстренько гребу к веревке. Теперь нырнуть и, используя силу Архимеда и собственные... гм, не понять чьи, конечности выпрыгнуть из воды почти по пояс. Хватаюсь за конец и, подтянувшись, поджимаю ноги. Под самой задницей прошёл большой треугольный плавник. Фу-у!

   Полез на палубу по-альпинистски. Хорошо, хоть борт невысокий, и пеньковая верёвка не скользит в мокрых руках. Залез. А дядька в смешном наряде надрывается!

-- Зак, ну что ему опять?

-- Ты это... полетай пока где-нибудь, я тут сам, -- решает Захар.