Ученик воина

но ее сбросивший. Ее темные глаза были словно два глубоких провала, словно две могилы – одна для Ботари, другая – для него самого.

– Он ненавидел холод, – пробормотал он наконец. – Просто… принесите контейнер для трупов.

– Слушаюсь, сэр, – медтехник вышла, уже неспешно.

Подошел Мэйхью, смущенно и растерянно глядя в лицо смерти. – Мне жаль, милорд. А он мне уже начал нравиться, если можно так сказать.

– Да… Спасибо. Идите. – Майлз поднял взгляд на эскобарку. – Идите. – прошептал он.

Елена оборачивалась то к мертвому, то к живой, словно зверек, впервые посаженный в клетку и обнаруживший, что холодное железо обжигает живую плоть.

– Мама?.. – произнесла она наконец тоненьким голоском, так не похожим на ее обычный голос.

– Держись от меня подальше, – негромко огрызнулась на нее бледная эскобарка. – Как можно дальше. – Она взглянула на Елену с отвращением, презрительным, словно пощечина, и с надменным видом вышла.

– Э-э, Елена, – проговорил Арди, – может, пойдем куда-нибудь, присядешь? Я тебе дам выпить, м-м, воды или еще чего-нибудь. – Он с опаской потянул ее за руку. – Пойдем-ка прямо сейчас. Будь умницей.

Она позволила себя увести, лишь один раз оглянувшись через плечо. Ее лицо напоминало сейчас Майлзу руины разбомбленного города.

Майлз остался ждать медтехника наедине с мертвым телом своего первого вассала. Ему было страшно – и страх делался еще больше от того, что такое было непривычно. Это сержант всегда боялся за него. Он коснулся лица Ботари; гладко выбритый подбородок сержанта был шероховатым на ощупь.

– Что мне теперь делать, сержант?

Глава 16

Прошло три дня, прежде чем он заплакал, – а боялся, что и плакать не сможет. Слезы пришли ночью, когда он лежал в одиночестве – нахлынули неудержимым, пугающим его самого приступом и не прекращались несколько часов. Майлз посчитал, что это был просто катарсис, но такое повторилось несколько ночей подряд, и он теперь испугался, что это не прекратится. Желудок болел не переставая, особенно после еды, так что теперь он едва притрагивался к пище. Его резкие черты лица сделались еще резче, кожа обтянула скулы.

Дни слились в один серый туман. Люди, знакомые или нет, назойливо просили у него каких-то указаний, на что он отвечал неизменно лаконично: «Поступайте как знаете». Елена с ним вовсе не разговаривала. Его охватил страх, что она находит утешение в объятиях База, и он с тревогой принялся втайне за ней следить. Но, похоже, она не находила покоя нигде.

После одного особо вялого и безрезультатного совещания дендарийцев Арди Мэйхью поймал его наедине. Все совещание Майлз безмолвно просидел во главе стола, похоже, изучая собственные ладони; голоса его бранящихся друг с другом офицеров казались ему бессмысленными кваканьем.

– Бог свидетель, – тихо проговорил Арди, – я не очень-то понимаю в военной офицерской службе… – Он рассерженно набрал воздуху в грудь. – Но зато я понимаю, что нам не вытащить двести с лишним человек из этой беды, когда вы вот такой, да еще то и