Идору

– Шаннон побежал в свой номер, говорит, у него там есть. Не иначе как порнуху японскую смотрит. И еще. У него, у Шаннона, есть дружок в охране, и он говорит, что Блэкуэлл “порасспрашивал” одного из мужиков, которые пытались сегодня захватить Реза.

– Так это что, это все-таки он был им нужен? Рез?

– Вроде так. Они комбинатские, и им сказали перед налетом, что Рез что-то такое у них украл.

– Украл? Что?

– Этот мужик не знает. – Арли прикрыла глаза.

– А что с ним теперь, с этим, которого допрашивал Блэкуэлл?

– Не знаю. – Она открыла глаза и села прямо. – И как-то сомневаюсь, что мы когда-нибудь это узнаем.

– Он что, и вправду такое может? Пытать людей, убивать?

Арли молчала.

– Как бы там ни было, – сказала она в конце концов, – заставляя нас думать, что это возможно, он получает серьезное преимущество. А в прошлой своей жизни он точно этим занимался. Ты знаешь, что меня больше всего в нем пугает?

– Что?

– Иногда я ловлю себя на том, что вроде и привыкла к нему.

Стук в дверцу с ее стороны. За окном – Шаннон с соединительной кишкой в руках.

– Скажи, когда будешь готов. – Арли открыла дверцу и выскользнула наружу.

Лэйни смотрел сквозь тонированное ветровое стекло на бетонную стену и вспоминал ступеньки у дверей гейнсвиллского муниципального суда, как он следил за чистотой на этих ступеньках вместе с еще двоими приютскими, Шакиллом и Кенни. Шакилл тоже участвовал в тестировании медицинских препаратов, а Келли вскоре перевели в другое место, куда-то около Денвера. Лэйни не знал их дальнейшей судьбы, но это Шакилл первым заметил, что, когда вкалывают настоящий препарат, во рту появляется такой металлический вкус, вроде как алюминий или еще что. От пла-це-бо, сказал Шакилл, нет привкуса.

И ведь точно. Ты всегда мог сказать, то тебе ввели или это.

Они трое проходили там “трудовую практику”, пять или шесть дней убирали подношения, которые оставляли люди, ожидавшие суда. Считалось, что эти подношения могут быть источником заразы, а жертвователи всегда старались их получше спрятать, так что иногда и не найдешь, пока не завоняет или мухи не слетятся. Чаще всего куски курицы, перевязанные цветной ниткой. А однажды была, как определил тот же Шакилл, козлиная голова. Шакилл говорил, что все это оставляют распространители наркотиков, у них религия такая. Работать приходилось в зеленых резиновых перчатках с оранжевыми кевларовыми кончиками пальцев, от этого на руках высыпала потница. А чтобы складывать подношения, было белое ведро с защелкивающейся крышкой и облезлыми наклейками биологической опасности. Шакилл хвастался, что знает имена некоторых из этих, для кого подношения, богов, но Лэйни ему не верил. Все эти имена, вроде как О'Ганн или Сэм Эдди, были, конечно же, чистой выдумкой, и даже он, Шакилл, сказал как-то, забрасывая в ведро белый комок слипшихся куриных перьев, что уж лучше бы они наняли себе лишнего адвоката. “Но их тоже можно понять – ждут суда, мандражируют, вот и хотят подстраховаться с другой стороны”.

А