Ловец (СИ)

Боже милосердный.

Спасский без сил опустился на стул и, сжав голову руками, застонал. Каким же надо было быть идиотом, чтобы не вспомнить!

– Господи, Эмиль, – выговорил он, чувствуя, что сейчас впадет в истерику, и лишь не зная, что это будет – рыдания или хохот, или и то и другое вместе. – Только не говори мне, что ты герцог Норфолк… Даже не говори мне, слышишь? Да и как может существовать этот род в будущем?

Эмиль пожал плечами и откусил от полированно-блестящего красного яблока, которое ловко цапнул из корзины на столе.

– Почему бы ему не существовать? Он уже тысячу с лишним лет существует… Я не так далеко живу от тебя, Тони, у нас всего-то лишь две тысячи восьмидесятый год… Почему же мне не быть Норфолком?

– Вот в это я точно не могу поверить, извини.

Эмиль сочно захрустел яблоком.

– Не хочешь – не верь, право твое. Чего же тогда тебе виделись львы и единороги с мечами?

Антон застонал вторично – эту карту он ничем побить не мог.

– Мне кажется, по нам обоим сумасшедший дом плачет…

– Да брось, Тони, ну что за страхи? Это я должен пугаться тебя: сначала я думал, что ты какая-нибудь новая вирусная проекция, потом оказывается, что еще круче – ты просочился сквозь края моих снов, сквозь швы сновидений… Были еще моменты, когда я думал, что ты мое бесконтрольное подсознательное, и размышлял, с чем это связано, и что я должен делать в этом случае? Убить тебя, трахнуть, поговорить с тобой? Или, может быть, ты чудовище из лимба? Меня все это крайне утомляло. У меня и так утомительная работа, знаешь ли, мне вовсе не в кайф дополнительные риски. Думал, может, с твоей помощью я сгину внутри снов, провалюсь меж плохо сшитых краев сонных реальностей, и никто уже меня оттуда не вытащит... Невеселые это были размышления, дорогуша.

– Я понимаю в отдельности все слова, что ты мне говоришь, но в целом – как в том анекдоте: «Папа, а ты с кем сейчас разговаривал?» Ты ходил к психиатру?

– Я не буду тебе ничего доказывать словами. Мы просто пойдем туда, и ты сам все увидишь. И, может быть, я со временем даже представлю тебя королеве.

– Английской королеве? – засмеялся Антон.

Эмиль тоже засмеялся, но с другой интонацией, и смех Спасского сразу со всхлипом умер у него на губах.

– Английской, какой же еще?

Спасский не знал, чего ждать дальше. По-видимому, этот переменчивый британец из будущего со щербатой улыбкой, бешеной харизмой, до предела расширенным сознанием и какой-то очень опасной, затягивающей силой все уже решил за него, так что Антона интересовало сейчас, не что его ждет, а – как. Но оказалось, что он опять – ошибался.

Эмиль вдруг быстро поднялся и засобирался.

– В общем, Тони, я пришел забрать тебя, конечно, но если ты думаешь, что решение это будет полностью моим – ничего подобного! – сказал он. – У тебя есть время на раздумье – послезавтра в десять утра я жду тебя в Ротонде на Гороховой.

– Так это правда? – удивился Антон. – Все эти легенды о Ротонде – правда?

– Уж не знаю, все или не все, но дыма без огня не бывает, Тони. По крайней мере, в определенные периоды мы ей пользуемся. Правда, есть и другие места, но это – ближайшее по времени, а я не хочу тянуть, А вообще, конкретно Ротонду я не люблю. Мрачное место, унылое и тоскливое. Ну, до встречи… или прощай.

И Эмиль исчез быстро, как исчезают кошки.

***

Антон почти ненавидел этого психа за данную ему отсрочку.

Да что там, он ненавидел его, потому что сейчас был способен всерьез размышлять об отсрочке, о возможном перемещении в другой мир, о своей роли в будущем, о том, что, возможно, где-то по иронии судьбы его кто-то избрал, наделил уникальным талантом. Это было возмутительно лестно. Если бы можно было навсегда заразиться таким безумием, Спасский бы заразился без всякого промедления.

Да он уж заразился, чего уж там.

Потому что все эти сутки он не метался, не боялся, не сомневался – он убивал время, он ждал, он пытался, например, поспать днем – и не мог, и страшился. Ему иррациональным образом казалось, что если он заснет – что-то там, на сонных перекрестках, может случиться непоправимое – и встреча в Ротонде отложится, и он больше никогда не увидит Эмиля, и ему будет заказан вход в другую вселенную. Почему у него возникло такое чувство – непонятно. Возможно, Эмиль заронил в него тревогу намеками на некого другого телепата, мелодраматического злодея, который мог его выслеживать. С Эмилем он чувствовал себя в безопасности, а одиночество заставляло остро ощущать себя хрупким, беззащитным, как фарфоровая балерина на бабушкином комоде. По крайней мере, во время сна. Да и в реальности: ведь отыскал же Эмиль его в реальности, почему другому это не под силу?

Он ни разу не подумал, что оставляет здесь Софью, но он думал о родителях. Может ли он их оставить? Однако, поразмыслив, он заключил, что у родителей есть главное – они вместе и очень привязаны друг к другу. Да и кто знает, может быть, это будет временное перемещение? Может быть, время здесь почти совсем не двигается, когда там проходит лет пятьдесят или сто? Он же ничего не спросил, идиот. Может быть, его пропажи даже не заметят? Может быть, он сможет вернуться – если, например, поймет, что ему не подходит тот мир – или же его способности сильно преувеличены и не пригодятся там никому?

Тем не менее, он позвонил родителям и долго говорил с мамой и отцом – те возились в саду, сооружали альпийскую горку с «очень редкими растениями, мне прислали их почтой из Испании, дорогой», а потом позвонил бабушке – она слушала «Болеро» Рахманинова и собиралась на очередной спектакль, «ты не представляешь, это невероятно тонко для нынешнего уровня драмы».

Антон сказал, что наконец-то едет в командировку в Лондон для обмена опытом с тамошними журналами и, в общем, даже не соврал – он подозревал, что действительно окажется в Лондоне, только лет на семьдесят старшем, чем сейчас.

– Я куплю тебе красные туфли, – сказал он маме.

– Я куплю тебе красную сумочку, – сказал он бабушке.

Они были модными, его женщины. А Софье он звонить не стал – им вечером предстоял ужин в ресторане по поводу подтверждения ее поездки в Париж. Это даже хорошо, думал Антон, что все так совпало, так гладко. Не будет лишних вопросов, тем более что Соня сейчас только и может думать, что о столице Франции.

Отмечали ее парижский тур в рыбном ресторане под названием «Порт-Стэнли». Веранда, разумеется, выходила на воду, но и внутри было довольно мило: все эти стеклянные полы, под которыми расстилался имитированный морской мир – морские звезды, разноцветные водоросли, раковины всевозможных сортов, белый колючий песок, поблескивающий, словно соль. На логотипе ресторана красовался какой-то гибрид ската и акулы, а заказывать обед следовало так: выбрать охлажденную рыбу на витрине со льдом или живую – в аквариуме, и повара-сербы ловко хватали ее для вас и готовили.