Мастер-арфист

— Ты меня, должно быть, не помнишь, — сказал он, — однако я свою кузину Мерелан никогда не забывал.

Покалеченная рука, низкий голос, загорелое, обветренное и смутно знакомое лицо — все это и в придачу тяжелые сапоги помогли Робинтону отгадать загадку.

— Ранту?!

— Ага! — И пришелец расплылся в широкой улыбке. — Ранту из глухого леса. Надо же, ты еще помнишь мое имя — а ведь столько воды утекло!

Робинтон энергично потряс протянутую руку и пригласил обоих садиться, жестом попросив Сильвину принести угощение.

— Да, сколько времени прошло! И не счесть, сколько Оборотов! — сказал Робинтон. — Я до сих пор помню то лето, и море, и всех моих кузенов — я даже не подозревал, что их столько!

— Я слыхал, Мерелан померла, и уже довольно давно, — сказал Ранту, слегка помрачнев. — Я помню, как она временами пела на Встречах в Южном Болле.

— У тебя был прекрасный голос — она частенько его вспоминала.

— Да ну? — Старик просиял. Парень заерзал в кресле, не зная, что ему делать и как себя вести.

— Честное слово, — дружелюбно сказал Робинтон и слегка развернулся к мальчику, показывая, что он тоже может принять участие в беседе.

Ранту прокашлялся и подался вперед.

— Ну, я, собственно, за этим приехал.

— Как так?

— А вот так. — Ранту взял парнишку за плечо. — Это мой внук, Сибелл. Он умеет петь. Я хочу, чтобы он стал арфистом — ежели таланту хватит, конечно.

— Так это же прекрасно, Ранту!

— Ему тут будет лучше, куда лучше, чем в лесах. Я ведь не забыл твоего отца, знаешь ли, — лукаво усмехнулся Ранту. — Похоже, он был о нас не слишком высокого мнения.

— Ну, что ты…

— Э-э, не пытайся приукрашивать правду, парень — то есть, прошу прощения, мастер-арфист…

Ранту внезапно сообразил, что не по чину ему делать замечания такой важной персоне.

Робинтон рассмеялся.

— Ему просто было обидно потерять такой многообещающий дар!

— Я хочу, чтобы у Сибелла было будущее, — сказал Ранту. — Парень шустрый, уже сейчас играет на свирели, которую сам сделал, и на нашей старой гитаре. Все обучающие песни и Баллады он уже выучил назубок. Своего арфиста у нас там нет — больно холд маленький, — но я позаботился, чтобы Сибелл научился всему, чему можно было.

Робинтон обернулся к мальчику. Тот сидел как на иголках и, когда мастер-арфист посмотрел на него, вздернул голову. Паренек был такой же загорелый, как и дед, с копной выгоревших на солнце волос и широко расставленными темными глазами, которые потихоньку вбирали все, что находилось в комнате, от инструментов на стене до нот, набросанных на грифельной доске. Как прикинул Робинтон, мальчишке было одиннадцать-двенадцать Оборотов от роду. Кожа да кости, но со временем обещает вырасти крепким и высоким. Костлявые запястья и лодыжки торчали из рукавов и штанин слишком короткой одежды.

— Я тоже начал со свирели, знаешь ли, — мягко сказал он и указал на свирель, висящую на стене.

Парень, похоже, удивился.

— Ты привез с собой свою? — спросил Робинтон.

— Да он с нею не расстается! — гордо сказал дед и подмигнул Сибеллу.

Парнишка сунул руку за пазуху и вытащил многоколенчатую свирель, которую носил под рубашкой, подальше от посторонних глаз.

Робинтон встал и снял со стены свой собственный детский инструмент. Он улыбнулся Сибеллу, приспосабливая свои взрослые пальцы под отверстия, рассчитанные на маленькую руку. Потом быстро сыграл гамму и взглянул на Сибелла. Мальчишка слегка удивился, усмехнулся и повторил гамму, быстро и верно.

— А как насчет этого?

И Робинтон сыграл арпеджио.

Парень улыбнулся шире, поднес флейту к губам и воспроизвел мелодию.

— Какую из учебных Баллад ты больше всего любишь? — спросил Робинтон.

Мальчик заиграл Балладу о Долге — далеко не самую простую в исполнении. Робинтон присоединился к нему, дополняя основную мелодию несложными вариациями на флейте. Глаза Сибелла заблестели — он принял вызов, и два флейтиста завершили напев довольно цветистой кодой, поскольку Сибелл принялся плести свои собственные вариации.

Робинтон довольно хмыкнул.

— А спеть сможешь, пока я буду тебе аккомпанировать?

Высокий дискант мальчишки ни разу не сорвался — стало быть, кто-то все же научил его кое-каким секретам певческого мастерства. Голос у парня оказался приятный, к тому же у него было хорошее чувство ритма и верная интонация — он явно понимал, о чем поет. Да, Шонегар порадуется новому ученику…

— Вижу, что он твой родич, Ранту.

— Да и твой тоже, мастер Робинтон.

— Что да, то да!

Робинтон поневоле задумался, как хорошо было бы, если бы его сыном был Сибелл — а не несчастный дурачок Камо, но поспешно подавил недостойную мысль.

— Что да, то да, — повторил он и протянул мальчику руку. — Цех арфистов будет рад, если ты присоединишься к нам. Весьма рад.

— Не надо только ему делать поблажки — по-родственному.

— А я и не собираюсь, — заметил Робинтон и ободряюще улыбнулся Сибеллу.

В дверь постучали, Сильвина внесла поднос с угощением. В числе лакомств было и свежеиспеченное печенье. Парень потянул носом и оживился.

— Сильвина, познакомься, это Сибелл, внук Ранту. Он из холда моей матери и мой дальний родственник.

Сильвина поставила поднос на длинный стол и протянула Сибеллу руку. Мальчик вскочил на ноги, смущенно поклонился и только потом осмелился обменяться с ней рукопожатием.

— Что, новый ученик?

— И новый дискант для Шонегара. На флейте он тоже играет неплохо, — гордо сказал Робинтон. Не удержался и все же потрепал парня по голове — он был действительно рад приходу ученика. — Я познакомился с Ранту, когда был куда моложе Сибелла…

— Так вы — родич мастера голоса Мерелан? — спросила Сильвина, разливая кла и передавая вазочки с сиропом.

— Да, и мы очень, очень ею гордились, Сильвина, — с достоинством ответил Ранту.

— Мы все ею гордились, — сказала Сильвина и ласково улыбнулась новому ученику цеха арфистов.

Парнишка застенчиво улыбнулся в ответ и взял протянутую тарелку с печеньем.

Сибелл прижился быстро. Он был тих и скромен, но ненасытно жаден до всего, что имело отношение к музыке. Он то и дело заглядывал к Робинтону и спрашивал, не нужно ли ему помочь, пока все не привыкли к тому, что Сибелл сделался как бы тенью Робинтона. Сибелл начал играть с Камо, пытаясь научить его держать барабанные палочки и бить в барабанчик, который Робинтон сделал для сына. Каждый раз, когда Робинтон видел их вместе, это зрелище отзывалось болью у него в душе, однако же он не мог потребовать, чтобы Сибелл оставил его сына в покое, так же, как не мог отказаться от ненавязчивых и уместных услуг Сибелла.

— Парнишка так добр к Камо, — сказала Робинтону Сильвина однажды вечером. — Он вовсе не похож на других учеников, шумных и неуклюжих, и он, похоже, по-настоящему любит Камо… — Она осеклась и пристально посмотрела на Робинтона. — Знаешь, Роб, этот Сибелл для тебя — все равно что настоящий сын, истинный сын по духу. На самом деле, — добавила она, склонив голову набок, — Сибелл — не единственный из учеников, кто безраздельно предан тебе. Не стесняйся тратить на них душевное тепло, которое Камо все равно ни к чему. Они этого достойны, каждый по-своему, а Камо ты ничем не обделяешь.

— Увы! — с печалью отозвался Робинтон. — Если бы я мог дать мальчику хоть что-нибудь!

— Ты и так даешь ему все, что можешь. Он улыбается каждый раз, когда слышит твой голос.

Поразмыслив, Робинтон понял, что совет Сильвины сосредоточиться на многочисленных «сыновьях» был мудрым и здравым. Итак, он смирился, перестал думать о том, кем мог бы стать Камо, и, подобно матери мальчика, стал довольствоваться его радостными улыбками и хвалить за все, чему Камо мало-помалу учился: самостоятельно ходить, самостоятельно есть, выполнять мелкие поручения матери. Зачастую во всем этом ему помогал Сибелл.

Временами Робинтона навещал Ф'лон, — в особенности после того, как Неморт'а отложила на песке площадки Рождений великолепную кладку. Конечно, не втрое больше, чем в прошлый раз, однако же и двадцать четыре яйца — превосходный результат. Порой, когда Робинтон просил подвезти его на драконе, Ф'лон присылал синего всадника К'гана, но Робинтон не возражал против услуг моложавого певца Вейра. К'ган, неизменно пребывавший в хорошем настроении, сам по себе был неплохим бодрящим лекарством. И именно К'ган прилетел, чтобы доставить мастера-арфиста в Бенден-Вейр на празднество. Впервые Робинтон должен был присутствовать на Запечатлении в качестве официального лица, слишком уж редко теперь происходило это радостное событие… В летописях цеха арфистов говорилось, что в былые времена это случалось куда чаще. До того, как опустели пять Вейров…