Запад Эдема (пер. О. Колесникова)

Пелейн стояла на высоком корне высокого дерева так, чтобы все собравшиеся могли понимать, о чем она говорит. Энги остановилась с краю толпы, уселась, подобно другим, на свой хвост и стала слушать. Пелейн говорила о новом предмете дискуссии, который был весьма популярным, используя вопросы и ответы и говоря о том, чему хотела их научить.

Фарги, только что вышедшая из моря, спросила Угуненапсу:

– Что делает меня отличной от сквида, плавающего в море?

Угуненапса ответила:

– Различие, дочь моя, в том, что ты знаешь о смерти, тогда как сквид знает только о жизни.

– Но, зная о смерти, как я могу знать о жизни?

Ответ Угуненапсы был так прост и понятен, что, хотя она и сказала это на заре времен, он будет звучать и завтра, и всегда. Ответ этот поддерживает нас:

– Мы знаем об ограничении жизни и потому живем тогда, когда другие умирают. Это мощь нашей веры, и эта вера является нашей мощью.

Тогда фарги, едва вышедшая из моря, спросила в своей простоте:

– Разве, поедая сквида, я не приношу ему смерть?

И Угуненапса ответила:

– Нет, сквид приносит тебе жизнь своей плотью и, не зная о смерти, не может умереть.

Среди слушателей послышался ропот одобрения. Энги тоже была очарована ясностью и красотой этой мысли и на мгновение забыла все свои возражения, которые могла сделать оратору. Нетерпеливая в своем желании узнать, одна из йилан крикнула из толпы слушателей:

– Мудрая Пелейн, а что если сквид будет таким большим, что станет угрожать твоей жизни, а его вкус будет таким отвратительным, что его нельзя будет есть? Что нужно будет делать в этом случае? Позволить себя съесть или же убить сквида, даже зная, что не можешь его съесть?

Пелейн признала трудности проблемы:

– Тут мы должны поближе познакомиться с мыслями Угуненапсы. Она говорила о вещи внутри нас, которую нельзя увидеть, хотя нам она дает возможность говорить и выделяться среди бездумных животных. Она должна быть сохранена, и, следовательно, убивая сквида для сохранения ее, мы поступим правильно. Мы – Дочери Жизни, и должны сохранять жизнь.

– А что если сквид может говорить? – спросил кто-то. И этот близкий всем вопрос заставил слушателей напряженно замолчать. Пелейн заговорила:

– Угуненапса не дает ответа, ибо не знала говорящего сквида, – она помолчала и продолжила, – не знала она и говорящих устузоу. Следовательно, мы должны искать в словах Угуненапсы истинное содержание. Разве только речь выражает знание жизни и смерти? Если это правда, то, спасая свои жизни, мы должны убить устузоу, которые умеют говорить. Вот решение, которое мы должны принять.

– Нет, мы не можем решать так! – воскликнула Энги. – Не можем, потому что не знаем наверняка и тем самым оскверним все, чему учила Угуненапса.

Пелейн повернулась к ней и знаком выразила согласие с ее тревогой:

– Энги говорит правду и одновременно задает новый вопрос. Мы должны считаться с возможностью того, что устузоу могут знать о жизни и смерти. Это должно быть уравновешено фактом, что мы-то наверняка знаем об этом. С одной стороны, сомнения, с другой – уверенность. Поскольку мы ценим жизнь превыше всего, то должны выбрать уверенность и отбросить сомнения. Другого пути нет.

Посыпались новые вопросы, но Энги не слушала их, да и не хотела слушать. Она не могла избавиться от уверенности, что Пелейн говорила неправильно, и в то же время не могла выразить эту уверенность. Нужно подумать над этим. Она нашла укромное место вдали от других и сосредоточилась на этом вопросе.

Захваченная своими мыслями, она не заметила охранников, которые прошли сквозь толпу, набирая рабочий отряд. Пелейн стала одной из отобранных, хотя ничем не отличалась от других. Отряд был связан вместе и уведен.

Небольшая группа, куда попала Пелейн, не была связана, потому что предназначалась для особой работы. Никто из них не заметил, что постепенно Пелейн осталась одна. Охранников тоже отослал какой-то властный йилан, который повел ее длинным путем вокруг города, к двери, открывшейся перед ней. Она неохотно вошла, и дверь закрылась за ее спиной. В комнате был только один йилан.

– Вот теперь поговорим, – сказала Вайнти.

Пелейн стояла, склонив голову, глядя невидящими глазами на свои руки и нервно сплетая и расплетая пальцы.

– Я чувствую, что все происходящее здесь плохо, – сказала она, наконец. – Я не должна быть здесь и говорить с тобой.

– У тебя нет причин для таких чувств. Я просто хочу услышать, что ты можешь сказать. Разве не долг Дочери Жизни говорить с другими о своей вере и нести им просвещение?

– Это правда. Значит, вы хотите просвещения, Вайнти? Вы сейчас назвали меня Дочерью Жизни, а не Дочерью Смерти. Вы уже верите мне?

– Пока нет. Тебе придется привести много убедительных аргументов, прежде чем я стану в ваши ряды.

Пелейн выпрямилась, каждым движением своего тела выражая подозрение.

– Но если вы не верите, как это делаем мы, то что вам нужно от меня? Может быть, посеять разногласия в рядах Дочерей Жизни?

– Я хочу убедить тебя, что устузоу, которые убивают нас, сами должны быть убиты. Так будет справедливо. Мы защищаем наши берега и убиваем этих существ, которые угрожают нашему существованию. Я не прошу тебя изменять свои убеждения. Мне только нужна твоя помощь в этой, войне. Если ты сделаешь это, польза для всех нас будет огромной. Нужно спасать наш город. Эйстаа изменит свое решение, и вы все снова станете гражданами. Ваша вера будет узаконена, ибо тогда вы уже не будете представлять опасность для существования Альпесака. Ты станешь настоящим лидером Дочерей Жизни и будешь во всем следовать учению Угуненапсы.

Пелейн выразила смущение и тревогу.

– Я все еще сомневаюсь. Если устузоу могут говорить, они могут осознавать существование смерти и понимать жизнь. Если это так, я не могу помогать в их уничтожении.

Вайнти подошла к ней так близко, что их руки почти соприкоснулись, и с жаром сказала:

– Они – животные. Один из них научился говорить, как лодки учатся выполнять команды, только один из них. Остальные хрюкают, как животные в джунглях. И этот единственный, который может говорить, йилан, теперь убивает нас. Этим они разрушают все наши планы, и их нужно вышвырнуть отсюда – всех до единого! И ты поможешь этому. Ты выведешь Дочерей Смерти из мрака смерти, и они станут настоящими Дочерями Жизни. Ты сделаешь это. Должна сделать.

Говоря это, она мягко касалась больших пальцев Пелейн жестом, которым пользовались только эфенселе. Пелейн приняла этот знак внимания.

– Вы правы, Вайнти. Совершенно правы. Все должно быть так, как вы говорите. Дочери Жизни слишком долго жили в стороне от своего города. Мы должны, вернуться и снова стать его частью. Но мы не свернем с пути истины.

– Этого и не требуется. Вы будете верить, как верили, и никто не будет запрещать вам этого. Дорога вперед ясна и понятна и ведет к триумфальному будущему.

Глава 14

Это был первый лук Харла, и он страшно гордился им. Вместе со своим дядей, Надрисом, он ходил в лес, чтобы, найти нужное дерево, покрытое тонкой корой и с плотной и упругой древесиной.

Надрис выбрал тонкий побег, и Харл с беспокойством смотрел на пружинящий зеленый ствол, пока тот не был перепилен. Затем под руководством Надриса он соскоблил кору, покрывавшую его, пока не показалась белая сердцевина дерева. А потом пришлось ждать, и это ощущение было хуже всего. Надрис повесил кусок дерева высоко в палатке, чтобы он сох, и держал его так день за днем, пока он не дошел до нужного состояния. Когда пришло время, Харл внимательно смотрел, как Надрис методично скоблит его каменным скребком. Концы лука были осторожно заострены и на них сделали зарубки для тетивы, сплетенной из длинных, крепких волос с хвоста мастодонта. Даже поставив тетиву на место, Надрис не был доволен и для пробы дернул ее, после чего снял тетиву и вновь занялся деревом. Но наконец и это было закончено. Поскольку лук был Харла, он и должен был первым выпустить из него стрелу.