Олимп

– Афродита, – шипит быстроногий мужеубийца.

– Да, она непременно там будет. И еще Арес. Создатели маленькой преисподней, в которой ты сейчас очутился. Дозволяю тебе прикончить обоих. А за свою поддержку, милость и чудесную амброзию я попрошу лишь об одной услуге.

Ахиллес оборачивается, молча ждет.

– Уничтожь прозрачные баки, как только воскресишь свою амазонку. Прикончи Целителя – огромную, похожую на сороконожку тварь, безглазую и со множеством рук. Разрушь без остатка все, что найдется в том зале.

– Богиня, разве твое бессмертие от этого не пострадает?

– С этим я сама разберусь, о сын Пелея.

Афина Паллада протягивает руки ладонями вниз, и золотые капли амброзии падают на окровавленное, пронзенное тело Пентесилеи.

– Иди же. А мне пора заниматься своими делами. Скоро решится судьба Илиона. А твой жребий здесь, на Олимпе.

Она указывает на вулкан, уходящий громадой в небо.

– Ты говоришь так, словно я наделен божественной силой и властью, – шепчет ахеец.

– Ты всегда был наделен ими, сын Пелея, – изрекает Паллада и, воздев незанятую руку для благословления, квитируется прочь.

Раздается негромкий хлопок: это воздух устремляется в образовавшийся вакуум.

Ахиллес опускает царицу наземь, подле других мертвецов, но лишь затем, чтобы завернуть ее тело в самое чистое покрывало, какое только удается разыскать в боевом лагере. Затем находит свой щит, копье и шлем, походный мешок с хлебами, кожаные мехи с вином, которыми запасся несколько часов назад – как давно это было! Наконец, приладив оружие, он преклоняет колени, поднимает убитую амазонку и шагает навстречу вулкану Олимпу.

– Вот дерьмо! – Даэман стягивает с лица туринскую пелену.

Сколько прошло минут? Он проверяет напульсную функцию ближней сети. В округе – ни единого войникса. Окажись они рядом, уже давно бы разделали мужчину, как пойманного лосося, пока он здесь прохлаждался, захваченный драмой.

– Ну и дерьмо, – повторяет бывший коллекционер.

Никакого ответа. Лишь волны негромко плещут о берег.

– Что же сейчас важнее? – бормочет сын Марины. – Как можно скорей доставить эту заработавшую штуковину в Ардис-холл и разобраться, зачем Калибан оставил ее для меня? Или вернуться в Парижский Кратер и разведать, что на уме у многорукого-словно-каракатица?

С минуту он тихо стоит на коленях, потом поднимается с песка, убирает расшитую пелену в заплечный мешок, вешает меч на пояс, подхватывает лук и устремляется на пригорок, к заждавшемуся факс-павильону.

27

Затемно пробудившись, Ада увидела в комнате сразу трех войниксов. Один из них держал между длинными пальцами-лезвиями отсеченную голову Хармана.

Тут женщина проснулась по-настоящему, среди предрассветных сумерек, чувствуя, как бешено колотится сердце. Рот ее был широко разинут, как если бы готовился испустить вопль ужаса.

«Милый!»

Она выкатилась из постели, присела на краешке, обхватила виски ладонями. Кровь грохотала, не унимаясь, даже голова кружилась. Невероятно: как это Ада смогла забыться, пока супруг еще на ногах. Все-таки глупая штука – беременность, подумалось ей, подчас ощущаешь себя предательницей.

Хозяйка Ардис-холла заснула прямо в одежде – в холщовых штанах, жилетке, блузке и толстых носках. Будущая мать как смогла уложила волосы и разгладила длинную юбку, чтобы не выглядеть неряхой. Прикинула, не взять ли немного драгоценной горячей воды из общих запасов и принять ванну, но передумала. Мало ли что могло произойти за час или два, с тех пор как она задремала. Ада обулась и поспешила вниз по лестнице.

Харман стоял в передней гостиной с широкими, еще не разбитыми остекленными стенами, за которыми открывался вид на южную лужайку до невысокого частокола. Хмурые тучи не только совершенно застили восходящее солнце, но и начали сыпать белой крупой. Молодая женщина лишь однажды видела подобное в Ардисе, да и то – в детстве. Около дюжины колонистов обоего пола, в том числе и Даэман со странным румянцем на лице, негромко переговаривались у самой стены, глядя на снегопад.

Ада наспех обняла кузена и тут же прижалась к супругу, обвив его шею рукой.

– Как там Оди… – начала она.

– Никто пока жив, но уже одной ногой в могиле, – тихо промолвил девяностодевятилетний мужчина. – Он потерял много крови. Дышит с усилием, все хуже и хуже. Лоэс говорит, через час или два ничто не поможет. Вот решаем, как нам следует поступить… – Он обнял жену за талию. – Даэман привез ужасные вести о своей матери.

Хозяйка Ардис-холла выжидающе посмотрела на друга. Неужели Марина окончательно отказалась переезжать? Они с кузеном дважды наведывались к ней за последние восемь месяцев, но так и не смогли переубедить упрямицу.

– Она мертва, – сказал молодой мужчина. – Калибан убил ее и всех обитателей башни.

Ада прикусила сустав пальца чуть ли не до крови, проговорила:

– О, Даэман, как я тебе сочувствую… – И только потом, осознав услышанное, прошептала в ужасе: – Калибан?

Рассказы Хармана об орбитальном острове Просперо уверили ее, что чудовище там и подохло.

– Калибан? – беспомощно повторила будущая мать, еще не стряхнувшая с разума бремя ночного кошмара. – Ты уверен?

– Да, – отвечал кузен.

Ада обвила его руками; напряженный и твердый, точно скала, молодой мужчина рассеянно погладил ее по плечу: должно быть, еще не пришел в себя от потрясения.

Разговор перекинулся на оборону особняка минувшей ночью. Войниксы пошли в атаку около двенадцати часов, тварей было не меньше сотни, а то и полутора – моросящий дождь и кромешная мгла не давали разглядеть наверняка, – и все устремились на частокол одновременно с трех разных сторон. Это было самое крупное и, без сомнения, самое слаженное нападение в истории Ардиса.

Защитники перебили войниксов перед самым рассветом. Вначале разожгли гигантские жаровни, потратив бесценные, сэкономленные нарочно для этой цели керосин и бензин-растворитель, осветив ограду и поля за нею, после чего обрушили на врага сущий шквал прицельного арбалетного огня. Болты далеко не всегда попадали по панцирям или кожаным наростам противников, гораздо чаще получалось наоборот, так что к утру колонисты лишились огромной части своих запасов, зато поубивали дюжины войниксов: команда Лоэса насчитала на полях и в лесу пятьдесят три недвижных тела.

Некоторые твари успели перепрыгнуть частокол (войниксы, подобно гигантским кузнечикам, умели скакать прямо с места на тридцать футов и выше) и прорвались к воротам, но не в сам особняк – там их остановили «тыловые бойцы» с острыми пиками. Восемь человек получили ранения, из них только двое пострадали всерьез: женщине по имени Кирик раздробило руку, а Ламан, приятель Петира, лишился четырех пальцев. Правда, в последнем случае виноваты были не вражеские лезвия, а свой же товарищ по оружию, неудачно замахнувшийся мечом.

Но именно соньер помог колонистам переменить ход битвы.

Харман поднял овальный диск со старой платформы джинкеров, расположенной высоко на крыше Ардис-холла. Хотя в машине имелось шесть мелких углублений с мягкой обивкой, позволяющих лежать навзничь, Петир, Лоэс, Реман и Ханна предпочитали стрелять с колена: мужчины из винтовок, дама – из лучшего арбалета, который смастерила своими руками.

Опускаться ниже шестидесяти футов, опять же из-за повышенной прыгучести войниксов, было рискованно, однако и этого оказалось достаточно. Даже в дождь и в кромешном сумраке летучим стрелкам удалось остановить нашествие тварей, которые носились, точно тараканы, и прыгали, будто саранча на сковородке. Харман повел соньер меж высоких деревьев у подножия и на вершине холма. Защитники пускали с укреплений тучи горящих болтов; катапультированные шары пылающего, шипящего бензина-растворителя озаряли темную ночь. Войниксы разбегались, воссоединялись и нападали снова, но после шестой попытки наконец убрались прочь. Часть их отправилась к дальней реке, часть – на северные холмы.