Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)

Октавия чувствовала, что теперь кровь бежит у нее по носу, пощипывает губы и капает с подбородка. Бандана не создавала ей препятствий, это была всего лишь жалкая повязка. Она уже насквозь пропиталась и никак не мешала медленному просачиванию.

Приблизившись к открытой двери, она достала собственный пистолет.

— Хозяйка.

Она бросила взгляд на Пса.

— Я пойду первым, — заявил тот. Не дожидаясь ответа, он направился внутрь, не испытывая нужды пригибаться из-за горба, держа дробовик на уровне незрячих глаз.

Она вошла за ним, целясь из пистолета.

Комната была пуста. Все хирургические столы были пустыми. Брошенная аппаратура не шумела и не двигалась. Октавия моргнула человеческими глазами, чтобы прогнать жгучее прикосновение крови. Помогло не очень сильно.

В морозильной камере металл ударил о металл с почти оглушительной громкостью. Она резко развернулась к дальней стене, целясь в десять герметичных дверей хранилища, каждая из которых была высотой и шириной с человека. Одна периодически содрогалась от ударов изнутри. Что бы ни находилось внутри, оно хотело выйти.

— Давай-ка убираться отсюда, — пробормотала она.

Пес был менее склонен к бегству.

— Оно может нам навредить, хозяйка?

— Это просто эхо, — она проверила счетчик боезапаса пистолета. — Просто эхо. Как девочка. Просто эхо. Эхо никому не может навредить.

У Пса не оказалось возможности согласиться. Дверь хранилища с визгом петель рванулась наружу. В темноте внутри двигалось что-то бледное.

— … не из болтера Малхариона… — рассек холодный воздух лишенный интонации, но при этом резкий замогильный голос — …хочу присоединиться к Первому Когтю…

Октавия попятилась с широко раскрытыми глазами, бормоча Псу следовать за ней.

Дверной проем загородила еще одна фигура. Она была высокой, во мраке был виден лишь силуэт, красные линзы безмолвно отслеживали движения.

— Талос! — выдохнула она имя, на нее нахлынуло облегчение.

— Нет, навигатор, — Повелитель Ночи шагнул в помещение, обнажая оружие. — Не Талос.

Он вернулся, в точности как и было известно Вариэлю. Живодер поприветствовал его кивком и деактивировал гололитический текст, который изучал.

Талос пришел не один. Позади него, облаченные в броню и шлемы. стояли Сайрион, Ксарл и Меркуциан, которые не издавали ни звука, кроме сливающегося рычания доспехов.

— Когда я сплю, — пророк выглядел почти пристыженным, — я вижу сны. Мышцы реагируют, но я не просыпаюсь. Если я разорву ремни, привязывающие меня к столу, братья подержат меня, пока ты проводишь операцию.

— Одного не хватает, — заметил Вариэль.

— Узас часто предпочитает не обращать внимания на наш зов, — отозвался Сайрион, — если только нет угрозы войны.

— Хорошо, — апотекарий Корсаров направился к одинокому столу в его личных покоях. — Начнем.

XIV

Привязанности

Голоса братьев приглушены и легко исчезают из памяти, они принадлежат миру кислых запахов, мучительных мыслей и боли в мышцах. Попытка сконцентрироваться на словах грозит вырвать его из сна, утянуть назад в мерзлую камеру, где его тело бьется на столе, став рабом своего изъяна.

Пророк избавляется от уз, связывающих его с тем миром, и ищет убежища в ином месте.

Братьев больше нет, когда он…

…открыл глаза. Рядом упал еще один снаряд, и серые крепостные стены содрогнулись под ногами.

— Талос, — раздался голос капитана. — Мы выдвигаемся.

— Я занят сбором, — произнес он сквозь сжатые зубы. Руки трудились с механическим мастерством, ломая, рассекая, пиля и извлекая. Над головой с визгом пронеслось что-то с отказывающими двигателями. Он рискнул бросить взгляд и увидел, как наверху входит в гибельный штопор десантно-штурмовой корабль Железных Воинов с горящими ускорителями. Цилиндр с геносеменем со щелчком втянулся в перчатку в тот самый миг, когда серый «Громовой ястреб» пробороздил поверхность одного из сотни окрестных шпилей. По стене вновь пробежала ужасающая дрожь.

— Талос, — настойчиво протрещал в воксе голос капитана. — Где ты?

— Готово, — он поднялся на ноги, подобрал болтер и побежал, оставив позади распростертое на камне тело брата по Легиону.

— Я вернусь за ним, — сказал на канале воин из его отделения.

— Поторопись, — по понятным причинам капитан был в мрачном расположении духа.

Зрение апотекария помутилось, шлем пытался отфильтровать сенсорный натиск очередного пушечного обстрела. Башенные орудийные батареи, грохоча огромными пастями, извергали в небеса боезапас. Впереди широко раскинулся очередной бастион, там его братья с легкостью расправлялись с расчетами орудий. Разорванные на куски люди взлетали над зубцами и падали на сотни метров вниз гротескной пародией на град.

Сзади на него обрушился вес, которого оказалось достаточно, чтобы бросить его на четвереньки. Какое-то мгновение на ретинальном дисплее мерцали бессмысленные помехи. Талос моргнул и ударил лбом о землю. Тут же вернулась ясность. Он перевернулся и открыл огонь из болтера, как только оружие нашло цель.

— Кулаки, — передал он по воксу. — Сзади нас.

Они бежали, нарушив строй и сжимая в золотых руках болтеры. Несмотря на расстояние, от наплечника с треском отскочил еще один болтерный заряд, и по стене разлетелись осколки.

Попытавшись встать, он получил в грудь болт, который разорвался о нагрудник и расколол эмблему Легиона. Издав придушенное ворчание, он рухнул назад.

— Лежи, — скомандовал один из братьев. На визоре вспыхнула именная руна — имя сержанта.

Темная перчатка ударила по бронированному вороту, схватившись за керамит.

— Продолжай стрелять, — скомандовал сержант. — Прикрывай нас, иначе мы оба покойники.

Талос перезарядил оружие, с хрустом загнав магазин на место, и снова открыл огонь. Брат пригнулся позади, паля из пистолета и оттаскивая апотекария назад.

Когда они укрылись за грудой щебня, сержант отпустил его.

— Благодарю, брат, — произнес Талос.

Сержант Вандред перезарядил пистолет.

— Ерунда.

— Держите его неподвижно.

Вот. Опять голоса братьев, более отчетливые, чем в прошлый раз.

— Держу. — Ксарл. Раздражен. Тот же беспокойный скрежет, которым всегда, даже в молодости, был окрашен его голос.

Пророк чувствует, как костяшки подергивающихся пальцев щелкают о стол. Возвращается осязание, а вместе с ним — боль. В легкие врывается ужасно холодный воздух.

— Проклятье, — голос Вариэля. Брата по клятве, не по крови. — Он в сознании или полностью погружен в сон? Показания свидетельствуют и о том, и о другом.

Пророк — более не апотекарий на стенах Терры — бормочет напитанные слюной слова.

— Это видение. — Сайрион. Это был Сайрион. — Такое бывает. Просто работай.

— Оно влияет на его сон и генерирует аномальные показания. Кровь Пантеона, после такого его каталептический узел может никогда больше не заработать — тело пытается отторгнуть имплантат.

— Его что?

— Я не шучу. Его физиология бунтует, отторгая имплантаты, связанные с мозгом. Такое должно происходить при каждом видении — раны это усугубляют. Что бы это ни были за сны, это не естественный побочный продукт геносемени.

— Ты имеешь в виду, что на нем порча? Прикосновение варпа?

— Нет. Это не мутация, а генетическая эволюция. У многих инициатов геносемя не приживается. Разумеется, вы все это видели.

— Но у него-то прижилось. Оно осталось.

— Осталось прочно, но не гармонично. Взгляните. Взгляните на пульс и на символы тут и тут. Посмотрите, что его имплантаты делают с человеческими органами. Собственное геносемя ненавидит его. Химикаты и составы, которые были выделены в молодости, чтобы сделать его одним из нас, до сих пор не успокоились у него в крови. Они пытаются изменить его даже сейчас, развить дальше. Как и нам, ему некуда развиваться за пределы генноусовершенствованного состояния. Но его тело продолжает пытаться. Результатом является это… пророческое состояние. Тело Талоса слишком активно обрабатывает кровь вашего примарха. Гены постоянно меняются.