Ласточкин хвост (СИ)

Драхен-хаус слыл красивейшим зданием столицы. Да и всей республики, наверное. Его высоченный шпиль тянулся в небо острой иглой, прихотью владельца служа причальной мачтой для дирижаблей: цельнометаллических гигантов и небольших судёнышек — таких как их «Ласточка». LS-129, рассчитанный на два десятка пассажиров, романтик Тейн называл исключительно по имени и никак иначе. За те два года, что они ютились вдвоём в рубке управления, Нилс привык к подобным чудачествам. А некоторые и вовсе перенял незаметно для себя.

— Уже решил, чем занять выходные? — наплевав на нормы приличия, он расстегнул несколько пуговиц, оттянув колючий воротник кителя. Пальцы машинально прошлись по рваному шраму, что терялся в бороде. Сам он поскорее мечтал оказаться в своей пустой, но такой манящей берлоге на окраине Юст-Зейна. Всё-таки у длительных рейсов были недостатки.

— Сначала отвезу своего старика в госпиталь, я ему обещал. А потом — кто знает. Весеннюю ярмарку ещё не отменяли, — Тейн расплылся в улыбке довольного кота. — Ну а ты? Собираешься наведаться к старине Якобу? Или сразу того, за «мазелями» к мефрау Штукерт?

Никлас громко цокнул языком.

— Ты моих мазелей не трожь, салага. Они, между прочим, прекрасны, как вешний снег под жарким солнцем и всё такое.

Братец-пилот аж присвистнул.

— Вот это поэзией пахнуло! Прямо дышать нечем. Эй! — увернувшись от тычка в плечо, салага проскользнул меж автоматических створок, которые захлопнулись перед самым носом Нилса.

Выругавшись сквозь зубы, он толкнул стеклянную дверь, и та запоздало отошла в сторону. Ветер в знак приветствия бросил за шиворот пригоршню мокрого снега, и пилот поёжился. Дом, милый дом.

Пробежав несколько шагов по скользкой от воды площади, он догнал Тейна. Тот остановился перед массивной тумбой, заклеенной сверху донизу афишами и объявлениями. Взгляд Нилса сразу же упёрся в призывный плакат имперского цирка, что обещал незабываемое магическое шоу, и он презрительно хмыкнул. Если уж тамошние волшебники ищут пристанище в балагане, то мир и впрямь катится в бездну. Хотя от ублюдков из Эринхаста он другого и не ждал.

— Быть может, сходишь? — Тейн кивнул на листовку «Маленстада», изрядно намокшую и выцветшую. — Хотя бы раз?

Голос на сей раз звучал серьёзно. Он не терял надежды урезонить Нилса, но упрямец в очередной раз покачал головой.

— Как знаешь, дружище, — подняв воротник кителя, паренёк отвернулся, вглядываясь в серую пелену улиц.

Они с Тейном были разные. Неунывающий романтик и хлебнувший жизни циник — всё равно что два полюса, которые навряд ли сошлись бы, не будь у них «Ласточки».

Привыкать друг к другу пришлось долго, наступая на горло собственным принципам и попирая старые привычки. В основном, это касалось Нилса, потому что Тейну всё давалось легко. Он даже обижаться дольше трёх минут не умел, не говоря уж о чём-то большем. Вечная улыбка до ушей и душа нараспашку — за таким глаз да глаз, чтобы не натворил чего. Ему ведь, Нилсу, за ним расхлёбывать. Так и начал со временем относиться к младшему пилоту, как к сыну, несмотря на то, что их разделяло всего тринадцать лет.

Отеческая любовь у Нилса выражалась обычно в рукоприкладстве. По его разумению, хорошая затрещина была продуктивней сотни слов. Исключительно в воспитательных целях. А потом уже можно одобрительно хлопнуть по плечу и дать житейский совет. О тех же мазелях, к примеру, с которыми у парня последнее время не клеилось.

— Похоже, мой, — увидев приближавшийся трамвай, Тейн встрепенулся.

— Тогда бывай, салага. Забегай, если что, только не завтра.

— Договорились, — улыбнувшись, он крепко пожал руку Нилса и запрыгнул в трамвай.

Ждать на остановке пришлось недолго. Прохожих — раз, два и обчёлся. Середина рабочего дня и клятая погода мало способствовали прогулкам. Да и подошедший трамвай пятого номера оказался почти пуст.

Чтобы не вызвать чужих возмущений, Нилс пристроился в самом конце вагона. Достал из кармана папиросу и, чиркнув спичкой, задымил в приоткрытое окно. Сквозняк ерошил волосы, и капли влаги застывали на бровях. На душе было спокойно.

Так случалось всегда после рейса. Когда отчёт оставался позади, а долгожданный чек грел душу, покоясь в нагрудном кармане. Уж чем славилась «Аэр-Републик», так это тем, что не задерживала выплату сотрудникам. Покидать офис конторы на двадцатом этаже административного блока Драхен-хауса было неизменно приятно.

В остальном же — приятных вещей в жизни Никласа было немного. Ограничивались они мягкой постелью, кружкой тёмного пива и крепкими бёдрами чернобровой мазели. Ну и партийными собраниями, на которые он попадал раз в месяц. Собрания эти плавно перетекали из дома культуры в ближайший кабак, где изрядно набравшиеся менэйры вовсю поливали помоями нынешнее правительство. Такие консерваторы, как Никлас, могли запросто отвести там душу.

Он стряхнул пепел в щель между замызганными стёклами.

Три вещи Нилс не переваривал в этой жизни: имперцев, лизоблюдов и глупых куриц, что рвались в высшие эшелоны власти. Если разобраться, девочки мефрау Штукерт нравились ему как раз потому, что не брались рассуждать на темы, в которых хрена лысого не смыслили. Просто делали свою работу и брали справедливую плату.

Тейн частенько укорял его, но Никлас не думал оправдываться. Он был твёрдо уверен: стоит одарить женщину властью, и мир полетит в бездонную пропасть. И никак не мог взять в толк, почему салага, дважды обведённый вокруг пальца представительницами коварного пола, продолжает надеяться на взаимное и вечное.

Звонок трамвая весело чиркнул, и вагон замер на конечной остановке.

Юст-Зейн был далеко не лучшим местом: одно- и двухэтажные дома тянулись до самого побережья, жались друг к другу, нахохлившись черепичными крышами, как тощие петухи на жёрдочке. Узкие проулки весной превращались в обширное болото, в котором прохожие могли запросто оставить ботинки. Автомобили здесь не ходили в принципе. Жителям бедных кварталов пришлось бы копить полжизни, чтобы заработать на личный транспорт. Да и мало кто стремился к этой цели.

Простые обыватели лелеяли мечты попроще. Как бы починить покосившийся забор, отправить сына в школу или того хуже — отыскать дешёвое пойло, чтобы прямо с утра заложить за воротник. Встречались, конечно, и порядочные семьи, которым просто не везло.

Проходя мимо семнадцатого дома, Нилс кивнул менэйру Фойвелю, что курил трубку, стоя на крыльце в домашних тапках. Мужик толковый, служил раньше во флоте — ещё зелёным юнцом во время войны, с которой минуло четверть века. Друзьями они не были, но перекинуться парой фраз вполне могли. До тех пор, пока в разговор не встревала его сварливая жёнушка.

Отворив калитку, Никлас поморщился. Каждый раз, глядя на видавшую лучшие времена халупу, он обещал себе починить крышу и заменить трубу. И каждый раз откладывал эту заботу на завтра. А мефрау ван Линден попросту стеснялась ему напомнить.

Сухонькая, но прыткая ещё старушка владела второй половиной дома, который унаследовала в далёких пятидесятых. Уже после смерти мужа и детей она решила передать дальние комнаты в пользование новых хозяев. Так Никлас обрёл соседство пожилой пианистки и дюжины кошек, что вечно путались под ногами.

Осторожно отогнув дощечку под крыльцом, он достал из тайника ключи. Уже предвкушая встречу с умывальником и матрасом, вытряхнул содержимое почтового ящика. Пара газет за прошлую неделю, жёлтые бумаги квитанций… Одна из них выпала из общего вороха, приземлившись в лужу талой воды. Ругнувшись, он поднял её за край. Буквы вмиг расплылись и с трудом ложились в слова, однако заголовок не оставлял сомнений.

Никлас держал в руках повестку.

II

Крыша в полицейском участке протекала давно. Должно быть, с самой зимы, и никто до сих пор не удосужился заделать щели. Пожелтевшая штукатурка крошилась на глазах, в то время как тяжёлые капли продолжали падать с потолка, разбиваясь о зелёный линолеум. Запах сырости беспардонно забивался в ноздри, и Никлас с нетерпением поглядывал на стрелки часов. Телефонный разговор затягивался.