Звезда Нибелии (СИ)

- Ты не видел того, что видела я, – замедленно ответила Юта. – Там невозможно выжить.

Она прошла на кухню и засыпала кофе в кофеварку. Часы показывали без четверти девять, скоро ей надо на вечернюю смену в кафе.

- Юта, скорее подойди! – голос Бабли звучал взволнованно.

Девушка поспешила в гостиную. Друг смотрел на экран включенного телевизора – старого, всего восемнадцать дюймов. На будущий год они планировали купить новый.

- Т-только что было с-сообщение в новостях, - Бабли снова начал заикаться.

Юта присмотрелась к нему: краски сошли с лица, а маленькие глазки расширились.

- Что такое? – спросила журналистка, подходя к другу, и ее голос дрогнул.

- Только что передали, что мэр умер.

- Да, и что?

Бабли посмотрел на девушку.

- Они сказали, он умер у себя дома от сердечного приступа.

На Юту словно обрушился ледяной водопад. Сердце лихорадочно заколотилось, в ушах стоял шум воды. Нет, не воды, - собственной крови, бушующей в венах.

Опомнившись, Бабли затараторил, что это, должно быть, сделано специально, чтобы не пугать людей, но Юта не слушала его. Она обшаривала комнату цепким взглядом.

- Ты меня слушаешь? – донеслись до нее слова друга.

- Мне надо идти.

- Куда?! – воскликнул Бабли и поспешно вскочил.

- Надо успеть кое-куда перед работой.

- Я не знаю, куда ты собралась, но мне знаком этот взгляд. Ты опять станешь совать нос, куда не следует. – Фински был близок к тому, чтобы разозлиться, и это удивило Юту. - Я говорю тебе, что это плохая идея.

Но девушка только отмахнулась.

- Нельзя же всю жизнь работать официанткой. Я всегда знала, что однажды опубликую грандиозную сенсацию, и мою газету заметят. Но сперва каждому журналисту приходится копаться в грязи.

***

Вероятно, это было безрассудно и даже рискованно, но журналистский инстинкт пересилил все предостережения разума. Юта должна была вернуться туда – на место преступления. Ей все еще было страшно и за каждым углом мерещились люди в серой униформе. Но она убедила себя в том, что все позади. Ей удалось удрать, убийцы не видели ее, они даже не знают, что она женщина.

Так или иначе, сейчас важнее другое – выяснить, за что убили мэра, и не связано ли это с внезапно созванной пресс-конференцией.

Юта спустилась на минус первый этаж «Глобуса», сердце неровно бухало в груди. Она остановилась, беря себя в руки, и направилась туда, где все случилось.

Первым, что насторожило еще при приближении – была абсолютная тишина. Не было слышно ни щелчков журналистских фотокамер, ни сирен скорой, ни переговоров полиции. Подойдя ближе, Юта обнаружила, что место преступления не было оцеплено, как обычно происходит в таких случаях. Более того, оно выглядело так же, как когда она пришла сюда сегодня утром.

Затаив дыхание, Юта приблизилась к месту убийства. На мгновение девушке подумалось, что сейчас она увидит мэра, все еще лежащего за машиной на окровавленном бетонном полу.

Но присмотревшись, она поняла, что машина, стоящая на месте 16А – вовсе не черный М-24. И мэра, конечно же, здесь больше нет. Сторонний человек ни за что не догадался бы, что несколько часов назад на этом самом месте произошло кровавое убийство.

Разглядывая бетонный пол возле места, где стояла машина мэра, Юта не заметила ничего необычного. Не было ни крови, ни каких-либо следов. Более того, пол в этом месте выглядел так же, как и везде – пыльным и грязным, со следами от ботинок и автомобильных шин. А ведь он здесь должен быть идеально чистым, учитывая, что с него только что смывали кровь.

Нет, люди, устроившие все это, точно не обычные убийцы или грабители. То, с какой точностью и детальностью все проработано и выполнено, говорит о высшем уровне профессионализма. И еще о том, что здесь сработала целая команда – три человека за пять часов ни за что не сумели бы спрятать труп, убрать все и одновременно подстроить сердечный приступ у мэра дома.

И еще у Юты из головы не выходили слова убийцы. Он говорил с мэром так, будто тот был обычным наемным служащим, которого в случае неудачи или неповиновения можно легко заменить. Кем бы ни были эти люди, несомненно, они обладают огромной властью.

Журналистка сделала пометку в блокноте. Проверить, кому могла быть выгодна смерть мэра Гованса – его оппоненты, преемники, политические соперники. Девушка закрыла блокнот и осмотрелась. Под потолком, к железобетонному перекрытию прикреплена видеокамера, смотрящая вниз немигающим черным глазом объектива. Раз здесь есть камеры, то можно попытаться получить разрешение на просмотр пленки. Вдруг она запечатлела убийство?

Закончив внизу, Юта поднялась в офис охраны. Журналистское удостоверение часто открывало перед ней разные двери – особенно если люди не знали издание, в котором она работает.

Охранник согласился прокрутить для нее запись с нескольких камер. Юта стояла за его правым плечом, в то время как мужчина вручную отматывал запись назад. Девушка почувствовала, как, несмотря на работающий кондиционер, у нее вспотели ладони, когда время записи приблизилось к девяти утра – времени убийства. По ее просьбе охранник поставил запись на обычную скорость, Юта впилась взглядом в экран. Внезапно запись мигнула. Только что машина мэра стояла на месте 16А, и вот ее уже нет, а на том же месте стоит совершенно другой автомобиль.

- Что за черт? – мужчина выглядел искренне удивленным.

Он снова отмотал запись назад, пристально всматриваясь в экран. На том же месте изображение снова моргнуло.

- Что это? – спросила Юта, холодея, уже догадываясь об ответе.

- Не пойму, в чем дело, – охранник растерянно повернулся к журналистке. – Полчаса записи пропали. Их просто нет.

***

Таурис стоял в зените, поливая землю белыми, как чистейший свет творения, обжигающими лучами. Корт ощущал его касание к своей коже там, где она не была скрыта хилтом. Оно было настолько жарким, что почти обжигало, будто поднесенные к самой коже раскаленные угли. Так что мужчине приходилось сдерживать себя от того, чтобы не спрятать руки в широкие рукава накидки.

Но он не делал этого. Вместо этого он повернулся на запад, туда, откуда, находясь на пол пути между зенитом и горизонтом, на землю проливал горячее золото Аттрим. Он был меньше своего старшего брата и, может, именно поэтому касание его лучей было не столь обжигающим.

Аттрим всегда казался Корту прекрасным – он был смешением блекло-розового и золотого. И если смотреть на слишком яркий Таурис было невозможно, не обжигая глаз, то его младший и более скромный брат позволял людям любоваться собой. Особенно в те часы, когда подходил наиболее близко к горизонту, находясь примерно в тридцати градусах над землей.

Народ называл это время «часом жатвы», имея в виду, что именно эти часы были лучшим временем для того, чтобы выйти наружу из полумрака Утегата. В эти несколько часов Аттрим приобретал насыщенный розовый оттенок. Его свет становился менее интенсивным, и в то же время вокруг звезды появлялся золотистый ореол, словно она одевалась в золотую корону.

Корт любил в это время подниматься на плато и любоваться «младшим братом». Хотя он мог делать это в любое время дня и ночи, даже когда обе звезды стояли в зените. С некоторых пор он не ощущал обжигающие лучи солнц и иссушающий жар пустыни, как что-то опасное, убивающее медленной агонией, будто тебя живьем засунули в раскаленную печь. Для него это было не так. Он ощущал пылающий жар внутри себя, так, словно он был его частью. Частью, которая приносила боль и могла убить. Но в то же время давала ему ощущение жизни и странную силу.

Глаза Корта обратились на восток и застыли на чем-то, едва различимом вдали. Марево поднималось над горизонтом, словно дымка, в том месте, где белесое небо соприкасалось с выжженной землей. И все же сквозь клубящийся поток горячих воздушных масс он мог различить стены города и четыре башни, возвышающиеся над ним, словно невиданные колоссы.