Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]
Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды] читать книгу онлайн
Кто управляет нашим миром? Президенты великих держав? Миллиардеры?
Спецслужбы? Или все-таки тайные общества, издревле контролирующие все на свете?
У героев нового романа Анга Скаландиса особое мнение на этот счет. Суперагент Ясень — из тех, кого не удается убить с первого раза, а его любимая — Верба — и вовсе заговоренная. И они вдвоем непременно должны разгадать зловещие замыслы темных сил.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Часть вторая
ВЕРБАЛАЙФ
Человеческая жизнь начинается по ту сторону отчаяния.
…Прошлое неотменяемо, а простить — это значит отменить. Я не могу переписать жизнь набело, даже если сам Христос простит мне черновик.
Глава нулевая
— Сергей, — позвал из темноты ее нежный голос.
— А можно я буду сегодня не Сергей?
— Можно, — сказала Татьяна. — Сегодня ты будешь Мишук.
— Мешок? — переспросил я, дурачась, — Мешок с чем?
— Мишук, — повторила она. — Мишук. С чудесами.
— Это с какими же? — поинтересовался я.
— Погоди, не сбивай, я хотела с тобой поговорить.
— О чем?
Я вздрогнул и профессионально напрягся, потому что в Танином голосе прозвучало нечто находящееся по другую сторону от мира пьянок, секса и шуток. Она хотела поговорить о работе. Может, и не впрямую, но это было связано с работой. Она не ответила мне, и я еще раз спросил:
— О чем?
— Вот идиотский вопрос! О чем! Хочешь выслушать меня — слушай. Какая разница, о чем! О себе, о жизни, о самом главном…
— Извини, Танюшка, извини…
За что я извинялся? Она говорила полную чушь. Не был мой вопрос идиотским.
— Валяй. Я слушаю тебя.
Она вылезла из-под одеяла, поежилась, белым зябким облачком пересекла комнату и накинула халат.
— Бр-р-р, зачем ты окно-то открыл, дурик?
— Чтобы воздух был свежий, — пояснил я и поплотнее закутался в одеяло.
Татьяна закурила, очевидно, чтоб воздух был еще свежее, и в свете спички торжественно полыхнули ее голубые глаза.
— Помнишь, ты рассказал мне «Историю о влюбленном мальчике»?
— Помню.
— А я обещала рассказать тебе другую историю.
— И это помню. «Историю о влюбленной девочке»?
— Нет, все гораздо прозаичнее. Я не Остап Бендер и не Михаил Разгонов, я не придумывала названия для своей истории, но, если хочешь, это «История о девочке, которая научилась ненавидеть». Кажется, наш великий пролетарский писатель Леша Пешков утверждал, что нельзя по-настоящему любить, не научившись по-настоящему ненавидеть. Цитирую по памяти. Главное — не формулировка, главное — суть. А суть мне кажется верной… Так ты будешь слушать?
— Буду, — сказал я, хотя и сомневался слегка в справедливости утверждения Леши Пешкова.
— Ну так вот. Жила-была девочка. Звали ее Маша Чистякова. И был у нее папа. Чистяков Анатолий Геннадиевич. По званию полковник. А по должности — начальник отдела в Первом главном управлении Комитета государственной безопасности СССР, в Управлении внешней разведки. Да, Миша, тот самый папа, с которым ты водку пил четырнадцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят второго года.
— Четырнадцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят второго года, — повторил я словно в бреду. — Да, ходили какие-то слухи, будто папа у нее в ГБ работает, я помню…
— Это не слухи, Миша, это правда. Но ты погоди перебивать. История-то только еще начинается.
— Я слушаю, Танюшка, слушаю.
— Ну так вот. Жила-была девочка. Я ведь про девочку рассказываю, правильно? А про папу это уж так, к слову пришлось. И вообще я хотела рассказать про другую девочку, но сначала про эту — про Машу. Потому что она… потому что она…
Я не мог видеть Татьяну, было слишком темно. Но я понял: это слезы навернулись ей на глаза.
— Танюшка, — шепнул я, приподнявшись в постели, — ты что, Танюшка?
— Нет-нет, ничего. Извини, я продолжаю. Просто я очень плохой рассказчик. Куда мне до тебя! Но ты все-таки послушай. Девочку звали Маша. И была у нее подружка Таня. И папа Анатолий Геннадиевич. Вместе с подружкой девочка Маша ходила на тренировки в ЦСКА, ездила на сборы в Цахкадзор и в Сочи, на соревнования в Гётеборг, Дортмунд, Гренобль, Хельсинки, Лейк-Плэсид и еще черт знает в какие дали. Вместе с подружкой девочка Маша посещала иногда школу, если оставалось время. Была такая специальная школа неподалеку от ЦСКА, куда можно, а точнее — даже нужно было ходить лишь изредка. И занимала девочка Маша высокие места на престижных турнирах, и не потому, что был у нее высокий папа, а потому, что был высокий класс, талант был недюжинный и очумительная работоспособность, и тренер замечательный — Виталий Иваныч, и отличный партнер — мальчик Витя. Кстати, мальчик Витя совсем не интересовал ее как мальчик, а только как партнер. У них это было очень забавно: Машка по традиции клеилась ко всем одиночникам в сборной, а Виктор упорно кадрил всех одиночниц. И только на арене Машка и Виктор страстно и красиво любили друг друга в показательных номерах, поставленных по тем временам необычайно смело, можно сказать — фривольно, ну, ты помнишь… Однако я опять не о том говорю. Мы очень дружили с Машкой, и я могу про нее долго рассказывать. Только кому это теперь интересно?
— Мне, — сказал я. — Мне интересно.
— Ах, ну да! — Татьяна словно лишь теперь вспомнила, с кем говорит. — В общем, Машка была удивительной девчонкой: страшно много читала (это при наших-то нагрузках!), говорила на английском и немецком (ну, это ее папа с детства учил), стихи любила, если какое понравится, два раза прочтет и уже шпарит наизусть — память у нее была уникальная. Сама, между прочим, тоже стихи сочиняла, шуточные, в основном для всей сборной, к соревнованиям или на праздники. Мы, дураки, почти ничего этого не записывали, а потом жалели, конечно… К математике у Машки тоже способности были редкостные. Она какие-то там логарифмы, что ли, в уме брала, не помню точно, я в математике полный ноль. Слушай, а как она о политике рассуждала! Это, конечно, тоже от папы, но все равно, мы-то в том возрасте вообще ни фига не соображали: народ и партия едины, верной дорогой идете, товарищи, — и все, а она… Настоящий гений! Честное слово! Теперь-то я это понимаю. Она только реализоваться успела в одном лишь фигурном катании, и то не до конца, а если бы… если бы… О, черт! Не могу. Как начинаю рассказывать, так прямо не могу, хочется взять на плечо какой-нибудь «стингер» и шарашить по ним, по гадам, пока боезапас не кончится… Тогда, в Афгане, я порой так и делала. Хотя, конечно же, ни в чем не виноваты были передо мной эти моджахеды… Я знаю, что нельзя, знаю, теперь-то уж я другая стала, совсем другая, а тогда… Ох, что со мной тогда было! Ну ладно. Постараюсь все-таки по порядку.