Бедный маленький мир

Свет рампы, все это безобразно жесткое концертное освещение с плохими фильтрами семидесятых постоянно подсушивали слизистую глаз, и в конце концов даже обычный дневной свет Давор стал переносить с трудом. Зимой и летом ходил в темных очках и снимал их только дома да еще на сцене, потому что когда он играет свою музыку, люди должны видеть его глаза.

Давор читал где-то и слышал неоднократно, что его поведение на сцене очень эротично. Но он же ничего не делает – просто сидит и играет на гитаре. Смотрит и улыбается. И дирижирует оркестром – как правило, одной рукой, да и то изредка… «Понимаешь, – сказала однажды Санда, – ты таксидишь и такиграешь… И смотришь тоже так… Поэтому я на твои концерты больше не хожу – слишком уж нервничаю и ревную тебя ко всем зрителям сразу».

Нет, ну какого черта он сегодня проснулся в пять утра? Ведь способен же спать до полудня!

Давор умылся холодной водой и обеими руками убрал назад волосы, но те снова упали на лоб. Надо пойти и постараться доспать, иначе к сегодняшнему концерту он будет как зомби и все пойдет к черту. Только невозможно, чтобы все к черту. У него так не бывает. В этом он перфекционист. Люди ждут великолепного шоу – будет им великолепное шоу. Обязательно. Но, проклятие, туда же еще доехать надо!

Спать не хотелось. Зато отчаянно, до спазма пищевода, хотелось кофе.

Где взять кофе в пять утра?

У Бранки.

У нее кофе, у нее электрический кофейник, у нее вообще маленькая система жизнеобеспечения в дорожной сумке. Кочевая жизнь научила ее всему, в отличие от Давора, который в этом отношении был очень расслабленным и не терял надежды, что в каждой точке земного шара их ждет какой-нибудь ресторанчик, виски и бутилированная вода. Но если по какой-либо причине что-то выпадало из набора, Давор не унывал. В принципе он мог выпить воду из-под крана и позавтракать в «Макдоналдсе». Поскольку количество таких случаев не выходило за границы статистической погрешности, Давор упорно верил в лучшее.

Что ж, придется пойти к Бранке и попросить, чтобы она сварила ему кофе. Только надо как-то так попросить, чтобы она поняла: ему нужен именно кофе, а не что-нибудь еще. Зная Бранку, которая двадцать четыре часа в сутки находилась в состоянии романтического томления, в ее понимании он был не уверен.

Давор влез в джинсы и футболку и, пройдя босиком несколько шагов по коридору, остановился. Ну вот, сам проснулся в пять утра, так теперь еще и девчонку разбудит… Сам не может заснуть, так теперь и мазохистка Бранка не заснет, как пить дать… И в отличие от Давора, который просто встал с левой ноги, обязательно будет испытывать жестокое разочарование. Или это тот случай, когда желание выпить кофе сильнее соображений морали, а также безопасности?

Он все же добрел до двери номера Бранки и тихонько постучал. И ушам своим не поверил, когда спустя полминуты услышал два голоса, причем второй голос был мужским. Мужской голос что-то сказал, и Бранка звонко засмеялась.

– Как? – спросила Бранка. – Ко́го прине́сло?

– На фиг! – сказал мужской голос.

– На фиг! – весело согласилась Бранка, и Давор понял, что выработка славянского эсперанто в компании программиста Гоши проходит быстро и успешно.

«Пятизвездочный отель, а звукоизоляция ни к черту!» – удивленно подумал Давор. И вдруг его дурное пробуждение волшебным образом забылось, он почувствовал себя выспавшимся, развеселился. И, отменив идею кофе как порочную изначально, быстрым шагом отправился назад к себе. Браво, Бранка! Наконец-то! Отлично. Зачет.

Дело близилось к весне, а снега в Чернигове так еще ни разу и не было. Вот в Ростове Великом снег был уже в конце ноября, а наши украинские зимы несколько лет ничем не отличаются от осени. Скоро зима останется только в календаре, а осень будет плавно перетекать в весну. А ведь зима очень нужна. Зима рубит концы между осенью и весной, сжигает мосты, нужно пройти через зиму, чтобы получить право на весну. А теперь каждый раз я испытываю какую-то неуверенность, вот и сейчас не очень понимаю, куда, собственно, мы попадем из затянувшейся осени.

– Не переживай, – сказала мне Иванна. – Будут и на нашей улице подснежники. И еще такие желтенькие цветочки, которые как раз самые первые. Я через этот парк в школу ходила, они как раз здесь и появлялись, рядом с тропинкой. Росли в маленьких проталинах.

Я смотрел на Иванну, которая сидела на корточках перед влажным буро-зеленым стволом осины и рассматривала древесный гриб. Нюхала его, трогала пальцем и пыталась отломать кусочек.

– Красивый. – Она подняла глаза и посмотрела на меня снизу вверх. – Кажется, это чага.

– Понятия не имею. – Я протянул ей руку и помог подняться. – Кажется, чага бывает только на Урале. А я видел белку. Но она уже убежала. Улетела куда-то по верхушкам деревьев. Ты будешь курить?

После Ростова Иванна начала курить. Немного – пару сигарет в день. Я как старый курильщик считал это дурным начинанием, но никогда никому ничего не запрещал и впредь не буду.

– Нет, не хочу, – сказала Иванна. – Курить не хочу. А хочу какого-нибудь супа горячего.

Я обнял ее за плечи, и мы пошли искать суп, а по дороге из парка я грел нос в меховой опушке ее капюшона и вдыхал влажный запах холодного меха – этот запах напоминал почти забытую детскую зиму. От земли же пахло прелыми листьями, которые мягким красно-коричневым слоем покрывали все вокруг.

Суп нашелся недалеко, в ресторанчике «Стрижень», а к супу нашлись мясо с красной фасолью и белое вино.

– Я рад, что ты, по крайней мере, больше не боишься, – сказал я Иванне.

Она рассеянно ломала хлеб. Я смотрел на ее руки и подумал вдруг, что с тех пор, как она пришла ко мне и сказала, что нужно куда-то лететь, мы не расставались больше чем на несколько часов. Один раз – когда она уезжала в гостиницу к Генрику. И еще в больнице. Но в больнице я все равно пришел к ней и находился возле нее до вечера. Потом мы уехали оттуда. Конечно, я помню глаза Виктора, когда он прикладывал снег к ее лицу. И ни минуты не сомневаюсь, что ему сейчас плохо без Иванны. Но я понятия не имею, что буду делать, если по какой-то причине она вдруг перестанет быть рядом. Это – эгоистичное чувство, но мне даже не стыдно.

– Ты решил, что я не боюсь? – удивилась Иванна и положила хлеб на тарелку.

– Ты больше не считаешь, что нам надо прятаться.

– Потому что все, не спрячешься. Это не криминальная сила, от которой можно спрятаться. Сделать пластическую операцию, вписаться в какую-нибудь жопу по программе защиты свидетелей… Но – нет, ты не понял. Я боюсь еще сильнее. Потому что уже не понимаю, чего надо бояться. Раньше я боялась за нас. А мы им больше не нужны, им нужно что-то другое. Я хочу понять – что. Возможно, мы и вправду угадали с Черниговом. Но что им здесь нужно?

– Но они же люди, Иванна? – вот что меня волновало больше всего. – Просто люди?

– В каком-то смысле – да.

Мы понятия не имели, сколько времени нам придется провести здесь, поэтому соображения организации быта озаботили Иванну сверх меры. Она сказала, что ей нужна плита. И соответственно кухня. А потому в гостиницу она не хочет. Я приветствовал эту точку зрения – я тоже не хотел в гостиницу, и вчера, приехав, мы тут же нашли чахленькое агентство недвижимости и сняли двухкомнатную квартиру недалеко от центра, в трехэтажной «сталинке».

Вечером Иванна потащила меня в местный торговый центр покупать все, что нужно для жизни. Для жизни понадобились микроволновка, поршневая кофеварка, набор посуды, постельное белье и еще полный багажник предметов и средств санитарии и гигиены. Таксист помог выгрузить пакеты и высказал предположение, что мы, наверное, готовимся к новоселью. В каком-то смысле так и было. В результате нам тут же пришла в голову приятная мысль о том, что новоселье принято отмечать, и, бросив коробки и пакеты прямо в прихожей, мы отправились в поход за едой. Тут я сделал важное для себя открытие – оказывается, в Чернигове имеются продуктовые супермаркеты. Несколько лет назад такое и представить себе было трудно – тихий, маленький, провинциальный Чернигов, казалось, навсегда уснул в начале восьмидесятых – инфраструктуру представляли медленные троллейбусы и гастрономы, на витринах которых было написано «бакалея», «колбасы», «соки-воды». Особенно радовали «колбасы» в количестве двух видов – сосиски «школьные» и варенка «кальмиусская», серенькая и рыхлая.