Восход Черной луны

Ирина охнула и упала в его объятия.

— Ох, Женечка, конечно, хочу! — воскликнула она, целуя одноклассника в щеку. — Здравствуй, дорогой, рада тебя видеть.

— А как я рад, — ответствовал Каминский, прижимая подругу к себе и нежно чмокая ее в ухо. — Просто безумно рад!

— Боюсь, это последняя твоя радость, — нарушил их идиллию грозный окрик.

Ирина резко повернулась на голос и, радостно вскрикнув: «Роман!», отпрянула от Евгения.

Тут же удар внушительной силы сбил Каминского с ног.

— Я же предупреждал тебя, Ира, — тяжело дыша и раздувая от гнева ноздри, сказал Роман. — Сейчас я буду делать из твоего поклонника отбивную. Цветочки тебе пригодятся чуть позже, на его могиле.

— Слушай, парень, это несмешно, — миролюбиво произнес Евгений, поднимаясь с асфальта и с тоской поглядывая на свои брюки. — Здесь произошла какая-то ошибка, я…

Новый удар не дал Жене договорить, вернув его на асфальт. Каминский разозлился и, ловко подскочив, постарался не остаться в долгу. Но силы оказались слишком неравны. Роман был и старше и крупнее. Когда из носа Евгения закапала кровь, испуганная Ирина повисла на шее поклонника с истеричным криком:

— Не бей его, это мой брат!

Тело девушки содрогалось мелкой дрожью, лицо побелело, глаза горели лихорадочным огнем, к тому же какая-то нервная икота одолела ее. В общем, вид Ирины был настолько плачевным, что Роман предпочел поверить ее утверждению и прекратить драку.

— Что, правда, что ли, брат? — растерянно спросил он окровавленного Евгения, удрученно разглядывающего распоротый пиджак. — Ну прости, дружище, погорячился я значит.

— Я такой же «брат», как и «дружище», — заупрямился униженный Каминский, гордо не обращая внимания на энергичные знаки Ирины. — Одноклассник я! По уши влюбленный в Ирку еще с первого класса одноклассник!

Роман бешено завращал глазами, но Ирина снова повисла у него на шее.

— Да врет он все, — с мольбой в голосе воскликнула она, — До четвертого класса я в другом городе училась. Это он тебе назло так говорит, — и повернувшись к Каминскому, Ирина произнесла извиняющимся тоном: — Женечка, прости, что так получилось. Это мой жених Рома, мы любим друг друга.

После подобного сообщения «жених Рома» на несколько секунд потерял дар речи, но потом так возликовал, что стал представлять опасность уже для Ирины. Она опомниться не успела, как оказалась в его дюжих объятиях.

— Ой! Больно! Пусти! — смущенно отбивалась девушка. — На нас люди смотрят!

Люди действительно были крайне заинтересованы странным поведением молодого человека, который сначала энергично занимался избиением, а потом без всякого перехода так же энергично перешел к объятиям.

— В самом деле, давайте переместимся в пространстве, — безмятежно предложил Роман, бросая взгляды в сторону любопытных. — Надо отметить наше знакомство. Я вас приглашаю. Евгений, приношу свои извинения. Прости, дружище. Пойдем с нами.

— Нет уж, ребята, мне в другую сторону, — сердито ответил Каминский и, картинно поклонившись, удалился.

Роман виновато уставился на Ирину.

— Черт! В самом деле плохо получилось. Парень обиделся. Ты на меня сердишься? — опасливо поинтересовался он.

Ирина ласково улыбнулась и сказала:

— Я просто счастлива! Ромка, как ты здесь оказался? Я уже не надеялась тебя увидеть.

Глава 23

По утрам Андрей, удивляя обитателей палаты, начал тренироваться. Он снова проходил сам с собой курс рукопашного боя, которым занимался еще в училище. Отрабатывая серии ударов и блоков, он настолько увлекался, что останавливался лишь тогда, когда замечал собравшуюся вокруг толпу зрителей.

— Ну ты даешь, летчик, — уважительно сказал как-то молодой десантник с ампутированной ногой.

— Высокий класс. Интересно было бы посмотреть на тебя во время боя.

Он с завистью взглянул на Андрея и горько добавил:

— Эх, лучше бы мне мозги вышибло, да ноги целы остались.

Арсеньев подошел к стоящему на костылях парню и, немного стесняясь своего сильного мокрого от пота тела, обнял его.

— Хрен редьки не слаще, браток, — произнес он виноватым тоном. — Мозги тоже вещь нужная. Они, оказывается, и руками и ногами управляют. Вон у меня начинают сбои давать, хожу как пьяный. До кончика собственного носа дотянуться не могу, промахиваюсь. Ну, да ничего. Мы еще поборемся. Держись, мы еще доживем до победы. Не до той, которая нам с тобой и там, в Афгане, нужна была, как зайцу триппер, а до той, которую мы завоюем здесь, на гражданке, назло всем тем, кто сейчас называет нас убийцами и смеется над нами и друзьями нашими погибшими. У меня и руки целы, и ноги целы, и голова временами на месте, а вот летать уже не придется.

— Что, комиссовали?

Андрей опустил глаза вниз и ответил дрогнувшим голосом:

— Считай, что да. Списали, — и тут же возмущенно добавил: — Но из этой жизни вычеркнуть нас им не удастся. Мы победим, браток, победим. Вот увидишь.

Парень посмотрел на Андрея глазами, полными слез и тихо спросил:

— Какая победа, лейтенант, какая? Прыгая на одной ноге до унитаза и обратно? У меня в части у одного только черный пояс был. Я голыми руками мог такое… А теперь что?

— Черный пояс говоришь? — с уважением переспросил Андрей. — Серьезный ты мужик! В армии кем был?

— Десантником, — угрюмо ответил парень.

— Так что же ты раскис? Тренироваться можно и на протезе. Я знаю, сейчас за кордоном такие протезы делают — в Олимпийских играх будешь участие принимать. Так что рано ты себя хоронишь.

— Я тоже знаю, что делают, интересовался. Во всякие фонды помощи афганцам писал-переписал. Помочь с протезом обещают, но платить им, видишь ли, нечем. Они мне назвали сумму в долларах… Будь у меня такая сумма, — и без протеза жил бы неплохо. Вот так-то, браток. А ты говоришь: победим!

— Тебя как зовут?

— Борис.

— Так вот запомни, Борис, что я тебя сказал! МЫ ПОБЕДИМ! Если государство хочет таких орлов, как мы, заставить милостыню выпрашивать — оно заблуждается. Не для того я кровь проливал, чтобы в подворотне с кепи сидеть. Государство позаботится о нас с тобой, Борис. Обещаю! Хорошо позаботится.

— Обо всех заботиться у государства денег не хватит, — вяло откликнулся десантник. — Здесь я государство понимаю.

Глаза Арсеньева загорелись недобрым огнем. Он презрительно хмыкнул и твердо произнес по слогам:

— А я не по-ни-маю. Если не можешь оплатить труд — не нанимай работника. Государства, которое ведет себя как дешевый мошенник или как мелкий карманный воришка, я не понимаю. Мне-то оно заплатит столько, сколько я стою… И тебе тоже. А другие пусть сами о себе заботятся.

Десантник заглянул в потемневшие от гнева глаза Арсеньева и поежился. Обступившие их больные смущенно молчали. Чтобы затушевать неловкость, Борис с преувеличенной жизнерадостностью хлопнул Андрея по плечу и громко воскликнул:

— Да мы с тобой, лейтенант, кажется, уже встречались там, под Джелалабадом!

— Это где же? — с недоверием спросил Андрей.

— Вряд ли ты вспомнишь, лейтенант. Твоя «вертушка» как-то доставляла нас в горы. У тебя еще командир был веселый такой, шальной. Капитан кажется.

— Егор, — грустно подтвердил Арсеньев.

— Вот, вот, Егор, — обрадовался парень. — точно! Егор! А где он сейчас?

— Погиб, — лишенным интонаций голосом сообщил Андрей.

И вновь наступило молчание. Солдаты и офицеры, обступившие Арсеньева и одноногого десантника, опустив головы, начали расходиться, как будто почувствовав себя виноватыми, что живут и скоро даже выздоровеют, а вот Егора, пилота, погибшего в чужой далекой стране, уже нет и больше никогда не будет. А может, они думали о полных отчаяния крамольных словах молодого пилота?