Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница

– А где слово – раскопки?!

– Достаточно слов «поиск и сбор», – отпарировал следователь, явно издеваясь. – А искать можно в земле, в воде и даже в воздухе!

– Я запрещаю любые работы на Карагаче! – рубанул Дворецкий. – Сегодня же доложу губернатору и в Академию наук. И пока не получу подтверждения ваших полномочий, господин Рассохин, копать не позволю! Заявляю в присутствии представителей власти!

Он бы еще кричал и топал ногами, но положение спасла Лиза. Она подхватила профессора под руку, отвела в сторону и что-то ему зашептала. На удивление тот послушно покивал головой, затем так же беспрекословно пошел за ней к кедру, на котором всю ночь просидел Рассохин.

– Доро́гой уговаривал арестовать вас, – поделился секретами Кошкин. – Хорошо, что журналистка при нем. Сейчас обломает… Ну давайте по порядку: кто на вас тут напал?

Пока Стас рассказывал о блаженной и последующем нашествии Матерой со свитой, Дворецкий с Лизой сидели над бурным прижимом и о чем-то разговаривали. О том, что остров посетил еще один человек – огнепальный Христофор, – он промолчал. Сотрудники хоть и слушали с интересом, но закончилось все полным скепсисом.

– Они второй год в оперативной разработке, – без энтузиазма сказал опер Рябыш. – Информация нам поступает. И канадскую красавицу эту знаем, Сысоева Евдокия, а проще говоря – Матерая Дуся. Ничего криминального там не происходит. Ну, живут, работают, чудачат люди. Приезжают, уезжают… Это же не гастарбайтеры, все граждане России.

– Ты что, паспорта проверял? – ухмыльнулся следователь.

– Паспортов у них, возможно, и нет, – вставил Рассохин. – Сжигают при имянаречении. Возможно, Галицын даже свой спалил. Его теперь зовут Яросвет.

– Что не дурно, то потешно, – хмыкнул Рябыш. – Дети, честное слово, в индейцев играют.

– И правда, на что в тайге паспорт? – сам у себя спросил Кошкин. – Медведю показывать?

– У налоговой претензии были к Сорокину, – вспомнил опер. – Так пусть сами разбираются… В общем, зря вы тревогу подняли.

– А как же полковник? – спросил Рассохин. – Странный звонок по поводу имущества?

– Он дееспособный гражданин, – начал было опер, но Кошкин перебил:

– Все надо проверять! Почему лодка прострелена? Кто Скуратенко на жердь поставил? И мошенничество не исключено. Кстати, отсутствие паспортов – формальная причина для задержания до выяснения личности.

– Ну, задержишь, и что? Представляешь – сорок баб? И все с гонором. Тут столько визгу будет! Цыганский табор, рота ОМОНа не справится… Ты как хочешь, а я пас.

– Сорок бывших проституток – это серьезно…

– Кстати, Скуратенко писать заяву отказался, – напомнил Рябыш. – Что еще раз доказывает – у него рыло в пуху. Попытка изнасилования – тяжкое преступление…

– И красавица эта вряд ли напишет, – заметил следователь. – Но мы должны реагировать… Кстати, Гохман, Карагач – это твоя земля?

– Формально моя, – откликнулся тот. – Только на чем обслуживать? Пешком?

– Да, люди живут, бесплатно работают, семей нет, а детей рожают, – продолжал Кошкин. – Явное многоженство, и как будто государства не существует, сами по себе. Ребятишки у них хоть зарегистрированы в ЗАГСе?

– Откуда? – терял надежду на успех опер. – Самосев… Ну, выпишешь ты родителям предписание, и что? И еще их сыскать надо, этих родителей. Там коммуна… В общем, дохлое это дело, господа присяжные. Считаю, надо с полковником этим потолковать и сваливать. Ну, кто желающий на Гнилую Прорву? В гости к отроковицам?

– Поеду я, – заявил Рассохин. – Тем более Матерая приглашала. И потом, мне легче говорить с Галицыным.

Следователь поморщился.

– Не думаю. Менты хорошо разговаривают с прокуратурой. Полковник же московский, тоже с гонором…

– Напугаете женщин…

Рябыш натуженно рассмеялся.

– Этих не напугаешь! Там треть – проститутки на пенсии, еще треть – бывшие наркоманки… Информация к нам доходит.

– А еще треть?

– Чокнутые, повернутые… В общем, сброд.

– Все-таки ехать должен я, – надавил Стас. – Можно вдвоем, но с нейтральным человеком. Например, с журналисткой, раз уж взяли на корабль…

– Это разумно, – одобрил Кошкин. – Однако двоих отправлять опасно. Может, они вас заманивают? Поедут еще Рябыш и Гохман. Неподалеку от Гнилой ссадите, пусть топают берегом.

Рассохин отрицательно помотал головой:

– Берегом они не пройдут. А потом, на Карагаче всюду глаза и уши. Отъехать не успеем, скажут: Рассохин везет ОМОН, карателей. И уведут нашего полковника в какой-нибудь тайный схорон, и ищи-свищи.

– Я могу спрятаться, – предложил участковый. – В носовом отсеке. А что? Хода часов семь, всяко пролежу. Заодно и высплюсь.

Опер со следователем переглянулись: замысел понравился, возможно, еще и потому, что у них в лодке лежали наплавные сети – ловушки для нельмы, пустая бочка и соль, а здесь, в местах глухих и необловленных, куда давно не ступала нога рыбнадзора и браконьеров, можно рыбачить в свое удовольствие.

– Поеду вдвоем с журналисткой, – заявил Рассохин. – Засадный полк мне не нужен.

– Я бы с такой попутчицей тоже прокатился вдвоем, – шутливо позавидовал Рябыш.

– А если с журналисткой увяжется дед? – предположил Кошкин. – Хрен знает, какие у них отношения…

Опер ухмыльнулся:

– Профессора я возьму на себя. Он специалист по литературе, так пусть книжки читает и в оперативные дела не влазит, дедушка Крылов. Уху будет варить, Демьянову… Ладно, мы все-таки поднимемся до Репнинской Соры. Оттуда до Гнилой доскочить – час хода. И речка там есть, нельма на икромет заходит… Но если встретитесь с Галицыным и он не захочет возвращаться, расписку с него возьмите. Что находится в сорокинских владениях по доброй воле и претензий не имеет.

Дворецкий был легок на помине, шагая по-утиному, вразвалку, он приблизился к Рассохину и неожиданно сменил тон:

– Станислав Иванович… Позвольте вас отвлечь на четверть часа. Простите, господа… Для уединенного, так сказать, разговора.

Лиза осталась над бурлящей водой прижима – похоже, ей удалось сломить упрямство профессора. Рассохин молча пошел на дальний конец островка, мысом уходящего в залитую пойму, хотя вести здесь тайные переговоры, пожалуй, было невозможно: даже шепот слышно во всех уголках пятачка, вода отражает звук.

Дворецкий поозирался назад – головы сотрудников торчали над деревянным хламом, – и заговорил полушепотом:

– Извините, Станислав Иванович, я погорячился относительно вас и ваших способностей. Подверг сомнению опыт… Как технический исполнитель проекта вы просто на высоте! Нашли деньги, организовали экспедицию, привлекли людей и даже получили… хоть и не установленной формы, но разрешение… Я хотел бы предложить вам, так сказать, консенсус и себя в качестве научного руководителя экспедиции. Если возможно… Я был бы вам весьма полезен!

– Это вам спутница подсказала? – напрямую спросил Рассохин.

– Да, Елизавета Максимовна. Скажу вам, женская рассудительность и интуиция иногда бывают приемлемыми и продуктивными. Признаюсь честно, она мне очень нравится. И как женщина тоже.

По природе он был типичный подкаблучник, о чем Лиза знала и умело использовала в своих целях.

– В чем суть консенсуса? Например, я вам уступаю и приглашаю к сотрудничеству. А вы что в свою очередь?

– Я не стану протестовать против раскопок!

– Этого слишком мало, профессор.

– Если это возможно, то научное руководство! – Его было слышно, пожалуй, уже на другом берегу. – Я обладаю ценнейшей информацией. Четверть века собирал ее по крупицам, выуживал из контекста архивных документов. У меня есть оригинальная разработанная концепция относительно… скажем так – некоторых аспектов существования мировых и древнерусских литературно-исторических памятников.

Он явно мудрил и под нагромождением слов скрывал что-то.

– То есть вы готовы поделиться аспектами?

– В определенной степени – да!

– Почему вашу концепцию не признают в Академии наук?