Радио Хоспис

Он подъехал к дому Алисы и Готфрида за четверть часа до назначенного срока. Припарковал машину через дорогу и закурил. Он внимательно осматривал улицу из темного салона, но непохоже было, что кого-то заинтересовал одноэтажный краснокирпичный особняк с белым крыльцом.

Машины шли ровным потоком мимо. Кроме «Плимута», ни одна из них не пыталась припарковаться на обочине. Снег медленно кружил в безветрии, скапливаясь на шапках фонарей, на заборах, на крышах домов, но асфальт, даже на безлюдном тротуаре, оставался почти идеально черным.

Стас набрал полную грудь воздуха и открыл дверь. Было свежо.

«Вот и ночь, дети мои. Бездельники, а ну скажите старине Халли, как вы намерены провести ее? А? Набивая желудки разносолами и открупоривая бутылки? Ну что ж, кто я такой, чтобы судить вас? Я сам именно этим занимаюсь едва ли не с полудня. Потому что суббота – это праздник, который всегда с нами!

А я, знаете ли, намедни посмотрел новое творение этого молодого гения от кинематографа с колючим именем Хичкок. Называется лента «Psycho». Оригинально, должен вам сказать. Вроде бы и детектив, ан нет. Там фишка скорее даже не в преступлении, а в том, что творится в голове убийцы. Да. Рекомендую к просмотру. Одного я только не смог и никогда не смогу понять. Какого черта надо было так высоко держать камеру во время сцены убийства в душе? Вот я буду откровенен. Когда женщина моется в душе и я смотрю на это, меньше всего меня интересует выражение ее лица. Ну да ладно, спишем этот минус на молодость режиссера.

Что бы мне вам такого поставить в этот славный вечерок?.. Ну, пусть, к примеру, будет K. D. Lang с композицией «So In Love». Славная добрая музыка для славного осеннего вечера».

В прихожей около дверей стояли две сумки. Стас не вспомнил об этой мелочи, когда инструктировал Алису и Скальпеля. Если бы кто-то перебрался незамеченным через забор, он легко увидел бы эти сумки через одно из окон прихожей. Хотелось бы знать, о каких еще мелочах забыл Стас…

В доме уже пахло заброшенностью. Так бывает. Перед побегом люди пытаются собрать необходимые вещи, они суетятся, и поднимается много старой, забытой пыли. А может, дело в другом. Может быть, дом чувствовал, что его бросают, и был напуган. И у него выделялось что-то типа адреналина, как у человека, когда на него нападает собака. Запах старой, поднятой в спешке пыли, запах побега. Последний раз Стас чувствовал его во времена отступления. Тогда не нужно было заходить в дома, чтобы почувствовать его. Этот запах витал повсюду.

Они сидели в гостиной вокруг того же стола. Лишь согбенный Захария сидел в кресле поодаль и смотрел на экран выключенного телевизора. Он снова терял хозяина, старый верный слуга.

На столе все еще стояла большая тарелка с одиноким бутербродом-панини. Даже не притрагиваясь, можно было сказать, что он зачерствел. Толстяк Ауч дымил окурком дешевой сигары. Стас молча подошел и положил перед ним сигару Керима Фарика.

– Иди в «Долину», старина. Теперь моя очередь. По дороге придумай, что сказать, если тебя будут ждать и спросят, почему тебя не было.

– Уже придумал. – Ауч убрал подаренную сигару во внутренний карман пиджака и грузно поднялся. – Позаботься о ребятах, да?

Захария прошуршал мягкими тапками по гостиной, потом по прихожей, чтобы закрыть за ним дверь. Стас подождал, пока щелкнет замок. Сел за стол. Алиса была бледна, но ощущение готовой рассыпаться античной маски, с которым уходил Стас, исчезло. Да, она была в отчаянии, но это было отчаяние решимости. Если Стас и беспокоился о ней минуту назад, то теперь был спокоен. Она не упадет в обморок, не остановится на полпути. Стас снова вспомнил, как она шла по причалу, как солнечный свет не мог выбраться из ее спутанных ветром волос. Вспомнил и силой воли прогнал видение.

– Ну что, курсант Бекчетов, пора и нам? – усмехнулся Скальпель.

Что ж, старина Готфрид снова был тем, кем был. Он прошел неплохой путь по карьерной лестнице, оперировал перед восхищенными студентами, был вхож в высшие слои общества, сумел найти женщину и дом с занавесками на окнах. Это как гардероб, который со временем наполняется вещами: летний плащ, осеннее пальто, полушубок на зиму. А в самом дальнем углу висит невзрачная солдатская шинель на все времена года, и ни одна проклятая моль не смеет к ней приближаться. И вот настал момент, старый солдат перетряхнул гардероб, и оказалось, что, кроме этой шинели, у него ничего нет. Все остальное осыпалось, поеденное молью.

Когда на биржах осыпаются курсы акций, обанкротившийся банкир пускает в лоб пулю. Когда в гардеробе солдата осыпается весь нажитый в мирное время скарб, он достает из рукава шинели скатанный вещмешок и ждет нового назначения. Вот и все.

– Подождем еще немного, – сказал Стас и взял с тарелки панини. На самом деле он был не таким уж и черствым. – Помнишь то утро, когда все началось?

– Трудно забыть. – Скальпель достал из кармана золотой портсигар, вытащил из него сигарету. Стас поднес ему зажигалку. – Нас подняли по тревоге, раздали винтовки и кортики, а потом держали полдня на плацу, на солнцепеке. Ждали приказа…

– Но его уже некому было отдавать, – кивнул Стас, – все высшее морское командование болталось на фонарных столбах вместе с полицейским руководством и партийными ублюдками. Когда мы узнали об этом, мы дали слово, что в конце концов, что бы ни случилось, найдем друг друга.

– Да. – Скальпель рассмеялся.

– Почему ты смеешься?

– Вспомнил… Бедолага Шрам оставлял сообщения в каждом городе на главпочтамте. Даже там, где главпочтамты были разбомблены. Оставлял кучу надписей на камнях. Мы так ни одного и не нашли.

Стас улыбнулся, покачал головой и сказал, обращаясь к Алисе:

– Да, это очень похоже на Шрама. Он весь в этом. Я как-то собрался съездить в один из уцелевших городов. Шрам рассказывал о нем. Хотел найти эти надписи. Но… так и не собрался.

– Хорошо, что у Готфрида есть такие друзья, – тихо сказала Алиса. – Все вы. Гардемарины.

– Мы уже давно не гардемарины, – снова покачал головой Стас и вспомнил слова Шрама, сказанные в «Бескозырке»: – Мы просто друзья.

– Так к чему ты это, Стас? Про то утро… – спросил Скальпель.

– К тому, что того слова никто не отменял. Нам пора. Поехали.

Алиса встала из-за стола первой. Стас посмотрел на нее снизу вверх, и она была прекрасна. Она стоила всего этого. Всего того, что предстояло им этой ночью и в грядущие дни. Данное когда-то слово – и она.

– Перед домом остановилась какая-то машина, – скрипучим голосом проговорил Захария. – В салоне, кажется, трое. Посмотрите на них! Эти болваны обучены ловить людей в многоквартирных домах, они понятия не имеют, как это делается в особняках. Сидят, ждут…

– Погреб готов? – спросил Стас.

– С момента покупки дома, – усмехнулся потрескавшимися губами Захария. – Ваш отец хорошо меня учил.

– Скальпель, еще раз объясни мне. Винный погреб соединен со стоковым коллектором, который выводит на ту сторону улицы, правильно?

– Точно.

– Как раз к тому ужасному автомобилю на той стороне дороги, – подтвердил Захария.

– Это он с виду ужасный, – усмехнулся Стас. – Но у него резвое сердце.

Когда он подходил к двери в погреб, Скальп окликнул:

– Стас! – И, спустившись на несколько ступеней вниз, проговорил еле слышно: – Стас… Слушай… Я не говорил тебе, были причины. Но десять дней назад я был свидетелем… одного очень мерзкого дела. Случайным. В общем, думаю, так просто с меня не слезут…. И если найдут – церемониться не станут. Так что, если со мной что-то случится…

– Ладно, – кивнул Стас, – это мы тоже учтем. Подробности расскажешь потом. Сейчас главное – выбраться из города.

Такие погони нужно снимать в фильмах. Ради таких погонь нужно снимать фильмы.

Два аса, два мастера высшего класса сжимали в ту ночь баранки своих автомобилей – потрепанного серо-голубого «Плимута» и блистательно-черного джентльмена марки «Шевроле». Два стальных сердца молотили своими поршнями под разгоряченными капотами и рвали темноту ночи лучами своих фар. Дворы и улицы, переулки и арки домов отлетали назад, как отработанные гильзы от ствола пулемета. Стас знал их как свои пять пальцев, а шофер «Шевроле» знал свое дело. И все же однажды Стас едва не оторвался, едва не ушел в лабиринт переулков неподалеку от площади Вильгельма Телля. Чертыхаясь, он слегка унял яростное сердцебиение резвого мотора, чтобы черный красавец снова сел ему на хвост. И полетел за ним в ночь, играющую тысячью искр отраженного снежинками света фар. Чем дальше от вокзальной площади, тем лучше. И погоня должна была продолжаться, пока, выбравшись через задний двор, Алиса, Скальпель и задыхающийся от спешки согбенный Захария (кто же бросит доброго старика?) ехали в сторону вокзала на неторопливом автобусе.