Дерево и пень [СИ]

— Спасибо тебе, о, мой Мефистофель! — Леха сам не заметил как выдал себя. Но Света не заметила этого. Оба сидевших в машине строили свои планы, и друг друга в эти планы посвящать не хотели.

Вскоре вблизи показались белоснежные 16-этажные корпуса Кризисного центра. Его открыли около пяти лет назад на волне борьбы очередного нового начальства Озерска с наркоманией и подростковой токсикоманией. Некоторые считали, что деятельность центра несомненно полезна для общества. Однако, сам центр находил сию полезность совершенно в другом — но не будем забегать вперед.

Леха и Света шли к корпусу по дорожке, усыпанной гравием и галькой. Покрытие красиво похрустывало под ногами и настраивало на романтический лад. Даже у Лехи мысли неожиданно приняли иное направление и он подумал, что можно в этом хрустящем царстве найти королевское ложе из кустов кипариса и там… в общем натянуть Светку по самые гланды.

Света же шла, и постепенно успокаивалась от того, что видела — внешне здесь все давало понять — это место МОЖЕТ изменить человека. Другое дело, что для этого человек САМ должен этого ХОТЕТЬ. И никакие нотации, настояния и любовные потуги тут не помогут. Все неправильные мысли Света благоразумно смела в кучку и выбросила за пределы своего ограниченного сознания. Просто потому что так удобнее — Хочу думать что ОН изменится ради ее, любимой, одумается, славы ради. И может что–то гениальное напишет. Пока лечиться будет.

С такими мыслями они и вошли внутрь. Холл центра представлял собой просторное двухсветное помещение со стеклянным потолком, засиженным голубями. В углу холла был диванчик, на который быстро упал Леха. Он открыл один из валявшихся на столике поучительных журнальчиков и углубился в постижение собственной ограниченности.

Света подошла к стойке регистратуры и сказала женщине в белом:

— Добрый вечер. Я вам звонила сегодня.

— Вы — Светлана? — улыбнулась женщина.

— Да. Это я.

— Очень рада познакомиться, — она протянула Светке свою руку и они обменялись рукопожатием, рука была усыпана кольцами разного калибра — похоже что зарплата в центре была очень солидной, — наш клиент здесь?

— Да.

Она показала на Леху. Он сидел на диванчике, а ноги, положил на столик. Туфли валялись на полу. Картина представляла собой сочинение на произвольную тему «А я СРАААААТЬ хотел на ваше лечение. Я приехал ОТДЫХАТЬ». На его лице это достаточно внятно читалось, но… Светка не умела читать по лицу. Особенно если это — физиономия Лехи. Смерть мордовским партизаном — читалось на его лице. Света не смогла прочесть даже этот бред. Похоже, что ее мозги окончательно сравнялись с куриными от испытываемых ею чувств. Женщины всегда превращаются в кур в состоянии влюбленности. Некоторые, правда, больше напоминают овец, а некоторые — крольчих — и то и другое — мрачное зрелище, с той разницей, что вторые помешаны на сексе, а первые — на отмазках от секса. И то и другое — зло — но, к сожалению, совершенно неистребимое.

В ответ на зов Светы Леха поднялся с дивана и подошел к стойке.

— Этот клиент я, — галантно сказал Леха, — очень рад знакомству.

— Я бы надеялась на знакомство в иных обстоятельствах, но что поделаешь, что есть, то есть, — улыбнулась женщина, — у меня есть ваша запись — вы очень хорошо поете.

— Ох, спасибо, — ответил Леха, — заходите вечерком и приносите гитару, развлеку.

Свету в этот момент озаботил этот факт — чем же в действительности собрался заниматься Леха в этом, с позволения сказать, заведении.

— А это у вас допускается? — робко спросила она.

— Что именно? — хором сказали женщина и Леха.

— Ну, как его, это… неформальное общение персонала и пациентов.

— Это часть нашей программы, — громогласно выдала женщина, — человек полностью меняет социум — и этим социумом становится персонал…

Далее последовал грандиозный спич о достижениях современной наркопсихологии.

Сидя в автомобиле Света пыталась переварить весь объем залитого в ее мозг спама о значении личности и персоналитета в личностном формировании новых контактов. Получалась полная абракадабра, но если ее не понять — нельзя было спасти Леху. В этом Света была уверена на сто процентов.

Тем временем, расположившегося в своей палате Леху навестила уже знакомая дама в белом, кстати ее звали Эвелина. Леха уже переоделся в «домашнее» и ждал дамочку с гитарой. Когда она вошла он сказал:

— Надеюсь твоя богадельня располагает запасами коки, а то, что то нос чешется…

— Сколько угодно, — ответила Эвелина.

В общем они поняли друг друга.

Вика вышла за ворота тюрьмы. Она была свободна. Новые показания вывели следствие в новом направлении, понадобился примерно месяц на то, чтобы уладить все формальности и выпустить Вику на волю. Она шла по направлению к автобусной остановке и думала о том, как ей жить дальше и что делать. То, что связывало ее с мужем и свекровью, а именно — сын — ныне не существовал. Вика даже не знала где он похоронен. Она не подозревала и того, что свекровь уже попалась на подделке документов, и очень скоро, ей грозил арест, о котором, сама Елизавета и не подозревала.

Все же Вика не удержалась — через час она стояла на площадке дома на Балтике и открывала дверь в квартиру своим ключом. Вошла, разулась и оказалась в тесной гостиной. Здесь ничего не изменилось с того момента как она ушла на работу в то роковое утро. Из комнаты вышла Елизавета. Ее брови взмыли вверх, когда она увидела Вику — подурневшую, с осунувшимся лицом и следами от порезов на запястьях — автографах двух попыток самоубийства.

— Что ты здесь делаешь? Ты сбежала из тюрьмы? — пошла в атаку Елизавета.

— Нет, — спокойно ответила Вика и села в кресло, — меня сегодня выпустили. С меня сняты все обвинения.

— И ты поехала сюда в то время, как твой муж умирает в больнице.

Вика решила сохранять холодность до конца:

— Я этого не знала. Очень сожалею. Странно, что вы не в больнице. Наверное хотите, чтобы он тоже умер один?

— Не понимаю что ты имеешь в виду, — отмахнулась свекровь, — у тебя очередной бред.

— Не совсем бред. Ты предпочла скрыться когда умирал твой внук…

— У меня никогда не было внука, — прошипела Елизавета, — все это плод твоей воспаленной фантазии.

— Странности то какие, — рассмеялась Вика, — а кого же я тогда рожала?

— Это лучше тебе знать, — закричала в ответ обезумевшая от спокойствия Вики свекровь, — что ты вообще здесь забыла — вали отсюда прочь, уличная девка!

Лицо Елизаветы дрожало от судорог:

— Какая прелесть, — Вика продолжала вести линию, которую ей рекомендовал Булюкин, — если я — уличная девка, — то ты — бесстыжая стерва, кичащаяся собственной персоной, хотя персона эта — пустая и порочная.

Свекровь бросилась на девушку с кулаками и завопила:

— Неблагодарная крыса, я тебя уничтожу.

Но Вика оттолкнула ее и сказала:

— А знаешь ли ты, что о всех твоих преступлениях уже всем и все известно. Ты попалась на подделке документов, твой арест — уже дело времени. Я успела рассказать всю правду о том, как ты пририсовала мне лишние годки и сдерживала меня обвинениями в совращении, хотя прекрасно знала, что не я совратила Сашу, а наоборот — он меня изнасиловал!

Вика была довольна произведенным эффектом — Елизавета повалилась на диван. Ее лицо перекосила гримаса ужаса, рот был приоткрыт, глаза синхронно моргали. Она тяжело дышала:

— Иуда… Сука! Ты испортила мне всю жизнь! — вскочила и отвесила Вике пощечину. В ответ была сбита с ног резким ударом кулаком в челюсть и снова упала на диван.

— Чихать я хотела на твою жизнь, — заорала на нее Вика, — ты меня оставила без жизни. У меня не было ничего, после того как твой сын меня изнасиловал! А ты что, он же твой Сашенька, он не мог изнасиловать — это все паскуда виновата. Так ведь? — разъяренная львица смотрела на поверженную пожилую женщину и упивалась превосходством.

Елизавета сидела на диване полностью раздавленная. Вика посмотрела на нее и ей стало жалко свекровь. Не умела девушка из себя строить злодейку, но показывать своей жалости она не собиралась и, не прощаясь, вышла. Она хотела повидать Александра, если он еще жив конечно.