Проклятие фараона

Очень скоро Штабель нашел человека, без которого трудно было заниматься его новым бизнесом.

Это был неудачливый антиквар, прекрасный эксперт в самых разных областях искусства и совершенно беспринципный человек Семен Борисович Эрлих. Он сделался правой рукой Штабеля, его придворным консультантом и советником по целому ряду вопросов.

Эрлих сам говорил о себе, что может сказать про любую картину, каким художником и в каком году она написана и у кого украдена. Кроме того, он едва ли не с первого взгляда мог отличить фальшивого Рембрандта, Гейнсборо или Айвазовского от подлинного. Ему для этого почти не требовались никакие современные технические средства.

Вот эти-то серьезные люди незадолго до описываемых событий захотели увидеть Мишеля Муфлонского.

Перед салоном «Модерн» остановилась черная машина с тонированными стеклами. Из нее вышли два мрачных типа в таких черных костюмах, что на ум сразу приходили похороны. Мрачные типы безмолвно вошли в салон и прямиком направились к двери с надписью «Только для персонала».

Охранник Артур сделал было движение им навстречу, ну тут же понял, что эти двое играют не в его лиге, и моментально стушевался.

Мрачные посетители, не задавая никаких вопросов, прямиком проследовали в кабинет, который избрал своей постоянной резиденцией Михаил Аркадьевич Муфлонский.

Мишель в это время разговаривал с приятным голубоглазым юношей. Поглаживая его по руке, Муфлонский рассказывал, как одинок в нашем жестоком мире по-настоящему творческий человек. Эти слова, кажется, находили глубокий отзвук в сердце юноши, поэтому, когда дверь распахнулась и на пороге появились «двое из ларца», Муфлонский очень рассердился.

Он привстал, изобразил на лице неудовольствие, переходящее в гнев, и воскликнул хорошо поставленным начальственным голосом:

– Кто пустил?

Однако мрачные посетители не обратили на его гнев ни малейшего внимания. Один моргнул на голубоглазого юношу, причем тот оказался очень понятливым и в ту же секунду раз и навсегда исчез из кабинета Муфлонского и из его жизни.

Второй же пришелец обошел стол Мишеля и проговорил голосом, не терпящим возражений:

– Тебя ждет Штабель.

Услышав страшное имя, Муфлонский последовательно побледнел, покраснел и снова побледнел. Он расслабил узел своего неизменного шейного платка, застегнул пиджак и поднялся.

– Я… сейчас… только наведу здесь порядок…

– Потом наведешь! – ответил грозный гость, подтолкнув Мишеля к двери.

От этого толчка Муфлонский долетел до двери своего кабинета в долю секунды.

Правда, прозвучавшее в устах гостя слово «потом» вызвало у него надежду на то, что какое-то «потом» будет, то есть он еще вернется в свой уютный кабинет. Правда, люди вроде этих двоих запросто могут и соврать. Или просто ошибаться насчет планов своего начальства.

Во всяком случае, никаких вариантов у Мишеля не оставалось, и он проследовал через главный торговый зал «Модерна» между двумя мрачными сопровождающими.

Его подвели к черной машине с тонированными стеклами и втолкнули на заднее сиденье.

За рулем обнаружился еще один тип, такой же мрачный и облаченный в точно такой же похоронный костюм.

Сопровождающие сели с двух сторон от Муфлонского, полностью обездвижив его, и машина тронулась в неизвестность.

Впрочем, довольно скоро Мишель понял, что его везут на Петроградскую сторону, где в просторном помещении бильярдной располагался оперативный штаб господина Шустова.

Штабель ждал Муфлонского, сидя в глубоком кресле черного дерева.

«Семнадцатый век!» – машинально отметил Мишель, который даже в такой драматической ситуации не утратил навыков антиквара.

Шустов был еще более мрачен, чем его посланцы. Он был худ, костляв, длиннорук, но его худое жилистое тело дышало силой и угрозой.

Сбоку от его кресла, как придворный возле королевского трона, маячил кругленький лысенький веснушчатый человечек совершенно безобидной наружности, в котором Мишель узнал Семена Борисовича Эрлиха, с которым его не раз сталкивала трудная судьба коллекционера.

– Здравствуй, Мишель! – приветствовал Муфлонского старый знакомый. – Ты извини, что мы с Сережей так невежливо тебя вызвали…

– Ничего страшного! – проблеял Муфлонский, гадая, отпустят ли его живым.

– Ничего страшного! – как эхо, повторил за ним Штабель и громко расхохотался.

Затем он повернулся к Семену и проговорил:

– Да он юморист! Прямо Петросян!

Мгновенно помрачнев, Штабель снова развернулся к Муфлонскому и окинул его пристальным изучающим взглядом холодных, глубоко посаженных глаз.

– У нас к тебе просьба, – проговорил он наконец, когда Мишель уже готов был упасть в обморок.

– Конечно! – пробормотал Муфлонский. – Все, что в моих силах…

– Объясни ему, Семен! – бросил Штабель своему подручному.

Эрлих откашлялся, потер руки, поросшие рыжими волосками, и чрезвычайно вежливо сообщил, что они со Штабелем «очень бы просили» господина Муфлонского устроить для одной хорошей девушки уроки французского языка.

– Понимаешь, Мишель, девушке нужно ехать в Канаду, а у нее произношение не очень…

Муфлонский удивленно заморгал глазами.

Само то, что два таких серьезных человека беспокоятся о французском произношении какой-то девицы, было, конечно, странно, но могло найти разумное объяснение. Девица могла быть внебрачной дочерью одного из них или еще какого-нибудь серьезного человека, в котором эти двое заинтересованы. Она могла быть не дочерью, а любимой племянницей или, скажем, троюродной сестрой. Всякое бывает. Но вот то, что его, Муфлонского, привозят с охраной в резиденцию Штабеля, чтобы он нашел для этой девицы французскую учительницу, – не укладывалось ни в какие рамки!

– Семен Борисович! – воскликнул Муфлонский, умоляюще сложив ухоженные руки. – Да этих французских учителей полная телефонная книга! Я не понимаю…

– Он не понимает, – проговорил Штабель мрачным скрипучим голосом, повернувшись к Эрлиху.

От звуков этого голоса Муфлонский похолодел, сердце его провалилось в пятки. Он подумал, что недаром, ох недаром подручные Штабеля одеты, как для похорон. В случае чего им не придется переодеваться.

– Ты не понимаешь, Мишель! – недовольно процедил Эрлих. – Нам не нужен такой учитель, которых полно в справочнике. В справочнике вообще ничего хорошего не найдешь. Нам не нужен абы какой преподаватель. Нам, Мишель, нужен очень хороший… точнее, очень хорошая. Нам нужно, чтобы ты эту девушку устроил позаниматься к Леониде Васильевне Симагиной.

– К кому? – удивленно переспросил Муфлонский. – К Леониде как? Я не понимаю…

– Он опять не понимает, – грустно вздохнул Штабель. – Семен, ты же говорил, что он понятливый!

– Он понятливый, Сережа, он понятливый! – заверил шефа Эрлих. – Он просто нервничает. Его твои орлы напугали.

– Мало напугали! – прохрипел Штабель. – Мало напугали, если он еще вопросы задает!

– Мишель, ты не понимаешь, – ласково и убедительно, как опытный учитель неуспевающему ученику, сообщил Эрлих Муфлонскому. – Но тебе и не надо ничего понимать. Даже лучше будет, если ты ничего не поймешь. Спать будешь спокойнее. Тебе надо только сделать то, о чем тебя просят. Ты ведь много интеллигентных старушек знаешь, так? Ты ведь у них всю жизнь антиквариат за гроши скупал! Ты на этих старушках состояние сделал! Так что покрутись, дорогой, пошустри и найди выход на эту Леониду Васильевну! Мы с Сережей очень тебя просим, а все остальное неважно, правда?

– Правда, – как эхо повторил за Эрлихом Муфлонский.

У него появилась надежда вернуться в уютный кабинет при салоне «Модерн».

– Ну видишь, Сережа, он все понял! – сообщил Эрлих Штабелю. – Я же тебе говорил, что он понятливый!

– Хорошо бы, чтобы тот хмырь оказался таким же понятливым! – отозвался Штабель своим скрипучим голосом.

– Ничего, – постарался успокоить шефа Семен Борисович, – Марина – девушка толковая, сумеет его уговорить… даже если он не очень сговорчивый.