Играя с Судьбой том 1 (СИ)

Мне не с кем обсудить насколько изменился мир. Большую часть времени я провожу наедине с собой и изматывающим дневным зноем. Ночь не приносит прохлады, но резиденция замирает, затихает, и ветер откуда-то доносит шум — прибой шепчется с берегом.

Тоска — хоть волком вой. Такая тоска! Безумно хочется увидеть Доэла, но... резиденция Ордо не проходной двор, а у коменданта порта свои обязанности. Говорят, Доэл давно не был в городе. Говорят, у него нет ни одной минуты лишнего времени. Мне остается только смиряться. Когда-нибудь болезнь оставит меня. Когда-нибудь я наберусь достаточно сил, чтобы навестить мужа сама.

На четвертый день, я набираюсь то ли наглости, то ли сил, требую, чтобы меня перестали вертеть как тряпичную куклу, помогли встать и добрести до окна. Видя, что я стою, вцепившись в раму, и не собираюсь никуда уходить, Вероэс отдает распоряжение принести глубокое кресло с высокой спинкой. Я сажусь в него, как на трон: смотрю на окружающий мир, впитываю солнечный свет. Силы постепенно начинают возвращаться ко мне.

К вечеру я, хоть и с трудом, начинаю самостоятельно передвигаться по комнате. Дохожу до ванной. Смотрю в зеркало. В зазеркалье мои движения передразнивает изможденная женщина с темными кругами у глаз. Кожа побледнела, волосы потускнели, губы все в трещинах. И это я?

Мне не удается смириться с тем, что выгляжу словно драная кошка; я не хочу пугать посетителей своим видом, и требую принести косметику.

Стоило мне это сделать — визиты стали чаще. И Лия не убегает, едва заглянув, дольше задерживается и сын. А когда эти двое встречаются, воздух электризуется и густеет.

Я прекрасно осознаю, что это не понравится Эльяне, возможно, не понравится и Ордо, но ничего не хочу менять. Мне нравится смотреть на юные, не искаженные страхом лица. Мне греет душу то, как горят страстью и нежностью их глаза. Можно забыть настоящее и поверить — прежняя Рэна еще жива.

Воспоминания приходят незваными гостями: я грежу о прошлом, пытаясь заполнить то, чего мне не достает. Мне не хватает атмосферы, что царила в моем старом доме, шуток смеха, доброжелательного внимания. Мне не хватает Доэла. Не хватает чуть грустной улыбки на лице Ордо. Запоздало осознаю, насколько мне не хватает совоспитанников Лии и Да-Дегана — ее воспитателя. Не хватает... их не вытянуть из памяти, мановением руки не вписать в реальность, не наполнить жизнью. Где они? Почему их нет? Помнится, Ордо относился к близнецам координатора, как к своим собственным детям.

Я боюсь растревожить девушку. Но дождавшись момента, когда мы остаемся наедине, я задаю ей вопрос. У нее дрожат губы, слезы наворачиваются на глаза.

— Я не знаю мадам. Ничего не знаю! Но лучше самая страшная весть, чем это незнание!

Мне не хочется верить в то, что бывает так, в то, что люди теряются и уже не находятся. Позже я говорю об этом с Вероэсом и Доном, и чувствую, как внутри грудной клетки появляется пустота. У меня нет ответа на вопрос — почему Ордо не попытался сберечь тех, кто ему самому был дорог и понимаю — его окружение сменилось, рядом с Аторисом не осталось старых друзей, добрых знакомых, родственников. Вероэс занимает при нем должность лейб-медика, но прежних добрых отношений меж ними нет. Просто Ордо уверен — мой свекор один из немногих, кто не ударит в спину.

Дали небесные, как же мне хочется твердо встать на ноги и разобраться во всем что происходит. Меня тревожит — я не понимаю, не могу понять, как вообще созрел тот бунт, что было ему причиной. В делах прошлого чудится всеобщее помутнение рассудка.

На пятые сутки моего пребывания на Рэне воздух, втекающий в распахнутое окно, свежеет, к закату на горизонте появляется сплошная завеса медленно кочующих в сторону острова туч. На пятый день к вечеру, Дон, мой милый мальчик приносит бумаги — заверенные печатями выписки из канцелярских книг: по приказу Ордо вскоре после бунта Да-Деган помещен в тюрьму, которой служит полярный форт. Дон скупо объясняет — выжить в форте четыре года немыслимо.

Я смотрела на бумагу, не веря своим глазам. Доказательства неопровержимы, но поверить я не могла. Мне было проще поверить, что обманывают глаза, что обманывает сам разум.

— Скажешь Лии сама? — спросил Дон. Ему не хочется становиться вестником смерти. Это я понимаю, как и желание стать утешителем.

Я сама не хочу огорчать девочку, но лучше горькая правда, чем неизвестность.

— Утром, — ответила я.

Остается только дождаться утра.

Мне не спится. Бродя по комнате из угла в угол, я пытаюсь поверить, ведь доказательства неопровержимы. Оказывается, я слишком плохо знала Ордо. Ведь поднял же он этот клятый бунт? Поднял! Значит, мог отправить близкого человека в форт. Мог?

Но сколько я ни убеждаю себя в этом, поверить не удается. Мне везет: увидев свет в окне, Ордо заходит пожелать мне доброй ночи. Показанная мною выписка вызывает потрясающую по силе реакцию: до такой степени явного недоумения, настолько сильного удивления мне на этом лице мне видеть никогда раньше не приходилось.

Бывший капитан качает головой.

— Нет, — шепчет он, — нет, Фори, я такого не делал.

Мы стоим рядом, переглядываясь как заговорщики. Он смотрит на меня, я — на него. Ощущение что кто-то нами играет, что кто-то сплел паутину, в которой мы оба барахтаемся беспомощными мухами все отчетливей, все сильней.

Потом он говорит:

— Пусть Дон едет в форт и во всем разберется. Мне это не нравится

Я качаю в ответ головой.

— Я поеду сама.

— В таком состоянии?

— Я еду вместе с сыном, Аторис!

Ордо срывается с места, уходит.

На сборы я трачу чуть больше часа. За это время выясняется еще кое-что: в списках узников, умерших в заключении, Да-Деган Раттера не значится. Это может быть ошибкой, недобросовестным ведением списков.

Когда Ордо возвращается, в мои руки ложится приказ: «Заключенного Да-Дегана Раттера освободить из-под стражи». Под приказом проставлены число, печать и личная подпись Ордо. Вручив его мне, Аторис достал сигарету, сунул в рот, и, не зажигая ее, хмуро заметил:

— Я надеюсь, он жив.

И мне кажется, этой мыслью вокруг одержимы все — и Аторис, и я, и мой свекор-медик. Только Дон считает поездку опасной и бесцельной затеей. Сын не спорит, делает что необходимо, но его выдает взгляд.

А я думаю — для кого и почему Да-Деган вдруг мог показаться опасным, и не поспособствовала ли я сама его гибели, когда-то порекомендовав координатору как отличного воспитателя для двоих неудержимых мальчишек с которыми рано овдовевший мужчина был не в силах справиться? Да-Деган непостижимым образом умел договориться с самым капризным и непослушным ребенком, расположить к себе и заставить слушаться, хоть внешне больше всего был похож на снулую рыбу или бесцветную моль.

Поначалу он злил меня задумчивостью и нескладностью. Потом злость развеялась, сменившись удивлением: сколько ни проносилось лет, а Да-Деган выглядел совершенно так же, как в день, когда я впервые его увидела: он словно застрял в одном возрасте, и уж, конечно же, не был столь юн, как казался.

Внезапно вспомнилось, как он улыбался: улыбка преображала скучное бесцветное лицо, в холодных серых глазах словно зажигались звезды, маска неудачника и зануды слетала, обнажая душу мечтателя...

Заслышав шаги сына, я одернула подол теплого шерстяного платья, поправила шубку, убрала в карман приказ. Вышла в коридор, и, посмотрев на парней, приставленных ко мне Аторисом в качестве личной охраны, пошла навстречу сыну, телохранители двинулись следом, видимо выполняя чьи-то распоряжения. А мне подумалось, что люди в форме могут оказаться более значимым аргументом, чем гербовая бумага.

Наши шаги гулко прозвучали в тишине заснувшей резиденции. Шел второй час ночи. Даже фонари во дворе были притушены и горели вполнакала. Только окна в кабинете Ордо ярко освещены.

Стоило выйти из дома, как неизвестно откуда налетел ледяной порыв ветра. Взглянув на небо, я не увидела звезд — видимо, ливни уже на подходе, и через несколько часов я застану на острове серую хмарь, тихий шепот дождя, прохладу и скуку.