Приют Одиннадцати

Во время удара пистолет выпал из руки Гюнтера и скользнул по паркету к стене. Рольф пытался до него дотянуться, чувствуя, как всё больше слабеет. Гюнтер ухватил соперника за волосы, стал бить головой об пол, пока тело Рольфа не перестало содрогаться в конвульсиях.

Очередной снаряд пробил стену в соседнем кабинете, начался пожар. Дальше оставаться в здании института становилось просто опасно. Гюнтер подобрал саквояж, поднял с пола пистолет. Перед уходом бросил быстрый взгляд на кабинет. Ни Хирт, ни лежащий в луже крови Клаус не подавали признаков жизни.

*

Стрельба была слышна практически отовсюду. В первую секунду Гюнтер не мог сообразить, в какую сторону бежать. Ориентироваться на солдат вермахта было невозможно — казалось, они двигались во всех направлениях. В городе царил невообразимый хаос. В двух кварталах от института, словно сказочные драконы, вгрызались в асфальт, лязгали металлом, ревели и плевались огнём танки французской дивизии.

Гюнтер двинулся в противоположном направлении. Побежал вдоль стены института и завернул за угол. Остановился, чтобы отдышаться. Слева от него взвыл воздух, вой пронёсся в конец улицы и там затих на секунду, после чего пространство разорвало оглушительным взрывом. На мостовую обрушился град из камней, стёкол и черепицы.

Пятеро автоматчиков в зимних куртках серого полевого цвета с проволочной сеткой на шлемах по диагонали перебегали перекрёсток. Уде два года не был на фронте, и сначала принял их за французских или американских пехотинцев. Он вытащил пистолет, но солдаты даже не посмотрели в его сторону. В ту же секунду снова послышался характерный вой, и прямо по центру улицы, которую пересекали солдаты, разорвался снаряд. Когда пыль и дым рассеялись, Гюнтер смог разглядеть, насколько точным был выстрел.

Из всей группы признаки жизни подавал только один пехотинец, ещё один лежал без движения, остальных просто разорвало на части. Первая мысль: помочь раненому — возникла интуитивно. Он пригнулся и двинулся через улицу, но тут же вернулся, вспомнив о саквояже. Заметил, что к раненому бежит офицер в тёмно-зелёной форме и кепи, на котором красовалась эмблема горнострелковой части.

— Дьявол!

Гюнтеру ничего не оставалось, как помочь офицеру оттащить раненого в безопасное место. Как только они оказались на непростреливаемой стороне улицы и смогли отдышаться, Уде присмотрелся и узнал офицера.

— Фред! Помните меня?

Офицер несколько секунд изучал его лицо, но так и не мог вспомнить.

— Мы встречались в сорок втором в Инсбруке. В пивной… Я Гюнтер. Ну, вспомнили?

— Не припоминаю, простите. Судя по форме СС, вы ведь не полевой медик? Ладно, давайте позже…

Совсем рядом полыхнул столб огня, взрывом тряхнуло мостовую, сверху присыпало землёй и кусками асфальта. Время приостановилось и побежало снова.

— Вот чёрт! Я отвык от передовой, Фред. Совершенно теряюсь в этом аду.

Лист поднялся и помог встать раненому. В отличие от медика он оставался спокоен, и казалось, отлично знал, что нужно делать.

— Дьявол, я ума не приложу, куда бежать! — причитал Гюнтер.

Он не мог сориентироваться, паниковал. Ко всему прочему стал хуже слышать, как будто в уши ему плотно забили вату.

— У вас кровь?

— Что?

— Кровь. Возможно, вас ударило камнем или куском черепицы.

Манфред указал на тонкую красную полоску, петлявшую по виску Гюнтера. Уде провел ладонью по лицу, посмотрел на окровавленные пальцы.

— Ладно, не время сейчас. Вы идти можете? — спросил Фред.

— Могу.

— Помогите мне. Нам нужно двигаться на юго-восток, вот по этой улице. Тут более-менее безопасно…

Они подхватили раненого и двинулись вниз по улице. Несколько раз поворачивали в переулки, чтобы укрыться от яростного огня противника. Союзники наседали, и немцы защищались из последних сил, готовые в любую минуту всё бросить и бежать из города.

К часу дня Фред и Гюнтер добрались до сооружённого на скорую руку полевого госпиталя — торчащие вертикально мачты, маскировочная сетка сверху и ряд столов, сколоченных из необработанной доски. Как и в районе боевых действий, тут царил хаос. Половины персонала уже не было — видимо, они бежали ещё утром. Тяжело раненным пытались оказывать хоть какую-то помощь, а остальных просто грузили на санитарные “Молнии”.

Фред решил воспользоваться медицинским транспортом. Оставаться в городе было чистым безумием. Скорее для собственного оправдания, чем для Гюнтера, он сказал:

— Город всё равно сегодня сдадут… Если, конечно, будет кому объявлять капитуляцию. Командование ещё утром бросило всё на самотёк. Я думаю, нам нужно последовать примеру остальных.

Манфред помог подняться на грузовик раненому, стоя в кузове, протянул Гюнтеру руку.

— Забирайтесь. Давайте ваш чемодан, чёрт бы вас побрал! Живее!

— Разве это возможно?

— Перестаньте, Гюнтер. Вы не видите, что в этом чёртовом аду до нас никому нет дела?!

Гюнтер ухватился за руку Манфреда, но саквояж так и не отпустил. Забрался в кузов, и они уселись прямо на полу между носилками. Борт закрыли, и “опель” пополз в гору, постепенно набирая скорость и поднимая клубы дорожной пыли.

— Куда вы теперь? — спросил Гюнтер.

— В Арденны. Искать свою часть.

— Вы же уезжали на Восточный фронт, насколько я помню.

— Точно, было. Сначала Кавказ… — Фред несколько секунд молчал. — Я плохо помню начало кампании. Вернее, не помню совсем ничего. Как будто вырезали полжизни. Вы медик, может, скажете, отчего это?

— Ранение?

— Не знаю, но шрам от пули есть. Но вот когда я его получил, сказать не берусь.

— Контузия могла спровоцировать потерю памяти.

— Возможно, но я и этого не помню, — ответил Лист.

— А дальше? Что было дальше?

— После провала под Сталинградом нас перебросили на помощь к Паулюсу, но было уже слишком поздно. Затем Греция и Югославия. А теперь вот — Западный фронт. А вы?

— Я в Страсбурге всё это время, да…

Гюнтеру не очень хотелось распространяться о своей деятельности в Анатомическом институте. Теперь, когда он снова оказался практически на линии фронта, среди раненых и умирающих, вся эта возня в подвалах Хирта показалась ему совершенно бессмысленной тратой времени. И не такой дешёвой, надо полагать. Интересно, во сколько сотен тысяч рейхсмарок в год обходилось вермахту это удовольствие? Мысли о деньгах заставили Гюнтера плотнее прижать к боку саквояж с тетрадью Августа Хирта.

Шум моторов стал слышен отчётливо, когда предпринимать какие-либо действия было уже поздно. Они даже не успели сообразить, что произошло — с режущим мембраны визгом свинец прошил по диагонали тент грузовика, ударил в пол и противоположный борт. Лежавшие на носилках раненые вздрогнули и замерли. У сидевшего напротив парня с перебинтованной рукой снесло половину головы.

— Дьявол!

Манфред инстинктивно растянулся на полу машины и толкнул Гюнтера. Вероятно, несколько пуль попали в кабину. “Опель” стало подбрасывать на ухабах, он съехал с дороги. Машина быстро теряла скорость, пока совсем не остановилась.

Лист вскочил на ноги, отдёрнул тент и выглянул.

Двухмоторный “Локхид” закончил вираж и заходил для новой атаки. Манфред посмотрел на раненых, встретился с испуганным взглядом Гюнтера Уде. У них было всего несколько секунд, чтобы покинуть автомобиль. Лист спрыгнул на землю и откинул борт.

— Живо из машины! Быстрее, быстрее! Гюнтер, что вы копаетесь…

Раненые просто вываливались из грузовика. Падали на землю, пытались отползти как можно дальше от машины. Несколько особо тяжёлых так и не смогли выбраться.

Гюнтер оказался на земле в числе первых, по-прежнему не выпуская саквояжа из рук. Они с Манфредом обогнули грузовик и побежали в сторону лесополосы. Первые пули застучали по металлической кабине и деревянному борту “Молнии”. За спиной послышались крики. Манфред бежал впереди, стараясь двигаться по ломаной траектории. Пули падали совсем рядом, поднимали в воздух комья земли и пыли. Лист услышал, как за спиной чертыхнулся и упал Гюнтер. В этот момент Листа накрыла тень от самолёта. Фред пригнулся и посмотрел вверх, вслед удалявшемуся фюзеляжу “Локхида”. Было видно, что он снова шёл на разворот.