По лезвию бритвы

— Думаю, ты прав, — согласился я.

— Беги назад в управу, — велел Венделл напарнику. — Скажи, чтобы послали за обморознем. Лучше даже за двумя.

Гвардейцы следят за соблюдением городских обычаев и законности, когда им не платят, чтобы смотрели в другую сторону, но расследование тяжких преступлений не совсем по их части. Если убийца не стоит над своей жертвой с окровавленным ножом в руке, пользы от гвардейцев бывает мало. В случае когда преступление совершено против лица с положением, дело передается агенту Короны, официально назначенному отправлять королевское правосудие. Обморозни, морозильники или серые дьяволы — зовите их как угодно, только обязательно склоняйте пониже голову, когда они проходят мимо, и немедленно отвечайте на их вопросы, ибо обморозни не бестолковые стражники, и во всех силах правопорядка опаснее неграмотного агента может быть только сведущий агент. Мертвое тело, обнаруженное в Низком городе, редко удостаивается внимания с их стороны — а число убийств у нас поистине баснословно, — однако в данном случае дело касалось не утопшего в луже пьяницы и не зарезанного ножом нарка. Ради такого случая пришлют агента.

Прошло еще несколько минут, и на место преступления прибыл отряд гвардейцев. Некоторые из них начали обходить соседние улицы. Остальные обступили с важным видом мертвое тельце. Вряд ли можно было назвать их действия эффективными, но мне не хватало духу сказать им об этом.

Наконец, то ли устав от ожидания, то ли желая произвести впечатление на вновь прибывших, Венделл решился попробовать свои силы в следственном деле.

— Наверно, еретик какой-нибудь, — изрек он, почесывая двойной подбородок. — Шел через порт в Кирен-город, увидал девчушку, ну и… — Он резко рассек воздух рукой.

— Да, я слышал, такое случается сплошь и рядом, — согласился с ним его коллега с глуповатым лицом, источающим яд, и тяжелым дыханием. — Или островитянин. Сам знаешь, какие они.

Венделл глубокомысленно кивнул. Он, разумеется, об этом знал.

Я слышал, что в некоторых новейших лечебницах для душевнобольных врачи сажали умалишенных и дураков от рождения за тупую работу, поручая пришивать на ткань горы пуговиц, поскольку однообразный труд действует как бальзам на их поврежденный разум. И порой мне кажется, что и гвардия задумана как продолжение такой практики, но в гораздо большем масштабе, как продуманная социальная программа, смысл которой в том, чтобы создать у служащих низкого ранга иллюзию важности.

И все же, ради блага самих пациентов, разрушать ее было бы несправедливо. Будто пораженные внезапной догадкой, Венделл и его подручный впали в молчание.

Канун осени прогнал остатки дневного света за горизонт. Гул честного торга, насколько подобная вещь существует в Низком городе, сменился гнетущей тишиной. В доходных домах по соседству разводили огонь, и дым горящих поленьев почти заслонил уродство мертвого тела. Я скрутил новую сигарету.

Вы можете почувствовать их прибытие прежде, чем увидите их: плотные людские массы Низкого города разбегаются с их пути, словно обломки и мусор, смытые наводнением. Пара мгновений — и вы уже можете различить их в толпе. Обморозни гордятся единообразием своей амуниции, и каждый из них — универсальный солдат малого воинства, что контролирует город и большую часть государства. Бледно-серый плащ с воротником, поднятым к серой широкополой шляпе. Короткий, с серебряной рукоятью меч на ремне — одновременно чудо искусства и совершенное орудие смерти. Темный полупрозрачный камушек в оправе из серебра на шейной цепочке — Око Короны, символ их законных полномочий. Каждый дюйм — воплощение порядка, сжатый кулак в бархатной перчатке.

И хотя я никогда не говорил об этом вслух, хотя даже самая мысль об этом была мне противна, признаюсь: мне страшно хотелось еще раз надеть эту чертову форму.

Криспин узнал меня, хотя нас разделял почти квартал. Заметив меня, он тотчас нахмурился, но шагу не сбавил. Пять лет не оставили на нем почти никаких отпечатков. Тот же благородный взгляд буравил меня из-под полы серой шляпы, все та же прямая осанка — свидетельство юности, проведенной в танцевальных классах и на уроках этикета. Темные волосы утратили былое великолепие, но орлиный, изогнутый нос по-прежнему возвещал о долгой родословной своего хозяина каждому, кто осмеливался смотреть на него. Я знал, что Криспин клянет судьбу за то, что на месте преступления оказался именно я, как и я сожалел о том, что вызвали именно его.

Второго агента я не признал, должно быть, новенький. У него был такой же длинный и заносчивый нос, как у Криспина, но волосы были настолько светлые, что издали казались белыми. В остальном, пожалуй, лишь эта серебристая шевелюра и отличала его от самого обычного агента Короны: подозрительный, но не проницательный взгляд голубых глаз, крепкие мускулы под одеждой, внушающие опасение, если, конечно, вы не знаете, чего от него ожидать.

Оба агента остановились в начале переулка. Взор Криспина промчался по месту преступления, ненадолго задержался на прикрытом трупе и упал на Венделла, который внимательно ждал распоряжений, стараясь изо всех сил изобразить выражение, приличествующее королевскому стражу закона.

— Гвардеец, — произнес Криспин, подзывая его резким кивком.

Второй агент, я все еще не знал его имени, пока не сказал ни слова и только стоял, плотно скрестив на груди руки и кривя губы в некоторое подобие ухмылки. Уделив должное внимание протоколу, Криспин обратился ко мне:

— Ты нашел ее?

— Сорок минут назад, но до этого она уже пролежала здесь какое-то время. Убийца кинул ее тело сюда после того, как закончил с ней.

Криспин медленно обошел место преступления. Чуть дальше по переулку стоял заброшенный дом, и Криспин задержался возле его двери, положив на нее руку.

— Думаешь, он вышел из этой двери?

— Необязательно. Такое крошечное тело легко можно спрятать — достаточно маленькой корзины или пустого пивного бочонка. На закате здесь мало прохожих. Можно выкинуть и спокойно продолжить свой путь.

— Дело синдиката?

— Ты сам прекрасно все знаешь. На плантациях Букирры за невинного ребенка дают пятьсот золотых. Ни один работорговец не станет лишать себя дохода. Если бы это преступление совершили они, то нашли бы более подходящий способ избавиться от трупа.

Уважение, проявленное незнакомцу в лохмотьях, напарнику Криспина показалось явно чрезмерным. Он приблизился к нам, сгорая от надменности, которая передалась ему вместе с врожденным чувством превосходства, упроченным обладанием публичной властью.

— Кто этот человек? — спросил он. — При каких обстоятельствах обнаружил тело? Что он тут делал? — Агент взглянул на меня с глумливой ухмылкой.

Должен сказать, он знал, что такое насмешка. Несмотря на свою прозаичность, она не из числа тех выражений, что в совершенстве даются каждому. Но я оставил ее без внимания, и он обратился к Венделлу:

— Вы нашли у него что-нибудь? Что показал обыск?

— Господин офицер… — начал Венделл, моментально позабыв о своем низкогородском говоре. — Судя по тому, что он заявил о трупе, мы подумали… то есть… — Венделл утер нос тыльной стороной пухлой руки и дал четкий ответ: — Мы не обыскивали его, господин офицер.

— Так-то гвардейцы проводят расследование? Подозреваемый стоит возле трупа ребенка, а вы, значит, ведете с ним задушевные беседы прямо над телом? Выполняйте свои обязанности и обыщите этого человека!

Бледное лицо Венделла раскраснелось. Пожав плечами, он с выражением извинения двинулся вперед, чтобы обшарить меня.

— В этом нет необходимости, агент Гискард, — вмешался Криспин. — Этот человек… бывший коллега. Он вне подозрений.

— Могу заверить вас только в этом. Агент Гискард, кажется? Непременно, агент Гискард, обыщите меня. Никогда нельзя быть ни в чем уверенным полностью. Кто сказал, что я не похищал девочку, не насиловал и не пытал ее, не выкинул тело на улицу, часок подождал, а потом вызвал гвардейцев? — (Физиономия Гискарда немного порозовела, необычно контрастируя с цветом его волос.) — Довольно умно, не правда ли? Полагаю, такая изобретательность скорее типична для людей вашего сословия.