Клиника в роще

Вера свернула за угол. Сташевского она больше не слушала, мысли ее были заняты другим.

3

Вера и Иван Федорович Шевердук вышли из кабинета Черневицкого и перевели дух. На лысоватом лбу Шевердука блестели капли пота, стекла его очков запотели. На острых скулах Веры выступил румянец.

– Куда теперь? – спросила Вера, не глядя коллеге в глаза.

– Ко мне в кабинет, – ответил Иван Федорович. – Просмотрим записи наших «бесед» с Часовщиком и попытаемся выяснить, где мы допустили ошибку.

Вера повернулась, чтобы идти, но Шевердук остался стоять на месте.

– Черт! – с досадой выругался он. – Возимся с таким негодяем… Будь моя воля, я бы просто пристрелил его, как бешеного пса.

– Часовщик – наш пациент, – тихо заметила Вера.

Шевердук мрачно усмехнулся:

– Разумеется. Он – наш пациент. И мы водим вокруг него хороводы, как вокруг новогодней елки. А знаете, кем я себя при этом чувствую?

– Кем?

– Адвокатом дьявола! В Средние века инквизиция приставляла к каждому осужденному грешнику специального человека, который пытался найти оправдание его поступкам. Такого человека называли адвокатом дьявола. Мы с вами тоже пытаемся найти оправдание злу.

– Часовщик – наш пациент, – повторила Вера, но уже не так уверенно. – Он просто болен.

– Он – воплощение зла, – жестко проговорил Шевердук. – «Психо» – значит душа. Психиатрия врачует человеческую душу. А у мерзавца на месте души зияет огромная зловонная дыра. Нельзя врачевать то, чего нет. Нельзя оживить мертвеца.

Вера вспомнила непроницаемое, словно вырубленное из куска гранита, лицо Часовщика, его глубоко посаженные темные глаза, в которых не было ни чувства, ни мысли, – и сурово сдвинула брови.

Иван Федорович поднял к лицу руки, поморщился и помассировал пальцами виски.

– Ладно, это все лирика, – устало проговорил он. – Идемте в кабинет.

В кабинете, сидя за компьютером, Иван Федорович взял из стопки компакт-дисков самый верхний и вставил его в привод. Пощелкал кнопками, уставился на экран монитора.

Вера, сидя сбоку, увидела на лице Шевердука легкое недоумение, сменившееся столь же легкой досадой.

– А, черт… – снова угрюмо выругался он. – Не тот диск.

– Что на нем? – спросила Вера и, вытянув голову, взглянула на экран.

Однако Иван Федорович уже щелкнул кнопкой и свернул изображение.

– Запись вашей беседы с Евгением Осадчим, – ответил он.

Тусклые от пережитого горя и страха глаза Веры вспыхнули.

– Можно мне посмотреть? – попросила девушка дрогнувшим от возбуждения голосом.

Шевердук покосился на нее недовольно.

– Зачем вам?

– Хочу проанализировать нашу беседу.

– Он не ваш пациент.

– Я бы хотела сделать это не для него, а для себя.

Шевердук несколько секунд хмуро размышлял, затем кивнул:

– Хорошо. Но завтра диск должен быть на месте.

– Будет, – пообещала Вера и, пока наставник не передумал, вынула диск из привода, сунула его в сумочку.

А Шевердук уже рылся в стопке дисков, глядя на даты, выведенные на вкладышах его собственной рукой.

– Начнем, пожалуй, отсюда.

Он вставил в привод новый диск. На экране монитора появилось неподвижное лицо Часовщика. Если бы не бегущие в правом углу экрана цифры, фиксирующие продолжительность записи, можно было подумать, что это просто фотография.

– Знаете, что самое удивительное? – мрачно проговорил Шевердук, глядя на экран. – Часовщик даже не моргает.

– Этого не может быть, – твердо сказала Вера. – Если бы он не моргал, его глаза превратились бы в два куска засохшего желе.

– Взгляните сами, – предложил Иван Федорович.

Вера уставилась на монитор. Лицо Часовщика было неподвижно, словно он впал в кому. Но руки продолжали шевелиться, ловко перебирая часовой механизм. Девушка смотрела на экран не меньше минуты – тяжелые, как у гоголевского Вия, веки Часовщика оставались неподвижны.

– Удивительно, – пробормотала Вера. – Его можно экспонировать в кунсткамере.

Вера откинулась на спинку стула.

– У меня такое ощущение, будто я сплю и все это мне снится, – призналась она. – Часа не прошло, как Астахова убили. А мы тут сидим с вами и рассуждаем о двигательной дисфункции анонимного больного. Словно ничего не случилось.

– А что вы предлагаете? – прищурил недобрые глаза Шевердук. – Кататься по полу и посыпать голову пеплом?

– Нет, но… – девушка растерянно пожала плечами. – Я не знаю… На моих глазах убили человека, но осознать произошедшее у меня как-то не получается. Будто все было не со мной. Только тошнит немного.

– Нормальная реакция нормального человека, – констатировал Шевердук. – Существует всего один способ отвлечься от неприятных мыслей.

– Какой?

– Работа, – просто ответил Шевердук. – Пододвигайтесь поближе, и начнем просмотр записей.

4

Анализ «бесед» с Часовщиком давался Вере с трудом. Глядя на неподвижное лицо убийцы, она видела и наполненные ужасом и отчаянием глаза Астахова в тот момент, когда рука Часовщика схватила его за горло.

Уже через двадцать минут она отвернулась от экрана монитора и сдавленно проговорила:

– Нет, не могу…

С полминуты Вера задумчиво смотрела в одну точку, хмуря брови, потом повернулась к Шевердуку.

– Где сейчас Астахов?

– В подвале, – ответил наставник.

– И что будет дальше?

– Приедет следственная группа. Покрутится здесь полдня и уедет.

– И все?

Иван Федорович пожал плечами.

– А вы чего хотите? Невменяемость Часовщика давно доказана. Если понадобится, мы еще раз дадим экспертную оценку его психическому состоянию. Он сидит в одиночной палате под надежной охраной. Дальше его упрятать уже невозможно.

– Но ведь они обязаны завести уголовное дело!

– Заведут, – согласился Шевердук. – Но быстро его закроют. Тут ведь все очевидно – трагическая случайность. Как авария на дороге. Виноватых нет.

– А если они подумают, что вы втолкнули Тимура Альбертовича к Часовщику нарочно? Ведь может же им прийти в голову такая версия?

Повисла долгая, томительная пауза. Наконец Иван Федорович заговорил.

– Вас Сташевский «обработал»? – угрюмо поинтересовался он.

Вера отвела взгляд и пробормотала:

– Откуда вы знаете?

– Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Мерзавец не может мне простить одного разговора. Помнится, я тогда дал ему по физиономии.

– За что?

Шевердук дернул уголком рта. Затем, проигнорировав вопрос, заявил:

– Иногда грубая физическая сила – лучший аргумент в споре.

Вера уныло смотрела на свои руки.

– Вера Сергеевна, – мягко проговорил Шевердук, – идите-ка вы домой.

– Но мы ведь еще не закончили, – неуверенно возразила Вера.

– Завтра закончим. А вам сейчас нужно отдохнуть.

Вера облегченно вздохнула. Она рада была уйти из клиники. Оставаться дальше в помещении, в подвале которого лежит труп Астахова, было просто невыносимо.

– Спасибо, Иван Федорович.

– Не за что. Завтра мы с вами…

Договорить он не успел. На столе пискнул коммутатор. Шевердук протянул руку и нажал на кнопку.

– Слушаю!

– Иван Федорович, Вера Сергеевна у вас? – донесся из динамика глуховатый голос заведующего клиникой.

– Да.

– Срочно зайдите ко мне. Оба.

– Что-то случилось?

– С вами хочет поговорить следователь.

Связь отключилась. Шевердук убрал палец с коммутатора и взглянул на Веру.

– Придется пойти, – сказал он.

– Да, – согласилась она. – Придется.

5

– Это Вера Сергеевна Арнгольц, – представил девушку заведующий.

Следователь сидел в кресле, вытянув ноги и сплетя пальцы под подбородком. Услышав голос Черневицкого, он заморгал, точно не сразу сумел оторваться от каких-то сложных размышлений, и рассеянно посмотрел на Веру.

– А, да-да. Очень приятно.

– А также Иван Федорович Шевердук. Присаживайтесь, коллеги.