Радио Хоспис

Стас усмехнулся, поняв, что рассуждает о голосе из динамика как об одном из парней своей компании. Но Халли и правда был каким-то своим, он не был неодушевленной паровой машинкой, начитывающей заранее подготовленный, тщательно отредактированный текст. К тому же Стасу нравилась музыка, которую ставил диджей. Ну а у своих парней всегда есть какие-то минусы, у всех людей есть какие-то минусы, и единение, называемое дружбой, собственно, и определяет способность существовать, принимая негатив как часть человека. Минусы Халли Стас принял давно, но вообще-то возможность выключить звук – удобная штука.

Стас покрутил головой – воротник мундира слегка натирал шею. Плащ и фуражка лежали на соседнем сиденье. Привычная шляпа осталась одиноко висеть на вешалке в прихожей.

Он решил не ехать этим утром через город, чтобы не попасть в пробку. Поехал в объезд, по Кольцевой, мимо мебельной фабрики «Чип & Дейл», дымящих трубами пятидесятиэтажных цехов «Фольксваген» и других индустриальных монстров, присосавшихся к окраинам города. Движение было относительно бойким для этого времени суток. Тяжело груженные дизели с длинными кузовами мерно двигались по крайне правому, специально выделенному ряду. Каждый кузов – рекламный щит. Юркие маршрутные такси то и дело сновали из ряда в ряд. Персональные и служебные автомобили упрямо таранили безрадостный серый воздух радиаторными решетками. Отсутствие светофоров не создавало дополнительных проблем.

Тем не менее и здесь «Студебеккеру» Стаса пришлось покоптить на холостых, впрочем недолго. Минут пять стояли в районе открытого кинотеатра «Фотон». Впереди столкнулись зарвавшаяся маршрутка и упрямый, не пожелавший уступить родстер. Полицейский грузовой дирижабль прибыл на удивление оперативно и, подцепив бедолаг на тросы, одного за другим перенес на обочину.

Стас, отчаянно борясь с одуряющими волнами сонливости, разглядывал гигантский рекламный щит кинотеатра, размерами легко «делавший» борта дизельных тяжеловозов. Он знал про это место, но хорошего о нем говорили мало. Днем здесь устраивали бюджетные прокаты старых фильмов, все размеренно и спокойно, согласно уставам и предписаниям. Парковочные места распределены, обнаженная натура прикрыта черными прямоугольниками, нежелательные эпизоды вырезаны, налоги перечислены в срок. Но после шести вечера добропорядочные граждане старались обходить это место стороной. Открытая площадка «Фотона» в это время становилась местом встречи представителей самых радикальных направлений рок-н-ролла. Они называли себя «психи», выбривали виски и соперничали в том, чей кок окажется сегодня уродливее. Экран убирали, на сцену выволакивали какое-то допотопное оборудование. Играли команды, которых принимали и понимали только здесь. Жесткая музыка, жесткая публика. Жесткий рок легко переходил в мордобой, молодежные банды стекались сюда на «стрелы», и в тот момент, когда контрабасисты выпускали слэпующего зверя из своих размалеванных инструментов, кто-то стремительно влетал на перо, отхватывал цепью поперек лица или просто принимал на бритый висок удар бутылкой. Вечерняя охрана «Фотона», здоровенные громилы-скинхеды, следила только за тем, чтобы драка не докатилась до сцены и не было повреждено оборудование.

Стас не понимал этого, но и, как ни странно, не осуждал. Он знал, что его время принимать новое и жить новым прошло. Точнее, его у Стаса украли: война, голод, послевоенная депрессия, безработица и инфляция. Когда все это более-менее утряслось, было уже поздно, его поколение повзрослело, и оно не желало жить тем, что успело принять. А новым пропитываться уже не умело.

С «Фотоном» был связан и еще один казус. Находись подобное заведение в черте города или в черте областного влияния, его бы, скорее всего, закрыли. Правда, оно стояло точно на границе, на Кольце. И управления перебрасывались этим делом, не желая брать на себя ответственность за разбирательство с опасной занозой в отяжелевшей заднице общества. Но таким образом заноза была локализована. Рано или поздно большая часть психов разойдется по домам, обзаведется семьями и так далее, по стандартному сценарию. Останутся только самые верные адепты, и заноза будет уже не так мешать. По крайней мере до тех пор, пока криворукая мода не вытянет волну из подвалов на второй круг. Так уже было. Одна заноза выходит, появляется другая, третья. Иногда они возвращаются в слегка измененном виде, иногда уходят надолго. Но никогда не исчезают навсегда.

А потом, кое-что из музыки психов Стас слушал с интересом… И если для ее рождения музыканты должны были пройти сквозь подобное горнило, то в этом был смысл. Да, Стас его не видел, но это не значило, что его нет.

Движение возобновилось, взревели дизельные тяжеловозы, засуетились ничему не научившиеся маршрутки. Здесь, на Кольце, все было как в жизни. Ничего не замирало надолго. Рано или поздно вечное движение по кругу возобновлялось. Просто для этого кого-то нужно было отбросить на обочину. Проблем-то…

Капрала Свайво Стас помнил. Стандартный такой, еще времен отступления, капрал, туповатый, отяжелевший, но в целом неплохой мужик. А может, и не совсем туповатый, может, это видимость, подтвержденная атрибутами: формой да погонами, и еще уверенностью, что данное звание подразумевает некоторую как минимум недалекость. Свайво был приписан к Управлению, занимался организацией охранных кордонов. Сверх задачи не пыжился, выше головы не прыгал. Там, где можно было ничего не делать, ничего не делал, и мелкий подпогонный персонал жил при нем в целом припеваючи.

– Здравия желаю, – сказал Стас, заходя в бетонную сторожку при блокпосте.

Сторожка по одной стороне, дальней от двери, была уставлена двухъярусными армейскими кроватями. На двух из них спали. В стене между кроватями – внушающая уважения решетчатая дверь арсенала. По центру комнаты имелся длинный обеденный стол, и еще один стол, письменный, стоял у левой стены. За ним сидел Свайво.

– Бекчетов? – хмуро поинтересовался капрал.

– Он самый, – кивнул Стас, – приписан от группы Югиры.

– Угу. – Свайво что-то пометил в толстом гроссбухе и кивнул на решетчатую дверь между кроватями. – Оружие получи и отдыхай. Через полчаса построение, потом заступаешь на шлагбаум.

– Ясно.

Стас получил у болезненно худого очкарика из-за решетки старый, но ухоженный «Бисирич» еще корейской сборки и две обоймы патронов. Расписался в журнале, потом в какой-то бумажке об ответственности за использование казенного вооружения. Стандартная бюрократическая рутина.

Постепенно стягивались остальные бедолаги, отправленные от своих отделов на дежурство. Все были заспанные, недовольные. Здесь каждый понимал, что это дежурство – такая же проформа, как подписанная бумажка об ответственности. Не первый раз упыри прорывали Стену Периферии, и ни разу им не давали проникнуть так далеко в глубь обжитой территории. Специально предназначенные для этого воинские подразделения находили и отлавливали тварей далеко от этих мест, в сердце Третьего Периметра, в его глухих лесах, заброшенных индустриальных районах, в предгорьях или ущельях Филипповой гряды. Да не важно где. Сюда бы их не пропустили никогда, потому что это значило бы, что в их маленьком датском королевстве все окончательно прогнило. Но правила предписывали, правила требовали, правила настаивали, и вот они – оторванные от дел, от отдыха, от семей и от привычного течения жизни люди, недовольные, заспанные.

Некоторых Стас знал только в лицо, с кем-то был знаком. Один только Роберт Шенкель был более-менее близок ему. Роб был водилой при автопарке Управления, в свое время они пару раз выпивали вместе. Потом, правда, после того как Стасу выдали значок, они виделись редко.

Стас подошел к Шенкелю, они пожали друг другу руки, перекинулись парой-тройкой незначительных фраз, вспомнили общих знакомых. В общем, как это обычно бывает в подобных ситуациях… Потом Роб отошел, чтоб получить свой «Бисирич», а когда вернулся, они вышли на улицу покурить.