Музей богов

— Еще как умеют. Просто живут несравнимо дольше людей и научились заботиться о продолжении личного существования. Но если потеряют поддержку, утратят бдительность или махнут на себя рукой, то потеряют силы. А потом и жизнь. Вон Зевс — уж на что был крут и могущественен, а все-таки умер злой смертью.

— Зевс? Как это? Почему? — удивился я.

— Сколько вопросов. Как именно и почему? А так. Пропал фактор визуализации. Один из величайших ваших философов написал однажды, что визуализация, это «когда множество верующих начинает молиться какому-нибудь богу, он действительно возникает, причем именно в той форме, в которой его представляют». Так вот, обратный эффект тоже имеет место. Сначала в Зевса перестали верить прежние приверженцы, и от этого он лишился почти всей своей силы. Зевс, он же — Юпитер, Громовержец, главный из богов-олимпийцев. Когда-то распределявший добро и зло, вложивший в сознания людей стыд и совесть. Грозная карающая сила. Его ассоциировали с самой судьбой, иногда он выступал в качестве существа, неподвластного року. Он мог предвидеть вероятное будущее, возвещал предназначения судьбы, повелевал погодой и метал молнии. Весь общественный порядок был выстроен Зевсом. Он учредил структуру власти, был покровителем городов, следил за соблюдением обычаев и традиций. Он охранял семью и дом, защищал обиженных и молящих. Считалось, что ему подчиняются другие боги. И вдруг стремительно стал терять свое могущество. Боги вообще быстро теряют силу, если люди не верят в них по-настоящему. А тут еще и Гера, жена его, развелась с ним, надоело ей терпеть многочисленные измены и разгульный образ жизни мужа. Некоторое время Зевс еще держался за счет прежних мифов и легенд, но этого оказалось мало, и помогало как-то не очень. Настоящей веры уже не стало. Вот с той поры он совсем захирел, а от беспробудного пьянства сделался алкоголиком. Опустился, обленился, начал бродяжничать… и умер в одну из зимних ночей, замерз бомжом на станции Обухово в Петербурге во время антиалкогольной компании в Перестройку.

— А тебя как зовут? — неожиданно для себя спросил я. Вообще-то этот вопрос следовало задать давным-давно, но все как-то не до того было. — Я имею в виду по-настоящему?

— А зачем тебе это надо знать? До текущего момента о моем имени ты как-то не спрашивал.

— Ждал, когда представишься.

— Я не думала это делать. Долго бы пришлось ждать.

— Почему? Это тайна?

— Да нет… не то чтобы. Некоторые вещи становятся тайнами из-за собственного стыда, чей-нибудь трусости или чужого разгильдяйства. Не мой случай. Но, видишь ли… свое настоящее имя называть не стану, зачем оно тебе? Оно странное для человеческого уха, почти непроизносимое для твоего языка, и сейчас тебе без надобности. Разве что одну из тех кличек, что люди давали в свое время. У меня было столь много имен, что всех я просто не помню. У разных народов и традиций. Кибела, Кали, Кали-Ма, Маара, Макошь, Парвати, Дурга, Тара, Адья-Шакти, Исида… В зависимости от моего настроения, некоторые народы присваивали разные имена. Много всего было. Иногда почему-то меня называли Гекатой. Имена слишком многочисленны, чтобы перечислять их. Сейчас в этом человеческом теле меня зовут Лунджил… Думаю, что Лунджил — самое то на сегодня. Да, лучше называй меня так. Сокращенно — Лу. С этим — разобрались. А теперь давай зайдем ко мне домой, надо кое-что сделать. Как понимаешь, прошлый раз были совсем не у меня дома.

Лу внезапно подняла свою руку и начертала указательным пальцем прямо в воздухе какую-то затейливую загогулину. Пространство перед нами стало как плоский экран, и моя собеседница разорвала его, будто старую афишу. В образовавшейся рваной дыре зашевелилось нечто невнятное и серовато-бесформенное. Не дав опомниться, чернокожая девушка схватила мою ладонь, шагнула в этот провал и с непреодолимой силой потащила меня за собой.

Глава XI,

в которой главный герой зрит игры Хаоса

А дальше случилось много странного. Мы оказались в месте, которое просто невозможно вообразить. Если бы я вдруг захотел описать жилище Лунджил, то потребовался бы какой-нибудь иной, особый язык, с целым набором понятий, слов и специальных частей речи, отсутствующих в русских орфографических словарях. Единственное, что хорошо виделось и воспринималось, так это сама моя спутница. Как-то незаметно она освободилась от повседневной одежды и осталась лишь в золотых украшениях. Колье из черепов, кольцо из человеческих рук, ажурная золотая цепь на талии и золотые браслеты на ногах.

Огромный, величиной со спаниеля, абсолютно черный кот подошел к ней откуда-то сбоку и потерся об ногу. После этого дружественного жеста зверь устроился рядом с хозяйкой и недовольно воззрился на меня желтыми глазами с узкими, словно бойницы, зрачками.

— Так это ты Кали? — спросил я, как только немного оклемался. Вернее так: когда решил, что уже пришел в себя и могу понемногу думать, а главное, что-то осознанно говорить.

— Ну, можно и так сказать, — произнесла Лу каким-то обыденным тоном. — Кали — одно из моих воплощений. Аватара, как говорится. Впрочем, это тоже не совсем верно. Слово «аватара» происходит из философии индуизма и обычно используется как обозначение нисхождения божества на землю, при воплощении в смертное существо, а здесь и сейчас я… Что, уже трудно тебе? Голова кружится, и сознание уходит? Это все игры Хаоса, дело нормальное. Ладно, соорудим что-нибудь более привычное для твоих глаз, чувств и эмоций… что-нибудь приятное и красивое, например, так пусть будет.

Что-то опять случилось, и окружающая нас муть мягко изменилась во вполне человеческую обстановку. Мы оказались в обширном помещении, оформленном с тяжелой восточной роскошью. Кругом валялись шелковисто-блестящие подушки, по стенам непрерывно тянулись обширные диваны, пол устилал мягкий ворсистый ковер. Стены украшали бесчисленные фрески, наиболее полно иллюстрирующие интимные стороны человеческого бытия. Сами стены, если отвлечься от неприличных рисунков на них, то расступались, то сходились так, что невозможно было понять, где мы: в серии отдельных комнат с переходами или в одном помещении затейливых очертаний. Ни окон, ни углов, ни дверей заметно не было. Преобладали золотые и синие цвета, от яркого до почти серого с серебряными вставками и золотыми узорами. Лунджил опустилась на ближайший к ней диван, расположившись в свободной позе. О дополнительной одежде так и не позаботилась. Она по-прежнему была спокойна и безумно красива своей «инопланетной» красотой. Похоже, она всегда выглядела одинаково.

— Присаживайся, — Лу хлопнула ладонью рядом с собой, — и ни о чем не беспокойся, здесь вполне безопасно.

Черный кот вспрыгнул на диван и разлегся рядом с хозяйкой. Я сел с другой стороны и только сейчас заметил, что золотая цепь на талии чернокожей красавицы представляла собой сплетение из миниатюрных человеческих рук. Данное ювелирное изделие поражало сумасшедшим изяществом. Только в отличие от золотого кольца на пальце, пояс состоял из разных рук — белых, желтых, черных… Причем если белые руки, видимо, были сделаны из серебра или платины, а желтые из золота, то темные из черной эмали с тончайшими золотыми прожилками.

— Так вот, — продолжала моя собеседница, будто ничего особенного не случилось, и мы по-прежнему сидим в кафе, — после того, как ты прошел обряд посвящения и теперь являешься моим учеником, можешь стать посредником. То, что с нами было, а потом та пляска разрушения — необходимый ритуал, чтобы тебе получить возможность проходить через нужные двери и закрывать их.

— Что за двери? — зачем-то ляпнул я, уже догадываясь, какой будет правильный ответ.

— Да, да, те самые, ты не ошибся. На картинах. Нет, мысли я не читаю, просто ты очень громко думаешь, и получается поневоле. Нужно твое формальное согласие.

— Почему именно формальное согласие?

Лунджил не ответила, но изобразила такую гримасу, что и без слов стало понятно — пустые вопросы надоели, и лучше бы оставлять их при себе.