Устройство «Пандора»

— А как на это посмотрит Мэллой?

— Его дни сочтены. Если до него еще не добралось АНБ, то очень скоро доберутся другие. А сейчас идет погоня за осколками волшебного зеркала».

— Все-таки ты еще не сказала, что у тебя за предложение.

Я вдруг заметил, что у Реган возбужденно блестят глаза. Она наклонилась ко мне.

— Одна шкатулка уже у меня. Уступишь свою — получишь долю. Если поможешь найти остальные, у нас будет огромная куча деньжищ. Ты даже представить не в силах, какая огромная. Это и есть мое предложение. Простое и честное.

Нет такой кучи деньжищ, которую я не в силах представить. Однако инстинкт частного сыщика подсказал, что все это выглядит слишком гладко, не говоря уже о том, что противозаконно. А самое главное, у меня не было ни одной причины доверять этой женщине. И всё же я был заинтригован.

Реган протянула руку к пальто и встала.

Тебе, наверное, нужно время на размышления. — Она достала визитную карточку и что-то написала на ней. Когда созреешь для разговора, позвони по этому номеру. Как я уже сказала, одна шкатулка у меня. Если на то пошло, я даже согласна показать ее. Но за это ты покажешь свою.

Она направилась к выходу. Когда отворяла дверь, оглянулась.

— Тэкс, не потеряй карточку. Мне кажется, мы с тобой отлично поладим.

С этими словами гостья удалилась. Я понял, что не придумаю ничего путного, пока не приму холодный душ.

ГЛАВА 11

Сама по себе оберточная бумага интереса для следствия не представляла. В районе залива ее можно было приобрести в тысяче оптовых и розничных магазинов. Я хорошенько рассмотрел буквы. Мэллой пользовался мягким черным маркером. Ничего необычного, примечательного, способного сдвинуть дело с мертвой точки. Я взял увеличительное стекло, но и с его помощью ключей к разгадке не обнаружил. Осталось взглянуть только на почтовую марку. Ее поставили лазерным этикет-пистолетом. Стоимость почтовой пересылки — четырнадцать долларов девяносто центов. В центре круглого штемпеля виднелась дата — двенадцатое апреля две тысячи сорок третьего. Три дня назад. По кругу шли буквы: «Город Сан-Франциско». Я бы предпочел что-нибудь поконкретнее.

Я включил компьютер и вывел на дисплей список почтовых отделений города. Их оказалось пятьдесят девять. Ну а мне от этого какая радость? На штемпеле под гербом стояло: «АПК 38874121». Конечно, можно искать почтовое отделение по номеру автоматического почтового контроллера — если не найдется способа получше. Увы, таких отделений в Сан-Франциско пятьдесят девять, и у меня просто нет времени обзванивать все подряд.

Я закурил сигарету и изо всех сил напряг мозги. Однако ничего дельного не шло на ум, пока я не глянул на пол и не увидел конверт. Он лежал посреди хлама лицевой стороной вниз. Я упал на колени, сигарета свесилась с нижней губы. Я медленно полз и хватал все проштемпелеванные конверты, которые попадались на глаза, — искал номер 38874121. Наконец я обнаружил штемпель с нужным номером — письмо от бывшего клиента, и, как назло, без обратного адреса. Пустышка! Но я не пал духом и, добравшись почти до конца комнаты, все-таки нашел конверт с таким же точно штемпелем. Несколько лет назад в нем пришел счет за место на складе, которое я арендовал в районе Мишн.

Сто лет назад, во времена Сэма Спэйда, Мишн по праву считался одним из самых неблагополучных районов Сан-Франциско. И пятьдесят лет назад добропорядочные граждане рисковали там появляться, только вооружась до зубов. А теперь район Мишн — ничейная земля, даже полиция перестала туда заглядывать.

Я оставил спидер возле склада. За конторкой бил баклуши несовершеннолетний панк в самом худшем смысле этого слова. Я снова представился Ахмаду, золотозубому владельцу склада — он оказался у себя в офисе. Вежливо осведомясь о стоимости разных складских помещений, я как бы между делом поинтересовался, где находится ближайшее отделение государственной почты. Ахмад, стремясь угодить многообещающему арендатору, предоставил все необходимые сведения, а заодно прейскурант, календарь и дружеское рукопожатие.

Почтовое отделение затерялось в буферной зоне, которая окружала квартал складов. Я брел по улице, а мимо по своим делам шли проститутки, сутенеры и мелкие торговцы наркотой. Хватало и не столь колоритных аборигенов. Судя по присутствию рынка и двух мясных магазинов, территория вокруг здания почты когда-то была обжитой.

У входа на почту сидел в инвалидном кресле чернокожий мужчина со всеми внешними признаками параплегии.

— Славный вечерок.

— Вот уж точно. Пятерку не одолжишь?

Я пропустил вопрос мимо ушей и достал сигареты. Взгляд чернокожего сразу прилип к пачке.

— Куришь?

Чернокожий кивнул и протянул руку. Я угостил его сигаретой, другую сунул себе в рот. Потом свершил обряд зажигания. Мой визави держал малютку «Лаки» как ножку хрустального бокала с коллекционным вином. Он глубоко затянулся. Напрасно я ждал, когда дым пойдет обратно.

— И давно ты тут торчишь?

— А что, надо место уступить?

Черт возьми, неужели я так плохо выгляжу? Зря, что ли, галстук таскаю?

— Нет, просто интересуюсь, много ли времени ты тут провел за последние три дня.

Чернокожий сделал еще одну анизотропную затяжку.

— Гм-м, дай подумать. Я ж такой деловой, вечно забываю, который нынче день… Ага, три дня я тут загорал, уж никак не меньше.

Я достал из кармана двадцатку и нежно погладил ее на безопасном расстоянии от его лап.

— Я ищу друга. Он здесь побывал три или четыре дня назад и отправил несколько посылок. Как по-твоему, ты можешь вспомнить его лицо?

Чернокожий зачарованно глядел на купюру.

— За двадцать баксов я смогу вспомнить все, что захочешь.

— Ладно, ты получишь эти деньги, даже если не опознаешь моего приятеля. Мне надо только знать, был он здесь или нет.

Я показал ему фото Мэллоя. Он просиял.

— Ну конечно, видал я этого чувака! Старикашка, еле мослы переставлял. Отстегнул мне десятку.

— А ты не помнишь, он на автобусе приезжал или на спидере?

— Не-а. Я его запомнил, потому что почти всех в округе знаю. Раньше я его тут не встречал, вот он и бросился в глаза. Он пехом притопал.

— И с какой стороны он притопал?

Чернокожий показал.

Вон оттудова, а потом туда же и ухилял.

Отлично. И последний вопрос. Ты не знаешь, можно где-нибудь поблизости снять меблированную комнату со столом?

— А какую ты хочешь?

Ну, что-нибудь поприличнее и чтобы не слишком дорого. Уютную и спокойную норку, где можно надолго залечь. И лучше всего в той стороне, откуда приходил мой друг.

С минуту инвалид размышлял.

— Дуй на Валенсия-стрит. Там найдется три-четыре такие норки. Отсюдова это будет четверть мили. Ну, может, половина.

Я сказал «спасибо» и протянул ему вторую сигарету. Конечно, вместе с двадцаткой. По-моему, он остался вполне доволен.

Чутье мне твердило, что Мэллой близко. Район Мишн — самое подходящее место для того, кто не хочет, чтобы его нашли. Я оставил спидер на углу Валенсии и Двадцатой и пешком двинулся по темной улице. Всего четверть мили от почты, а какая огромная разница! На Роуз-стрит дома хоть и старые, но не кажутся запущенными. И никаких явных признаков противозаконной деятельности. Каждого, кого я встречал на своем пути, похоже, заботило только одно: поскорей бы пройти мимо.

Дома с меблированными комнатами на этой улице встречались в избытке. Я вдруг сообразил, что действую бессистемно. Ведь практически невозможно вычислить, в котором из этих зданий живет нужный мне человек; я даже не знаю, в этом ли он квартале. Единственный приемлемый способ — положиться на старые добрые ноги и язык.

В типичной меблирашке этого района была гостиная, где собирались типичные жильцы, чтобы почитать газеты, посмотреть телевизор и познакомиться с прочими членами своих суррогатных семей. Но по одному-двум параметрам меблирашки все-таки на риску превышали гостиницы вроде моей. Конечно, в первую очередь я имею в виду пищу домашнего приготовления. О черт, я снова проголодался!