Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

— А граната в окно?

— Ну, граната в окно — это уже мелочь. Так, шутка гения. Конечно, он никого не собирался убивать. Но его манера оставалась неизменной: делать все чужими руками. И не просто чужими, а выстраивать ситуацию так, чтобы каждое убийство было нужно кому-то еще, кроме него. Чистяковых с не меньшим энтузиазмом убивал Андропов. Малина прямо-таки с наслаждением убирал со своей дороги Григорьев. Гранату с искренней целью запугивания швыряли бандиты… Ну и так далее. Вот только к концу этого года Седой почувствовал, что машина убийств разогналась в России не на шутку. Ему уже просто не под силу было остановить ее.

Вот почему он ждал тебя в Майами. Он хотел спасти свою Рыжую от российского беспредела. Он бы рассказал тебе все и не пустил бы обратно в Москву. Но карты легли по-другому. Совсем по-другому. От судьбы не уйдешь.

— Хорошо. Если вы такой информированный, — задал наконец я свой вопрос, — что сейчас происходит в Москве?

— За точность анализа не ручаюсь, но полагаю, что господин Ларионов устраняет неугодных. Столкнув лбами РИСК и ФСБ, он надеется уничтожить и тех, и других. А движущей силой выступают у него бандитские кланы Москвы и Кавказа. Вот примерно так.

— Кто?! — вскочила Верба. — Ларионов?

И тут позвонил Тополь. Полковник Никулин вышел тогда из дому вместе с нами. Его персона совершенно не заинтересовала григорьевских головорезов, арестовавших нашу охрану и севших нам на хвост. Никулин, попрощавшись, зашагал в другую сторону.

И мы еще не уехали, когда оттуда, из-за угла, раздался выстрел.

— Что это? — спросил я.

— А черт его знает! — ответила Верба рассеянно. — Ты слышал, что сказал Тополь? Мы не можем сейчас отвлекаться.

— Где Верба? — спросил Тополь, расталкивая меня в три часа дня по багамскому времени.

— У себя.

— Да вы чего, обалдели? — удивился Тополь. — Дрыхнут все по отдельности! Онанизмом, что ли, занимались?

— Наверно, очень устали, — соврал я.

— С генералом Трофимовым неувязочка, — пробормотал Тополь.

— С каким генералом? — не понял я. Очевидно, реплика предназначалась для Вербы.

— Не мог он так много знать и так долго находиться в тени. Что-то здесь нечисто. Ведь только в апреле этого года Базотти его шлепнул…

— А-а, — сообразил наконец я, — еще раз послушал апокалипсис от Игната.

— Да, — сказал Тополь.

И тут в мою комнату ввалились Платан и Клен с огромной настоящей елкой.

— Вставайте, уроды! Новый год проспите!

Комната наполнилась совершенно неуместным здесь, но торжественным и ностальгически прекрасным запахом хвои. Из-за спины Клена выскочила Верба и с криком «ура!» дернула за ниточку хлопушки. Разноцветный дождь конфетти посыпался на всех и на все вокруг.

Игрушки они тоже привезли из Москвы, и пока мы всей толпой наряжали елку в большом зале на первом этаже, шел несмолкающий спор о том, во сколько встречать Новый год. Одни утверждали, что по багамскому, то есть нью-йоркскому времени девяносто шестой наступил пятнадцать часов назад и мы, придурки, о нем просто забыли. Другие настаивали, что еще только тридцать первое декабря и, следовательно, шампанское надо пить лишь через девять часов. Какое на самом деле число, следовало, конечно, спросить у Гонсалеса, но на это фантазии почему-то ни у кого не хватило, и так как у всех поголовно, даже у вновь прибывших Кедра с Пальмой часы показывали московское время, Новый год решили встречать немедленно. Настроили телевизор на Москву, послушали бой курантов, опрокинули по бокалу и под энтэвэшную программу с «Куклами» принялись завтракать. Нанда периодически переключался на первый канал и балдел от ретро-песенок в современном варианте.

Этот дурдом надо было видеть: теплые волны Атлантики, шикарная вилла, завтрак с шампанским в четыре часа пополудни под новогодней елкой, тибетский монах тащится от советских песен пятидесятых годов, подпевая исполнителям, а мальчик Рюшик носится по всему дому вместе с котом Степаном, разматывая серпантин, и орет от восторга!

Кто-то предложил посмотреть последние новости «CNN» или «ВВС World», но его гневно осудили. Народ не хотел даже выслушать толком наших друзей из Москвы. Да и какие там были новости у Клена с Платаном? Ну, бравые парни из «девятки» расстреляли в упор Горца Саркиева. Им такое не впервой. Ну, другого бандюгу — Банкира Шурика удалось из-под пуль спасти и отправить поближе к Золтану — на Огненную Землю. Ну, пропал куда-то Чуханов, он же Никулин, он же Джаннини, он же Грейв. Застрелился, что ли? Или убил кого-нибудь напоследок, а потом и сам помер от тоски. Ну, не забыли выпустить с Лубянки зятька его Тимофея, чтобы Новый год встречал дома. Ну, Ларионова отправили в Лефортово. Добрая примета. Значит, на президентских выборах он как минимум выдвинет свою кандидатуру, а может, и победит. Ну, пытались арестовать Григорьева, а он взял да и скушал у всех на глазах совсем несъедобный яд.

В общем, как сказал мой сын Рюшик, когда закончился очередной мексиканско-бразильский сериал, «все плохие отравились». А хорошие, стало быть, отдыхали на Багамах и хотели только петь и веселиться.

У нас уже начинались танцы, когда в самый разгар веселья появился Сиропулос. Я заметил, как напряглась Верба, увидев старого грека. Но Тополь вмиг обескуражил его вопросом:

— Никос, быстро отвечай: когда на Багамах встречают Новый год? Тридцать первого или первого числа, если считать по среднеевропейскому времени?

Сиропулос тяжко задумался и наконец сказал:

— А на Багамах Новый год вообще не встречают.

— Да не может быть, — обиделся Кедр. — Дамы и мужики, этот Никос просто морочит нам голову!

— Не просто, — возразил Сиропулос. — Господин Горбовский задал мне слишком сложный вопрос. Тут… как это по-русски… — Он полез в карман и старательно прочитал по бумажке: — Без пол-литра не разберешься.

После чего под общие аплодисменты извлек бутылку водки «Смирнофф».

— Срочно в холодильник, — распорядился Кедр. Но мы тоже не с пустыми руками приехали.

И, убирая в морозилку «Смирновскую», он продемонстрировал публике бутылку «Кеглевича».