Проклятие фараона

Дмитрий Алексеевич прекрасно знал характер своего кота. Кот, как и почти все особи из его семейства, был своенравен и упрям. Василий же по природе был охотник, то есть обожал подстерегать что-то движущееся, например, осеннюю муху или солнечный зайчик, и бросаться на этот предмет из-за угла. Старыгин был уверен, что кот вовсе и не думает спать, он исподтишка наблюдает за движущимися пальцами и выбирает момент. Тут он перевел глаза на Наталью и заметил на ее лице признаки решительного недоверия к его словам.

Все ясно, пока речь шла о научных открытиях, она прислушивалась, как только дело коснулось Библии, победило недоверие. Ему показалось, что она едва заметно вздохнула и зевнула, не раскрывая рта.

Старыгин собирался приструнить кота, но теперь мстительно решил этого не делать – пускай сами разбираются.

– Осталось немного, – сказал он и снова принялся читать.

«Г-жа Флитнер указала мне несколько таких экспонатов. В числе их оказались: ящичек для хранения благовоний, сделанный из дерева нильской акации, саркофаг одной из царевен, выдолбленный из ствола сикоморы, и некоторые другие предметы. Я произвел тщательное обследование этих изделий, начав с ящичка для благовоний. Это небольшая вещичка, приблизительно десять сантиметров длиной, семь сантиметров шириной и также семь глубиной. Сделан был этот ящичек из одного и того же куска нильской акации. Обрубок был мастером расколот на тонкие дощечки, из которых при помощи растительной смолы и был склеен ящичек. Тождественность рисунка древесных слоев была видна на всех стенках ящичка, причем рисунок этот оказался исключительным: на всех дощечках бросалось в глаза наличие очень широких и очень узких слоев. Это чередование шло таким образом: сначала группа из шести необычайно широких слоев; а за ней непосредственно следовала группа, состоявшая из семи слоев очень узких.

Выше мы сказали, что ширина древесных слоев на берегах Нила соответствует его разливам и связанным с ними урожаем или неурожаем. Таким образом, природа сама записала, что во время, соответствующее эпохе жизни Иосифа в Египте, в этой стране несколько лет подряд имели место чрезвычайно обильные урожаи. В эти годы и деревья образовывали необычайно широкие кольца. Таких годичных колец на ящичке, нами обследованном, оказалось шесть. Но и перед этим кольца не были узкими, так что заметного расхождения с библейским рассказом о семи годах изобилия здесь нет. Относительно же следовавших за этими годами обильных урожаев семи годов катастрофического неурожая строение древесины, нами обследованной, свидетельствует с неопровержимой точностью.

Остается добавить, что, если бы у нас была возможность тщательно обследовать богатейшие коллекции египетских древностей, хранящиеся в Британском и Каирском музеях, мы, без сомнения, нашли бы множество деревянных предметов соответствующего периода, строение древесины которых неопровержимо доказало бы несомненную историческую достоверность рассказа об Иосифе, содержащегося в последних главах Книги Бытия».

Хоп! – кот Василий наконец прыгнул, чтобы как следует цапнуть провоцирующие его пальцы. Но промахнулся, потому что Наталья на долю секунды раньше убрала руку. Кот без толку закогтил спинку дивана, а это было непрофессионально и унизительно.

– Что – прозевал? – усмехнулась Наталья. – Тренироваться надо больше, совсем форму спортивную потерял, все время на диване лежишь…

Кот оторопел от такой фамильярности, но быстро пришел в себя, прокатился по темно-синей юбке гостьи, стараясь оставить на ней как можно больше шерсти, и вышел, выражая высоко поднятым хвостом полнейшее негодование.

– Вы удовлетворены сегодняшней беседой? – сухо спросил Старыгин, он очень не любил, когда обижали его кота.

– Не слишком, – протянула Наталья, глаза ее смеялись, и ободок вокруг радужки сделался еще заметнее. – Вы по-прежнему не хотите сказать, кто прислал вам это письмо? – она стала серьезной.

– Понятия не имею! – честно ответил Старыгин. – И у меня к вам деловое предложение, Наталья… Игоревна.

– Просто Наталья, – вставила она, но Старыгин досадливо двинул бровями, чтобы не мешала.

– Давайте-ка каждый из нас будет заниматься своим делом, – продолжал он, – вы будете ловить убийцу, а я – реставрировать картины. Не скрою, у меня сегодня был тяжелый день и хотелось бы отдохнуть, поразмышлять в тишине и покое. Так что если у вас ко мне больше нет вопросов…

– У меня к вам куча вопросов, только не знаю пока, как их сформулировать поточнее, – сказала она, поднимаясь и безуспешно пытаясь отчистить с юбки рыжую шерсть. – Но вы не волнуйтесь, я вам обязательно их задам со временем…

– Всего хорошего, – буркнул Старыгин, закрывая дверь за гостьей, – желаю успехов в работе!

Кот Василий выглянул из кухни и дал понять, что он присоединяется к предыдущему оратору.

Ночь прошла без всяких происшествий, не стучались в дверь неизвестные блондинки, не снились темные подземелья с каменными саркофагами и мумиями, разгуливающими под низкими сводами, и не подкарауливали на лестнице ехидные милиционерши с погонами капитана на плечах.

Добравшись до Эрмитажа, Старыгин снова свернул не к себе, в связи с получением загадочного письма он чувствовал настоятельную потребность снова навестить Марию Антоновну.

– Входите! – донесся из кабинета приглушенный голос, когда он осторожно постучал в дверь.

Дмитрий Алексеевич толкнул дверь и вошел в кабинет.

По сравнению с тем, что творилось в этом помещении, его собственную мастерскую после погрома можно было назвать образцом порядка.

Несколько столов, занимавших все пространство возле стен, было завалено раскрытыми фолиантами, рулонами пожелтевшей бумаги, выцветшими гравюрами, кальками с перерисованными на них древними изображениями, бесчисленными разрозненными листами научных статей и ксерокопий и, разумеется, книгами, книгами, книгами. Здесь были тома на английском и немецком, на французском и голландском, на шведском и португальском языках, попадались книги с арабской вязью на обложках и с клинописными строчками иврита. Среди всего этого бескрайнего моря информации, а проще говоря – среди этого беспорядка, главная хранительница Египетского отдела Мария Антоновна в своем неизменном аккуратном темно-синем костюме с белоснежной блузкой казалась инородным телом, воплощением чистоты и порядка. Впрочем, можно было не сомневаться, что она чувствует себя здесь как рыба в воде. Она восседала за громоздким письменным столом черного дерева, на котором был расчищен крошечный пятачок свободного места, и просматривала немецкий том девятнадцатого века, делая из него выписки в толстый линованный блокнот.

При виде Старыгина Мария Антоновна приподнялась. На ее лице появилось выражение плохо скрытой досады – видимо, она очень не любила, когда ее отрывают от работы. Впрочем, она очень быстро справилась со своим лицом и, с привычной вежливостью поздоровавшись, осведомилась, что на этот раз привело реставратора в ее отдел.

Вместо ответа Дмитрий Алексеевич положил перед ней полученную накануне статью.

– Вы что-нибудь знаете об этом исследовании?

Мария Антоновна надела очки, быстро проглядела текст и подняла глаза на Старыгина.

– Ну, исследование – это слишком громко сказано, – проговорила она после короткой паузы. – Скорее это материал для научно-популярной статьи, никаких серьезных исторических выводов из столь ограниченного материала, на мой взгляд, сделать нельзя. Как я понимаю, автор статьи и не ставил перед собой такой задачи. Насколько я знаю, он – священник, богослов, поэтому его интересовала не столько научная сторона вопроса, сколько возможность получить дополнительное доказательство подлинности библейских текстов. Вот упомянутая здесь Надежда Дмитриевна Флитнер действительно была серьезным ученым, первоклассным египтологом. Я застала ее в Эрмитаже, и какое-то время мне довелось проработать под ее руководством. Я очень многим ей обязана и вспоминаю ее с огромной благодарностью…