Ласточкин хвост (СИ)

Гёда знала, о каких «брызгах» шла речь. Гайсты. Злобные духи, приходящие с изнанки, которыми родители пугали непослушных детей. «Чума магического века» — так их называли в громких газетных заголовках, но правда заключалась в том, что неодарённые не знали и малой доли того, что следовало знать. Слухи, сплетни, суеверия — саму магию люди давно подчинили строгим законам и нормам, а вот её извечных спутников всё ещё боялись, ведь в отличие от древних существ из сказок Рейнарта они были настоящими.

— Расскажи о них, — и куда только подевалось недовольство? Гёделе была готова слушать и ловить любое слово — уж Рейнарту известно о гостях с той стороны гораздо больше, нежели другим волшебникам.

— Знаешь, в чём разница между ними и потерянными?

— Душами? — девочка замялась, пытаясь вспомнить рассказы, которые ей доводилось слышать. — Ну… Души были когда-то людьми, пока не умерли.

Ох, ну что за глупости! Не можешь объяснить, не знаешь — не пытайся. Разве не это твердила им мефрау Гайфер на занятиях по мировой истории?

— А гайсты? — светло-голубые глаза Рейнарта заглядывали в самую душу, вонзаясь острыми льдинками и не позволяя отвести взгляд.

— Гайсты приносят лишь беду. Они пытаются завладеть телом…

— Тем, чего у них нет, верно. И управлять человеческим разумом. Контролировать желания и подавлять волю. Изменять реальность в угоду себе. И удаётся им это потому что…

— Они волшебники! — Гёделе моргнула, удивлённая тем, как легко встала на место недостающая деталь мозаики. — Вернее, бывшие волшебники… Мёртвые, в общем.

И сама поёжилась от того, как это прозвучало. Даже сидя в полутёмной гостиной у камина, она почувствовала, как неприятно закололо меж лопаток, будто бесплотные духи прямо сейчас наблюдали за ними сквозь замёрзшее окно.

— Отнеси на кухню, — Рейнарт кивнул на чашку, и, несмотря на то, что в голове роились десятки вопросов, Гёделе послушно поднялась с места.

Осторожно, шаркая по полу ногами в шерстяных носках, она дошла до порога. Боясь впустить в мир ещё больше брызг, обернулась.

— Ты с ними встречался, ведь так?

По напрягшейся вдруг спине поняла — встреча была не из лучших. Да и разве может быть иначе? «Бывают глупые вопросы, Гёда, не забывай об этом».

— В шкаф можешь не убирать. Поставь на стол и возвращайся.

Но она всё-таки убрала — для порядка. Слила оставшуюся воду в старенькую раковину и замерла, глядя на кран. Страшно представить, что будет, если вместо отдельных брызг вдруг хлынет струя. Девочка видела, что бывает, когда кран срывает, и поток хлещет под страшным напором. Весь дом оказывается залитым водой: гниёт дощатый пол, трескается краска и лохмотьями слезают обои, будто змеиная кожа. И тогда всё приходится отстраивать заново.

Тряхнув головой, Гёделе перевела взгляд на окно. Зимний вечер начинался рано, и переулок уже полностью погрузился во тьму.

Впереди ждал ещё час практики: после пережитых головных болей ей необходимо было тщательно рассчитывать время и ни в коем случае не превышать «нормы».

Зато теперь она видела поток, стоило лишь закрыть глаза и настроиться на нужную «частоту». Рейнарту такой фокус удавался мгновенно и с открытыми глазами, но Гёда тешила себя мыслью, что у неё впереди ещё много лет и тысячи попыток для того, чтобы преуспеть.

А ещё он говорил, что для каждого — поток свой. Кто-то видит ежесекундно меняющийся калейдоскоп, напоминающий радугу, другие представляют частицы в виде пылинок, что хаотично пляшут в солнечном свете… У Гёделе всё было иначе. В самый первый раз, после часов упорного глядения в ничто, она наконец различила мотыльков — совсем крошечных, с крылышками не больше кончика иглы. Голубые, синие, цвета чистейшей бирюзы, они порхали вокруг. Всё, что от неё требовалось, — это заставить их двигаться в едином направлении и ритме.

И тогда они начинали прясть свои невидимые нити, перекраивая реальность. Каждая форма была сродни команде, и каждую из них приходилось отрабатывать на протяжении долгого времени. А затем и всей жизни — до старости. Чтобы не забыть.

— Ты там уснула?

Моргнув, она отвела взгляд от заиндевевших стёкол.

— Нет, уже иду! — на губах промелькнула улыбка.

До тех пор, пока она здесь, все страшные истории остаются лишь сказками. Ведь что может случиться с ней, когда Рейнарт рядом?

IV

Идти с закрытыми глазами было жутко неудобно. Пару раз она спотыкалась, оскальзывалась и буквально повисала на Рейнарте, чтобы не упасть. Только рукав его линялого плаща с кожаной заплаткой на локте дарил ей хоть какое-то чувство безопасности.

Рассеянные мотыльки метались в стылом воздухе, и Гёделе стоило больших усилий уследить за ними. Спустя пару минут заныли виски и пересохло во рту, но девочка упорно шагала туда, куда слетались синие частички шрафта — как бабочки в ночи спешили к горящему ночнику.

Под ногами уже не шуршал гравий — только хлюпала весенняя жижа. Видимо, они слишком низко спустились к реке, и Гёделе ощущала, как сырость добирается до пальцев ног. Но отвлекаться на такие мелочи было нельзя: ею уже овладел тот самый азарт, который предзнаменовал что-то новое, доселе не опробованное.

Рейнарт вдруг сбавил шаг, и Гёделе поняла — они уже близко. Над головой раздавался шум, со стороны улицы доносились гудки клаксонов и трамвайные звонки. Пешеходный мост, до которого они добрались, связывал собой Фог-штрат и набережную левого берега, названную в честь генерала ван Хольта, героя войны за независимость. А значит, зашли они довольно далеко.

Перед глазами вдруг встал Петер, замерший у крыльца с портфелем: «Буду ждать в полседьмого!» Ресницы дрогнули, и рой синих мотыльков исчез.

Гёделе остановилась. Под мостом было темно, и громадина его почти физически давила, заставляя свести брови. Или то была досада на саму себя? Из-за того, что потеряла ниточку за миг до успеха.

Перевела взгляд на Рейнарта, но тот лишь пожал плечами и отступил на шаг. Залатанный локоть выскользнул из пальцев, но теперь в его поддержке больше не было необходимости.

— Ищи.

Высунувшаяся из-за пазухи Лива взглянула на неё глазками-бусинками, словно в укоре. Мол, сама виновата, теперь справляйся как можешь.

Глубоко вдохнув, она снова зажмурилась. Мгновения текли медленно, неторопливо, как тёмные воды Хелскё. В ушах зашумело, и под закрытыми веками поплыли багровые пятна. Смешиваясь и перетекая одно в другое, они постепенно уменьшались, превращаясь в искры — уже не безмятежно-голубые, но алые, окрашенные в цвет боли.

Только теперь Гёделе поняла, чем на самом деле Вуаль отличается от поверхности воды. На воде не остаётся следов. Ничто не говорит о том, что минуту назад её потревожили. В то время как на бесплотной завесе остаются грубые рубцы — нечто вроде шрамов, которые бледнеют с годами, но всё же не исчезают насовсем.

Именно такой шрам висел в воздухе прямо перед ней. Стоило сделать несколько шагов, и можно коснуться рукой. Но сделать это девочка не спешила. Сам вид залатанной прорехи вызывал в ней чувство неприятия и неизвестно откуда взявшейся брезгливости. Как чужая кровоточащая рана, на которую даже смотреть без содрогания сложно.

— Они всегда такие…

— Безобразные? — Гёда кивнула. — Бывает хуже. Эта совсем небольшая — такой разрыв может вызвать и один волшебник, не рассчитавший силы.

— Что теперь?

— Теперь вспомни о том, что вся магия приходит с другой стороны. После того как она вернулась к нам полвека назад, некогда прочной завесе всё сложнее сдерживать барьер. Разрывы случаются чаще, потоки шрафта ведут себя нестабильно. Но суть в другом, — он сделал паузу, уверившись, что подопечная помнит прошлые уроки, — всякий раз, когда новый одарённый открывает свою дорогу, она устанавливает с ним связь. Представь невидимую нить, что протягивается между тобой и Источником.

— То есть… То, что мне снится, — это уже не наш мир?

— И да, и нет, — Рейнарт поднял воротник, поморщившись от порыва ветра. — Если я правильно понимаю, ты видишь лестницу между мирами. Лестницу Королей, как её называют…