Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов

Даже Четверг-5 стало ясно, что в этом нет ничего хорошего.

— А он на это способен?

— Вполне. Сенатор Глушак безумен, как свора мартовских зайцев, а включение бульварного романа в изданный Советом жанров перечень «Ось нечитабельности» наряду с занудными мемуарами и псевдоинтеллектуальной болтовней отнюдь не помогло делу. К ночи все Книгомирье будет в курсе, попомни мои слова! Пресса обожает бряцание оружием и тому подобный воинственный вздор.

— Мисс Нонетот! — донесся противный высокий голос.

Обернувшись, я увидела скользкого типа с остренькими чертами лица, облаченного в мантию. За спиной у него толпилась свита напыщенных ассистентов.

— Доброе утро, сенатор, — приветствовала я его поклоном, как того требовал этикет. — Позвольте представить вам мою ученицу, Четверг-пять. Четверг-пять, это сенатор Жлобсворт, председатель Совета жанров и глава Организации объединенных жанров.

Четверг-5 что-то нечленораздельно булькнула, пытаясь сделать книксен и поклониться одновременно. Сенатор кивнул в ее сторону, затем отпустил всех и отозвал меня к большому видовому окну.

— Мисс Нонетот, — произнес он негромко, — как дела в беллетриции?

— Бюджет трещит по швам, как обычно, — ответила я, давно привыкшая к манипуляторским приемчикам Жлобсворта.

— Это не дело, — отозвался он. — Если бы я мог рассчитывать на вашу поддержку в направлении политики в ближайшем будущем, уверен, мы могли бы исправить ситуацию.

— Вы очень добры, — парировала я, — но в своих решениях я буду исходить из того, что лучше для Книгомирья в целом, а не для отдела, где я работаю.

Глаза его сердито сверкнули. Он был главой Совета, но политические решения все же полагалось принимать большинством голосов, и это его страшно бесило.

— Учитывая, что Потусторонние рейтинги чтения практически перешли в стадию свободного падения, — заговорил он, и в тоне его прорезался рык, — мне казалось, вы охотно пойдете на компромисс по поводу этих ваших драгоценных сомнений.

— Я не иду на компромиссы, — решительно ответила я. — Мои решения основываются на том, что будет лучше для Книгомирья.

— Ладно, — неискренне улыбнулся Жлобсворт, — будем надеяться, что вы не пожалеете ни об одном из своих решений. Всего доброго.

И он удалился в сопровождении свиты. Угрозы его меня не пугали: он грозил — а я игнорировала — почти столько же, сколько мы знали друг друга.

— Я и не думала, что вы так близко знакомы с сенатором Жлобсвортом, — выпалила Четверг-5, едва присоединившись ко мне.

— Я присутствую на заседаниях высшего политического руководства как официальный ПБЗС. Будучи потусторонницей, я обладаю такими способностями к абстрактному мышлению и долгосрочному планированию, какие большинству литературных персонажей и не снились. Дело в том, что я редко следую правилам, и сенатору Жлобсворту это не нравится.

— Можно вопрос? — спросила Четверг-5, когда мы спускались на лифте обратно в Великую библиотеку.

— Конечно.

— Мне не совсем понятно, как работает технология вымыслопередачи в целом. То есть как получается, что книги, находящиеся здесь, читают там.

Я вздохнула. Курсантам полагалось попадать ко мне в ученики, предварительно усвоив азы. Эта же была зеленая, как «Брайтонский леденец». [20]Лифт остановился на третьем этаже, и я распахнула створки. Мы вышли в один из бесконечных коридоров Великой библиотеки, и я махнула рукой в сторону полок.

— Хорошо. Вымыслопередача. Кто-нибудь из наставников объяснял тебе, хотя бы в общих чертах, как на самом деле работает связка «писатель — читатель»?

— По-моему, у меня в то утро живот болел.

Я приблизилась к полкам и поманила ее следом. Уже в ярде от книг я чувствовала, как их влияние согревает меня, словно горячая батарея. Но я ощущала не физический жар, а тепло хорошей истории, отлично рассказанной, — беспорядочную смесь сюжетов, витающую над книгами, словно утренняя дымка над озером. Я реально ощущала эмоции, слышала обрывки разговоров и видела образы, на мгновение преодолевшие притяжение, удерживающее их внутри повествования.

— Чувствуешь? — шепнула я.

— Что чувствую?

Я вздохнула. Книжный народ куда в меньшей степени настроен на восприятие повествования; здесь крайне редко кто-либо читает книги — разве что этого требует сюжет.

— Мягко положи руки на корешки.

Она сделала, как я велела, мгновение смотрела озадаченно, а потом улыбнулась.

— Я слышу голоса, — прошептала она в ответ, боясь разрушить очарование момента, — и водопад. И радость, предательство, смех… Молодой человек потерял шляпу…

— Ты чувствуешь сырую энергию вымыслопередачи, метод, благодаря которому все книги рассеиваются в воображении читателя. У нас По Ту Сторону книги походят на здешние не больше, чем фотография на оригинал. Эти книги живые, каждая сама по себе является маленькой вселенной, и за счет перекачивания энного количества этой энергии от них к их двойникам в реальном мире мы можем передавать повествование напрямую читателю.

Четверг-5 убрала руку от книг и решила проверить, как далеко она сможет отойти, не потеряв связи с ними, — всего на несколько дюймов.

— Перекачивание? Это не здесь вступают в действие текстуальные сита?

— Нет. Мне надо посмотреть кое-что для Брэдшоу, поэтому мы проверим смыслонакопитель — это краеугольный камень технологии вымыслопередачи.

Мы прошли еще несколько ярдов по коридору, и, тщательно сверившись с запиской Брэдшоу, я выбрала книгу из сбивающей с толку шеренги тезок, представлявших произведение во всем многообразии его воплощений. Я открыла том и взглянула на страницу статистики, где мигали в реальном времени цифры, отражающие Потусторонний рейтинг чтения, общее число существующих изданных экземпляров и еще много данных помимо того.

— Роскошное клубное издание двадцать девятого года в кожаном переплете, девять экземпляров из двух тысяч пятисот по-прежнему на руках, — объяснила я, — при этом на самом деле никто их не читает. Идеальный вариант для небольшого урока.

Я порылась в сумке и извлекла нечто вроде крупнокалиберного сигнального пистолета.

— Вы ожидаете неприятностей?

— Я всегда ожидаю неприятностей.

— Это не текстовыделитель? — спросила она с понятным замешательством, так как официально он оружием вовсе не являлся.

В основном текстовыделители использовались для выделения текста изнутри, чтобы находящегося там агента можно было срочно эвакуировать. Некогда важная часть экипировки, они использовались все реже и реже: с внедрением мобильных комментофонов подобные устройства становились излишни.

— Бывший, — ответила я, переламывая кургузое оружие и вынимая из кожаного мешочка один-единственный латунный патрон, — но я его переделала под ластиковую пулю.

Я дослала патрон в ствол, защелкнула пистолет и убрала в сумку. Ластиковые пули принадлежали к обширному семейству абстрактных технологий, разработанных для нас литтехом. Предназначенные для рассечения связей между буквами и словом, они были смертельны для любого существа текстового происхождения: единственное попадание такой пули — и несчастный превращался в кучу перемешанных букв и голубоватый дымок. Их использование строго контролировалось — только агенты беллетриции имели право их применять.

— Мамочки, — выдохнула Четверг-5, выслушав объяснение, — я вообще не ношу оружия.

— Была бы счастлива, если бы мне не приходилось этого делать, — проворчала я и, поскольку такси по-прежнему не наблюдалось, протянула томик ей. — На, давай посмотрим, как у тебя получается переносить в книги пассажиров.

Она без возражений взяла книгу, открыла ее и начала читать. У нее оказался хорошо поставленный голос, сочный и выразительный, и она быстро начала растворяться в воздухе. Я ухватила ее за рукав, чтобы не отстать, и она моментально обрела плотность — теперь таяла и расплывалась Библиотека. Еще несколько слов, и мы очутились в выбранной книге. Первое, что я увидела по прибытии, — это пылающие пятки главного героя. Что еще хуже, он этого не замечал.