Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Странно, но они встречались еще два раза. Потом перестали. Уже неделя, как не звонили друг другу. Уже неделя. И десять дней, как приехали родители с Андрюшкой.

Конечно, с сыном веселее стало: с ним не соскучишься и вообще хороший он у нее. На Миху похож.

В первый же день она сказала Андрюшке:

— Папа в командировке.

— А когда приедет?

— Через год.

— Через год? — Мальчик попытался представить себе этот огромный срок. — Так долго… А письмо нам напишет?

— Обязательно, — сказала Белка.

— Он, наверно, в Африку уехал, — предположил сынишка.

— Нет, Рюшик, в Америку, — зачем-то придумала Белка. Вот бы они удивились, если б узнали, что оба правы. Родители не одобряли Белкиного вранья. Особенно отец возмущался:

— Парень совсем большой. Он же догадается скоро. Или кто-нибудь из знакомых скажет. Ты соображаешь, что делаешь?

— Наплевать, — говорила Белка. — Я так хочу.

А Зарайский все не звонил. Объявился он в начале октября. Белка отвела Рюшика в сад и скучала на работе.

— Ну вот что, — сказал Олег, едва поздоровавшись. — Ты там работаешь, что ли? Только не лги мне, что у тебя масса неотложных дел и строжайший режим на проходной. Я тут неподалеку оказался. Погода отличная — айда гулять в Измайлово!

У проходной стоял Олегов старый мятый «Москвич», и до парка они доехали, хотя пешком было минут пятнадцать. Рассказывать он начал еще в машине:

— В общем, так, Софья Андревна, очень может быть, что твой Левушка Толстой действительно жив. История раскручивается необычайно интересная. И для прессы, и для тебя. Петровка по делу Разгонова получала инструкции от Лубянки. Это я выяснил точно. То есть следствие ведет госбезопасность, а милиция и прокуратура просто делают вид, что работают, — схема стандартная, потому и разгадывается легко.

Слушай дальше. Труп в больницу МПС привезли через час после обнаружения в Старице, если верить милицейскому протоколу. Верить ему, разумеется, нельзя. Не сходятся концы с концами. Время доставки в морг я узнал случайно, но абсолютно точно. Так что здесь уже чистой воды головотяпство милиции и ФСБ. Присутствие ФСБ в больнице тоже ощущается, хотя доказать это наверняка не удалось.

Съездил я и в Старицу. Это самое интересное. Весь наряд милиции — обрати внимание, весь! — выезжавший в день убийства на место преступления, меньше чем через неделю был отправлен в Чечню. Отправлен вроде бы в плановом порядке, по документам никаких нарушений, но я пообщался с семьями двоих из той семерки, — для людей это полнейшая неожиданность и, конечно, беда. Уже тема для газеты. Но слушай дальше.

Тракториста, обнаружившего труп, застать не удалось. Уехал к матери под Питер, будет на днях. Беседовал с его женой. Говорит, затаскали беднягу по кабинетам: то в милицию, то в прокуратуру, то еще куда-то. А один раз к ним человек приходил, расспрашивал. Книжечку показал, а что там написано — разве разглядишь сразу-то. Но и это еще не все.

Местные жители говорят в один голос, что Шайтан со своей бандой крутит в области и администрацией, и органами правопорядка. РУОПом он пока еще не крутит, но и не боится его. Боится Шайтан только ФСБ, особенно какого-то нового спецподразделения, как я понял, созданного в помощь МВД и наводнившего своими агентами весь Тверской регион. Последнее рассказал мне уже сам Шайтан. Я легко его нашел, и на контакт он пошел легко.

А вот Центр общественных связей ФСБ на контакт идет с трудом. Я и не совался туда, есть у нас для этого люди посолиднее. И солидным людям вполне официально заявили, что никаких мероприятий ФСБ в Тверской области не проводит и не планирует.

Теперь о твоем «самом страшном человеке». Вот уж где действительно заговор молчания. Все, что удалось узнать от московских авторитетов: Золтан сидит по делу, косвенно связанному с тверяками, да так сидит, что проникнуть к нему абсолютно невозможно. Вообще же специализируется он на политических убийствах, и Шайтан делает вид, что Золтана никогда не знал. Кажется, все. Ну и последнее. Пару дней назад позвонил аноним и пригрозил: «Не занимайся старицким делом, Зарайский. Не занимайся». Угроза не конкретная, и я на нее плюнул. Нам к подобным штучкам не привыкать. Вот пока все. Извини, что пропал надолго. Хотелось побольше фактов нарыть.

Теперь о планах. В Чечню и Питер решил пока не ездить, а вот в Старицу еще разок мотануть надо обязательно. Жаль, «москвичонок» мой совсем сдох. По городу езжу, а дальше пятидесяти километров не рискну. Братья-журналисты все жмоты, машину не дадут. Может, ты мне доверенность на свою «шестерку» оформишь?

— Не надо никакой доверенности, — сказала Белка. — Я с тобой поеду. — Потом спохватилась: — Ой! Мне же нельзя. «Хвост» за собой потащим.

— Не глупи, — возразил Олег. — Неужели ты думаешь, что я до сих пор не засветился? И пойми, если нас задержат, это будет лучше всего. Прекрасный финальный аккорд для большого материала в газету. Представляешь, законов никаких не нарушаем, а нас задерживает ФСБ — красота! В демократической стране накануне выборов.

— А если нас убьют? — спросила вдруг Белка.

— Кому мы нужны? А впрочем… Если боишься, я же говорю, напиши доверенность.

— Никого я не боюсь, — обозлилась Белка. — Когда поедем?

Довольно скоро выяснилось, что охрана объекта ноль-ноль-два — это явная перестраховка. Образ жизни и круг связей Разгоновой Ольги Марковны существенно не изменился. В отчетах отмечались особо Михаил Вербицкий, имевший знакомых в криминальной среде, Константин Полозов, занимавшийся достаточно серьезным бизнесом, и Олег Зарайский, известный своими газетными статьями на тему организованной преступности. Но все трое прямого отношения к делу не имели. Нападений на Ольгу и угроз по телефону отмечено не было. Никто, кроме РИСКа, за ней не следил. Петровка согласно легенде вела расследование вяло, жену убитого ни в чем не подозревала, а потому интереса к ней не выказывала. А «криминальные спецслужбы», если использовать терминологию, введенную Осокорем, около Разгоновой и близко не появлялись.

Одним словом, уже после двадцатого сентября «наружка» по распоряжению Тополя была снята, Ольга перестала именоваться объектом ноль-ноль-два, превратилась просто в Белку, а Еремееву вменялось теперь в обязанность лишь раз в неделю информировать руководство о роде ее занятий и местонахождении.