Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

А вот по второму вопросу Тополь горой встал за Григорьева. Нашел убедительные аргументы в защиту его энергичности, бодрости и недюжинного профессионального потенциала. «Хрена вам лысого! — думал Тополь. — Таким только волю дай: одного подонка на пенсию отправят, другого на его место посадят — смысл для дела нулевой, зато все ниточки оборвутся, и концов уже никогда не сыскать. Хрена вам! Григорьев еще не всех своих сдал. Пусть посидит немного».

Тополь срочно, прямо из машины позвонил Клену и Платану, чтобы они оба приложили максимум усилий к недопущению отставки Григорьева.

Он ехал домой впервые за последние шесть дней и все пытался разгадать, кто же из этой президентской команды играет против них? Кто?

На самом деле Золтан не молчал. И молчать не мог. Ему вкололи все, что полагается в таких случаях вкалывать, и агент Тополя Саня Серебряков, работавший по совместительству сотрудником РУОПа, записал на пленку полный текст откровений киллера. Признаться, текст был не слишком интересен. Золтан действовал в составе группы из пяти человек, каждый из которых хорошо знал только свой участок работы. Золтану дали цель, не объяснив, кто это. По тому, как обставлялось дело, и по размеру гонорара (два миллиона долларов), Золтан догадался, что жертва непростая, а потому тем более фамилией интересоваться не стал. Но в одном вопросе Золтан все же позволил себе самодеятельность. Полил голову убитого зеленой краской из спрея. «Юбилейная, пятидесятая жертва», объяснил он.

После устранения основного объекта Золтану вмещалось в обязанность собрать всех сообщников на конспиративной квартире и убрать их. Что Мясорубов и исполнил, не посрамил своего доброго имени. Очевидно, уголовники знали больше, чем он, о связях с ФСБ, МВД и службой Коржакова. Собственно, Золтан вообще ничего об этих связях не знал. Лично он получил инструкцию от шпана в конверте одновременно с авансом, но сам он ее, похоже, не читал, а возможно, и автора не знал тоже. Инструкция была вызубрена Золтаном наизусть и уничтожена. Точное содержание ее под действием психотропных препаратов киллер восстановить не смог, но заключительный штрих был-таки весьма интересен: дату операции и сигнал к началу исполнители получили из Будапешта. Так появился, как любят говорить чекисты, венгерский след в этом преступлении.

Всем венгерским занимался у них главный финансист РИСКа Стась Плисковский, то бишь Платан. Он единственный среди Причастных владел этим непростым языком. А к тому же именно через «Будапешт Банк» промучивались в последние годы чудовищные криминальные капиталы.

Тополя на данный момент гораздо больше волновала фигура тверского лидера, поломавшего РИСКу все планы. Ведь это из-за него пришлось на самом верху сочинять новую легенду — о Разгонове и еще двух покушениях.

И, похоже, именно Шайтан пытался устроить побег Золтану. Участников акции схватили. Оказалось все скучно: простые уголовники, старые дружки вора в законе Архипа, под именем которого сидел Золтан. Хитро, но не слишком. Не мог Шайтан не знать, что Архип сидит в Набережных Челнах, а не здесь. Ну ладно, не в этом суть. Все равно пока на побег работали только деньги Золтана. Что ж подождем. Подержим наживку на крючке. Может, еще работают и его политические связи.

Шайтан тревожил сильнее, чем Золтан. Во-первых, авторитет был на свободе. Во-вторых, ведь это Мясорубов — человек Шайтана, а не наоборот. Слышал Тополь в разговоре с Григорьевым что Шайтан по самым осторожным оценкам, был очень осторожным и убрать его ни с того ни с сего — все равно что убрать Дудаева: можно, но без потерь не обойтись, а людей жалко. Чтобы взять Шайтана аккуратно требовалась долгая и кропотливая подготовка, за которую и вел сейчас Клен.

Старый «друг» Ясеня — вор в законе Кислый отказался говорить о Шайтане. Ограничился тремя фразами:

— Этот сучий потрох не соблюдает закон. Но у него свое дело. Он не мешает нам — мы не мешаем ему. Все.

Кислый темнил, однако не было в живых ни Ясеня ни Осокоря, а без их помощи Тополь пока с трудом разбирался в воровских интригах.

А потом, только-только замаячил какой-то свет в свердловском деле — Корягина видели в Находке и вот-вот должны были схватить, — пришло новое известие: убили Дуба, Валерку Гладкова. В Газу тут же вылетел Кедр, а Тополь в состоянии, близком к истерическому, вызвал на Лубянку Вербу и велел именно ей занимать кабинет на период его отсутствия.

— Я-то здесь для чего? — возмутилась Верба. — Тебе, что ли, объяснять, как несерьезно относится ко мне вся эта местная публика? Может, полковничий мундир надеть?

Тополь только однажды видел Вербу в мундире — в день присвоения ей последнего звания. Было очень смешно. Уже само включение «ночной бабочки» в кадровый офицерский состав несколько лет назад стало вопиющим нарушением внутреннего кодекса Лубянки. А уж когда бывшей проститутке решили досрочно привинтить на погон третью большую звездочку, многие в руководстве ФСБ готовы были просто лопнуть от злости. Тополя, как раз тогда ставшего генералом, страшно веселило такое возмущение, и он не приминул пообещать особо недовольным, что сумеет ввести Татьяну Лозову в генералитет.

— А что, можешь и мундир надеть, — сказал Горбовский теперь, улыбнувшись. — Но ты же знаешь: то, под мундиром, нравится всем гораздо больше.

— Раздеться прямо сейчас? — предложила Верба.

— Нет, я уже улетаю в Лондон.

Тополь улыбнулся еще раз и понял, для чего вызвал эту рыжую бестию. Просто для настроения. Да если б не она, они бы все уже давно озверели и стреляли друг друга!

Двадцать шестого августа Высокий Шеф встретился с Шайтаном у обочины Рублево-Успенского шоссе, на пятом километре. Есть там такое небольшое расширение, почти площадка для парковки, и несколько назойливых знаков «остановка запрещена» — не стоянка, а даже остановка. Четыре машины — «Чайка», две «Волги» сопровождения и «БМВ» Шайтана стояли там сорок минут, не вызвав ни у кого интереса.

Шайтан перешел из своей машины в «Чайку» Высокого Шефа, и его не обыскивали вообще. Что бы это значило? Даже холодок пробежал у него по спине. Еще возле своей машины он достал сигареты, чиркнул зажигалкой, и запись пошла сразу на две кассеты. Подойдя, Шайтан заглянул в просторный салон, спросил: