Химера

Так вот, оказалось, что в Вильфиере я был способен делать некоторые вещи, которые иначе как магическими и сверхъестественными назвать трудно. Причем прежние сведения о полном отсутствии магии в Королевстве не оказались препятствием. Выяснилось данное обстоятельство вполне случайно — однажды я о чем-то задумался и смахнул рукой хрустальный бокал с вином. Пока он падал, я успел очень захотеть и даже представить, как этот сосуд не только не разобьется, но даже и не расплещется. Все так и случилось! Бокал не разбился, встал вертикально, жидкость не пролилась и только концентрические волны некоторое время морщили ее поверхность. Так получилось, что это маленькое происшествие осталось никем не замеченным — в своих покоях я был тогда один. Серия несложных экспериментов, которую я провел при первой же возможности, показала, что здешней реальностью вполне можно управлять, если соблюдать ряд правил и иметь в виду несколько законов, обойти которые никогда не удавалось. Для себя (и про себя) я назвал их «законами магии Вильфиера».

Первый выведенный мною «закон» гласил, что невозможно из ничего получить что-то, и что-то превратить в ничто. Я был не в состоянии что-либо получать из воздуха, и исчезать предметы у меня тоже не могли.

Второй «закон» я сформулировал для себя так. Превратить один предмет в другой возможно только тогда, когда вес и элементный состав исходного и конечного предмета совпадают. Вероятно, часть массы терялась при этом на энергию превращения, но это предположение я проверить не смог — столь точных весов там просто не существовало. Видимо дополнением к этому закону было условие, что то, что получается в результате, должно быть термодинамически более устойчиво, чем исходный материал. Говоря простым языком — я мог превратить алмаз в кучку сажи, но не наоборот.

Третий «закон». Кроме самого исполнителя, за магическими действиями никто не должен следить. Наличие стороннего наблюдателя полностью лишало меня всяких способностей на эту тему. Для осуществления какого-нибудь магического действия обязательно надо было остаться одному, сосредоточиться, наглядно представить, как произойдет желаемое, и очень этого захотеть. В присутствии кого-либо следящего, я терял даже возможность телекинеза — простейший трюк, которому я обучился в первую очередь.

И, наконец, четвертый «закон» магии Вильфиера гласил: «Магическое воздействие не должно принести вред никакому живому существу этого мира». «Закон» налагал строгий запрет на действия с любыми живыми объектами. Когда я попытался что-нибудь сделать с пойманным в Замке тараканом, то потерпел полное фиаско, в то время как умертвить насекомое естественным способом не составило особого труда. Обратным действием этого правила я считал невозможность кого-либо оживить или неживое превратить в живое. Воскресить утопленного в стакане с водой таракана так и не получилось, несмотря на значительные усилия с моей стороны. Управлять своим телом как-нибудь отлично от других людей я тоже не мог: я не умел ничего на себе отращивать, превращать, изменять или заживлять. Когда я получил глубокий порез во время тренировок на мечах, то он затягивался дней десять, и никакие мои усилия не могли ускорить данный процесс. Исцелять других людей тоже не получалось. И еще одно — я так и не освоил левитацию, телепортацию и все то, что нам иногда удается во сне. Вероятно, это тоже было невозможно по тем же причинам. Я даже не мог изменять вес своего тела, не говоря уж о более сложных фокусах.

Все это я объяснил для себя, как недокументированные функции Игры, этакие сознательные лазейки, допущенные неведомыми программистами. Достаточно припомнить претензии к разработкам компании Майкрософт, которая использовала недокументированные функции Виндоус, операционной системы созданной ею же. Тем самым, Майкрософт добивалась большей производительности своих программных продуктов и, соответственно, значительного преимущества перед конкурентами, которые вынуждены употреблять более медленные программные интерфейсы, описанные в общедоступной документации. Там дошло до суда. Тут, похоже, дело обстояло сходным образом. Вероятно, разработчики тоже играли в «Вильфиер». А может, и не играли, а что-то еще там делали? Я тогда очень обрадовался, что тут есть эти недокументированные функции, и что мне удалось на них неожиданно наткнуться. Это давало хоть небольшое, но преимущество над окружающими, и не позволяло сомневаться в виртуальности данного мира. Но все равно, я радовался неожиданным возможностям, как ребенок, получивший на день рождения новенький компьютер. Беда состояла в том, что я практически никогда не оставался один. Рядом все время кто-то крутился.

Но вернемся к турниру.

Сами рыцари друг от друга отличались мало, основная разница состояла в гербах, изображенных на щитах, да в цветах плюмажей на шлемах. У рыцаря с рогатой белой лошадью это был пучок белых перьев, а у рыцаря с черной птицей — черных. Соответственно так я и решил называть про себя этих господ: Белым и Черным рыцарем.

Непосредственный сигнал к бою я прозевал, заметил только, что оба всадника вдруг сорвались с мест и, как будто в дикой радости, устремились навстречу друг другу с пиками наперевес. Зрители опять закричали. Пики почти одновременно громко ударились о щиты, причем у Черного рыцаря копье сразу же с треском переломилось, а у Белого как-то нелепо отклонилось в сторону и вывалилось из рук. Рыцари разъехались так, что каждый оказался на позиции практически исходной для противника. Тот из всадников, у которого потерялась пика, вдруг утратил равновесие, неуклюже задвигал руками и вывалился из седла. Я сначала подумал, что после такого падения любой нормальный человек не то, что встать, жить больше не может. Но нет! Белый рыцарь оказался мужиком крепким, и сразу после падения начал шевелить конечностями, изображая попытки подняться. Как только он шмякнулся оземь, Черный рыцарь, уронил обломок пики, остановил свою лошадь, развернулся на сто восемьдесят градусов и подъехал почти вплотную к Белому. При этом подбежавшие оруженосцы помогли Черному слезть с лошади, в то время как оруженосцы Белого объединенными усилиями поднимали своего господина на ноги. Сначала я решил, что Черный задумал проявить «рыцарство» и помочь своему сопернику. Но не тут-то было. Он взял из рук своего оруженосца устрашающих размеров меч, и явно начал выбирать удобную возможность прикончить противника. В этот момент он случайно наступил на кучу лошадиного помета, поскользнулся, вскрикнул и упал сам. Трибуны снова заорали. При этом Черный рыцарь потерял меч, который тут же подхватил оруженосец. В это время второй рыцарь уже стоял на ногах. Держа двумя руками свой меч, Белый рыцарь неуклюже подошел к Черному и, недолго думая, нанес точный удар куда-то между сочленениями лат своего противника. У того дернулись ноги, а из-под доспехов хлынула кровь. Трибуны просто взорвались криками, а победивший рыцарь поднял руку с окровавленным мечом вверх.

Самые благородные рыцари? Ага!

На этом поединок практически завершился. Выбежали какие-то люди и без всякого почтения за ноги уволокли безжизненного рыцаря прочь с манежа, причем по траве тянулась кровавая полоса. Тем временем Белый рыцарь поднял забрало, и скрипя латами, поплелся к нашей трибуне. Похоже, что снова оседлать своего коня он бы уже не смог. Верные оруженосцы помогали ему, как могли. Оказавшись у самых трибун, он со скрежетом поднял закованную в латы руку и потянулся железной перчаткой в сторону моей дамы. Та натужно улыбнулась и обмотала платок вокруг стального запястья так, что рыцарь стал похож на легко раненного. Трибуны снова зашумели.

Да, будь у нашего олимпийского фехтования правила как здесь, то конкурентов по зрительскому интересу с другими видами спорта не наблюдалось бы.

Потом прошли еще какие-то поединки, которые уже не произвели на меня столь сильного впечатления. Основная схема повторялось, за исключением всяких мелочей и финала. Еще менялись гербы. Победа обычно присваивалась «по очкам»: поражение присуждалось тому, кто терял оружие или падал на спину, причем победитель должен был поставить ногу на грудь побежденного. Я не думаю, что последний что-то ощущал кроме горечи поражения — у каждого из рыцарей имелись такие крепкие кирасы, что нагрузку можно было бы и удвоить. К моей даме никто больше не подходил, и платков не просил. Видимо, этой привилегии удостаивались лишь особо избранные. К концу турнира травяной манеж так избили копытами, что он весьма напоминал вспаханное поле во время посевной кампании.