Грядущая буря

Она чуть кивнула своей ухоженной головкой в сторону каюты Венди.

«Та милая маленькая девочка тоже какая-то довольно молчаливая и задумчивая».

«Нет», Дитер похлопал Веру по руке, «она не замкнутая. Просто она кое над чем работает. Она должна это завершить к тому времени, когда мы доберемся до точки нашей высадки, поэтому она просто сосредоточена».

Не по-женски фыркнув, Вера сказала: «Да, понятно. А Джонни?»

Дитер покачал головой. «Ему только восемнадцать».

«Ах», понимающе сказала Вера. «Это многое объясняет».

Джон щурился, глядя на волны, когда они, ревя, летели на яхту, разбиваясь о нос и откатываясь по бокам, изо всех сил пытаясь прогнать из головы неприятные мысли и просто предаться своим ощущениям. Он выходил наружу специально, чтобы привыкнуть к холоду, и уже довольно сильно в воздухе ощущался «запах» вечного льда. Он постоянно повторял себе, что это очень полезное упражнение, которое позволит ему испытать себя на выносливость. «Я буду уверен в своих силах, зная, что смогу пройти испытание этими трудностями. К джунглям я привык, и к горам, но не к вечному льду».

К сожалению, он подозревал, что на самом деле он выносил эти трудности потому, что чувствовал свою вину в том, что оставил маму там, позади, и ему не хотелось обсуждать эти свои чувства с Дитером и Венди.

Венди же сейчас, казалось, находилась не на той же планете вместе со всеми остальными из них. Иногда она смотрела прямо сквозь него, голова у нее чуть подергивалась, словно спросонья, глаза ее тем временем блуждали по комнате, а пальцы постукивали, словно по клавиатуре на скатерти. А какой она была все остальное время, он не знал, потому что видел ее только во время еды.

«Моя девушка зомби», с горечью думал он, понимая, что это несправедливо. Он задумался на секунду. «Я ною! Я действительно ною и скулю – и причем про себя!» Неужели и другие тоже так поступают? «Похоже, я уж точно». И что он должен был с этим поделать?

Его ноги и пальцы ныли от холода, и с каждым вздохом ему казалось, что волосы у него в носу мерзнут и отламываются. Может, и тело у него тоже ныло, что было вполне оправданно, и именно поэтому его разум так истолковывал его жалобы. Он вздохнул и мог бы поклясться, что увидел, как при выдохе изо рта у него образуются выпадающие ледяные кристаллы. Это казалось невозможным, в таком воздухе, столь насыщенном влагой, но, похоже, они действительно появлялись…

Нытьё, возможно, и не было оправданным, однако чувство вины было. Или, по крайней мере, его можно было понять. Настаивая на отъезде, он порвал с почти пожизненной привычкой полагать, что его мать воспринимала ситуацию лучше, чем он. По крайней мере, в том, что относилось к Скайнету.

Но он был прав. «Мне суждено, я обязан стать великим лидером. Никто не последует за тем, кто считает наивысшим приоритетом сохранность драгоценных розовых ягодиц своей собственной персоны».

До сих пор перед его мысленным взором стояло лицо мамы. Он почувствовал, что она глубоко несчастна, и проигнорировал это, предпочтя вместо этого отшутиться и приподнять ее, оторвав от земли во время прощальных объятий. Он как бы говорил ей: «Смотри, мама. Я совсем уже вырос. Я уже выше тебя!» Внезапно он почувствовал себя очень неловко.

Он задумался, а не должен ли он был объясниться с ней по поводу этой ситуации, дать ей возможность высказать ему всё, что она об этом думала. «Как будто я и так этого не знаю», мрачно подумал он. Венди отправлялась вместе с ними, а Сара не могла этого сделать. Венди была величиной неизвестной, непроверенным оружием, и Сары не будет рядом с ним, если это оружие откажет.

Он должен был предоставить решать ей; мама знала, как прикрыть его сзади, даже если какая-то часть его самого отвергала ее все больше и больше, по мере того, как он взрослел. В то же время он высоко ценил ее преданность делу, пусть даже если ему и не хотелось анализировать ее слишком тщательно. «Насколько в ней можно сомневаться?», задумался он и решил больше не слишком притрагиваться к этому вопросу.

Может быть, он просто устал. Холод действительно пожирал энергию, и тяжелая одежда, которая на нем была, она была… тяжелой. Тем не менее, он пока не собирался уходить отсюда в теплоту салона яхты. Может быть, он наказывал себя за какие-то глупые и безрассудные усилия, в попытке загладить свою вину перед матерью, потому что он действительно чувствовал себя виноватым. Опять виноватым. Хотя, учитывая его бесчувственное поведение при расставании, у него имелись для этого веские основания.

Кроме того, независимо оттого, что чувствовала мама, Венди для него не являлась каким-то видом оружия. Она была, попросту говоря, самым важным человеком в его жизни. «Охо-хо. Я что, действительно так подумал?»

Он знал, что у него были очень сильные чувства к ней, но до этого момента он не осознавал их глубину.

Но вот мама понимала. Она была чувствительна как кошка, когда дело доходило до оценки чувств людей. Это могло бы объяснить ее недоверие и отторжение этой девушки. Заменить и выбросить. Эта мысль заставила его содрогнуться.

«Но стоп, минутку. Если посмотреть на это с другой стороны, ведь это лишь даст ей возможность быть вместе с Дитером. Если все пойдет по плану, то можно будет сработать вполне аккуратно, как в опереттах Гилберта и Салливана».

Это так обескуражило его, что он честно не понял, в шутку ли он это подумал или всерьез.

Над перилами поднялась волна и обдала его с головы до ног. «И вот на этой ноте…» Схватившись за страховочный канат, он направился к двери, благодарный за то, что у него есть выбор, входить туда или нет. Пара матросов из числа экипажа постоянно вынуждены были оставаться снаружи всегда, а ведь оба они родились в тропических странах. По крайней мере, он видел снег.

Венди увидела, как Джон прошел мимо ее иллюминатора, и бросилась к двери; распахнув ее, она полетела по коридору, открыла люк на палубу и обвила руками его за шею.

«У меня получилось! Получилось! Я закончила!», заголосила она, подпрыгивая. Но затем глаза ее округлились. «Я замерзла! Замерзла! Мне холодно!» Она повернулась и убежала обратно внутрь через люк.

Он последовал за ней, усмевнушись при виде того, как она дрожит, стуча зубами, а сама она себя обнимала руками. Как только дверь закрылась, она снова бросилась к нему, а затем отстранилась.

«Ты мокрый!», сказала она в смятении. Затем она посмотрела на свою рубашку. «И я мокрая!»

Он это видел. Ему также было видно сквозь тонкую влажную ткань, что на ней не было лифчика. «Вот сейчас это просто загляденье!»

«Не играет роли», сказала Венди. Вдруг став деловой, она взяла его за руку и потащила за собой в свою каюту. Она открыла дверь и повернулась к нему, глаза ее светились.

«Заходи», пригласила она, потащив его вперед.

«Я щас вернусь», пообещал он. «Я весь промок».

Венди рассмеялась. «Залезай в мой душ», предложила она. Тут ее голос вдруг упал, став хрипловатым. «Я потру тебе спинку». Затем, ошарашив его этим, она одним ловким движением затащила его внутрь, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

Джон заморгал от удивления. Фраза «Потру тебе спинку» была довольно недвусмысленной. Он почувствовал, что краснеет, но был полностью уверен, что это скорее от желания, чем от смущения. Он взглянул на иллюминатор, и Венди подошла к стене и затянула его небольшой занавеской. Повернувшись, она подняла на него бровь, а затем, не сказав ни слова, подошла к двери и заперла ее.

«Это позволит нам уединиться», сказала она. Венди подошла ближе и посмотрела на него. «И твоей мамы теперь здесь нет, поэтому нечего стесняться».

Он отступил на шаг назад и неуверенно сказал: «Просто я не хочу пользоваться тобой».

«Ну пожалуйста!», умоляла она его, посмотрев на него снизу вверх и чуть сбоку и покачав сложенными ладошками в классической умолящей позе. «Попользуйся мной! Я только что совершила невозможное, и я хочу это отпраздновать, и я хочу тебя! Такие моменты случаются крайне редко, Джон», сказала она, начав развязывать завязки его спасательного жилета. «Ты должен хвататься за них, пока есть такая возможность».