Злом за зло (Драконоборец - dark edition) (СИ)

— Возможно, все не так плохо, — сказал Тобиус, стараясь не выдать того волнения, что овладело им после слов о комете. — Войны еще можно избежать, урезонить Марахог…

— Не знаю, не знаю. Войны происходят не по воле народов, а по воле властителей. Можешь ты, маг, поручиться, что война им не нужна?

Серый магистр неопределенно повел плечами — эту мысль он изначально в расчет не брал.

— Если задержишься в Парс-де-ре-Нале подольше, то в полной мере прочувствуешь то безумие, что охватило его. А теперь пора прощаться.

Среди десятков подвод с провиантом, выпивкой и хозяйственными принадлежностями, что каждый день заезжали во двор "Духа приключений" и выезжали из него, легко затерялась телега, грохочущая кастрюлями, в которой помимо утвари имелся солидный запас снеди и спрятанный под мешками с картоплей и свеклой волшебник.

Телега проделала по трущобам долгий и извилистый путь, не единожды резко меняя направление, и спустя лишь полтора часа, переехав из южных в северо-восточные районы, остановилась в узеньком переулке. Тобиус, которому помогли вылезти, встал на нетвердые ноги и принялся прохаживаться взад-вперед, разгоняя кровь по затекшему телу. Мари тем временем попыталась отряхнуть плащ волшебника, но с удивлением увидела, что грязь к нему не пристала и серая ткань осталась вполне чистой, за исключением одного крошечного темного пятнышка.

— Велено высадить вас здесь, месье.

— Благодарю. Если не секрет, куда вы везете всю эту провизию?

— О, совсем не секрет, месье. Хозяин каждый день устраивает бесплатную кормильню то в одной части города, то в другой. Нам велено разливать суп, раздавать запеканки, пироги и хлеб нищим.

— Он… щедр и великодушен, как я погляжу.

— Он родился в трущобах, месье, и помнит об этом.

— И как, не слишком ли затратна его щедрость?

— Почем мне знать? — пожала округлыми плечиками разносчица. — Деньгами распоряжается только он. Однако скажу, что сейчас страждущих стало намного меньше, чем раньше.

— Находят работу?

— Нет, месье, идут в армию.

Мари вернулась на козлы, и возница хлестнул лошадь, выводя телегу на более широкую улицу. Серый странник в глубоком капюшоне остался один и, оглядев грязный переулок, решил, что пора выбираться.

Лабиринт зловонных кривых улиц, по которым слонялся волшебник, так сильно кружил голову, что ему приходилось искать взглядом громаду холма Рэ, на котором гордо высились корпуса университетского кампуса и массивная постройка Королевской обсерватории.

Некогда пустой и ничем, кроме размеров, не выделявшийся среди остальных Гессеманских холмов, Рэ был застроен благодаря воле нынешнего короля и стал пристанищем Университета буржуа и пувров. Взойдя на трон несколько десятилетий назад, Маэкарн Щедрый стал первым королем Архаддира, который попытался заставить глав Архаддирского королевского университета открыть прием для мещанских и пуврских детей, но потерпел неудачу. Не сумев сломить старую профессуру, верившую в привилегии благородной крови больше, чем в реформы, он создал новый университет и вложил огромные деньги, дабы сделать его больше и лучше старого, чопорного и уважаемого Архаддирского.

Останавливая случайных прохожих, хмурых грязных людей, не слишком радовавшихся тому, что какой-то незнакомец их окликал, он спрашивал, как попасть то к одному месту, то к другому, но, ныряя в особенно темные проулки, где никто не видел, Тобиус спрашивал лишь про улицу Трех сестер Благочестия. Убедившись, что никто не дышит в спину, он наконец вышел на ничем не отличавшуюся от прочих улицу, прошелся по ней, заметил тайный знак и не сбавил шагу. Пришлось двигаться дальше, петляя и прячась. Лишь оказавшись в густой тени позади мясницкой лавки, волшебник перевел дыхание и накинул на себя Незримость. Возвращался он осторожно, беспрестанно изучая все вокруг сквозь призму Истинного Зрения.

Изогнутые, вытертые бесчисленным множеством башмаков ступени вели в глубокий подвал под одним из домов. Грязная серая дверь на поверку оказалась прочной и надежно запертой. Пришлось стучать. Довольно долго тихий стук оставался безответным, а потом Тобиус стянул с руки перчатку, чтобы она не лопнула, когда бронзовый кулак обрушился на дерево. Дверь едва не слетела с петель.

— Кто там? — тихонько донеслось с той стороны спустя время.

— Свои.

— Все свои давно здесь…

— Вадильфар, если бы у тебя была борода, я бы сейчас тебя за нее оттаскал, пусть бы ты потом был обязан отрубить мне руку. Открывай.

— Господин Солезамо!

Заскрипели засовы, и дверь приоткрылась, но лишь настолько, чтобы волшебник проскользнул в густую темень.

— Проходите дальше, не наткнитесь на бочки и прочий хлам, здешний склад забит. Справа, вон туда, за ящики, за занавеску.

Несколько крохотных окошек в подвале были плотно забиты досками, а скудный свет рождала плошка с жиром и фитилем. За занавеской в маленькой каморке магистра приветливо ожидала стрела, наложенная на натянутую тетиву лука.

— Рад видеть, что ты не теряешь бдительности, Вилезий.

— Тем и живы еще. Слышишь, камнеед, ты проверил его?

— Сейчас и проверю, моховик, куда спешить? — За спиной мага гномский клинок покинул ножны. — Не обессудьте, господин Солезамо, но так надо.

— Что удумали, затейники?

— Да ничего. Проверить надо, господин Солезамо, вы это или нет?

Рядом с ногой Тобиуса на пол упал маленький металлический квадратик — мелкая гномская монета с искусной тонкой чеканкой.

— Поднимите.

Тобиус медленно присел, сомкнул бронзовые пальцы на монете, и чуть не завалился на пол, ощутив, как волной по телу прокатилась слабость, — он перестал чувствовать Дар.

— Ну как? — напряженно спросил гном.

— Вроде бы лицо не изменилось, — с сомнением ответил гоблин.

— Профаны, — презрительно скривился волшебник, — ложная личина, будь я самозванцем, слетела бы, лишь поддерживай я ее за счет внутренних резервов. Но если бы ее поддерживал артефакт с обособленным магическим зарядом, то личина уцелела бы.

Воины молча переглядывались, не зная, что делать дальше, а Тобиус с трудом выпрямился.

— Ладно, мы верим, что это вы. Можете отдать…

— Не могу. Я слишком поздно понял, что это за металл.

Соприкоснувшись с монетой, созданной не из чего иного, как из настоящего керберита, протез почти немедля потерял свои магические свойства и отказался повиноваться.

Еще около часа Вадильфар из Криксенгорма, пыхтя и что-то бормоча на родном наречии гонгаруда, вытаскивал монетку из бронзовой хватки клещами, а когда он все же преуспел, ко всеобщему облегчению, рука волшебника ожила. Тобиус стал усердно растирать протез, скорее интуитивно, нежели в надежде прогнать из него легкое покалывание, а потом он посмотрел на своих попутчиков, и те отшатнулись. Лицо мага стало белым от ярости, стылые глаза разгорелись ярче углей, ноздри гневно раздулись. Бронзовые пальцы вцепились в горло Вадильфара, живые — Вилезия, и, словно не чувствуя их тяжести, серый магистр оторвал хрипящих воинов от пола.

— Никогда больше не смейте подносить ко мне эту гадость или проверять меня подобным образом! Если такое повторится, я убью вас обоих без промедления и сожаления!

Он уронил их на пол, и несчастные гвардейцы смогли наконец вдохнуть. Вилезий подобрался раньше напарника и быстро отполз от рассвирепевшего мага, а Вадильфар просто глотал воздух, глядя в пустоту выпученными глазами. К счастью для них обоих, гоблин немедля принял единственно верное решение.

— Простите нас, господин. Мы подумали, что осторожность лишней быть не может…

— Если я вырву вам глаза, отрежу язык, нос и уши, отрублю ноги и руки, а всю кожу на теле обожгу, дабы вы не могли больше осязать, когда я превращу ваши тела в куски плоти с заточенным внутри разумом, отрезанным от остального мира, вы почувствуете то, что чувствую я всякий раз, когда меня лишают магии, и захотите умереть. На ваше счастье меня уже лишали сил, и теперь я могу переживать это более спокойно. Но любой другой маг после такой шутки отправил бы вас к праотцам, так и знайте.