Солдат не спрашивай

— Но ведь это так и есть! — отозвалась Ани.

— Нет. Мы ошибались. Манипулировать таким образом в действительности почти невозможно; возможны лишь анализ и поиски объяснения. Этого хватает для историка, для философа-созерцателя. А поскольку мы, экзоты, в большинстве своем именно таковыми и являемся, это казалось нам не только приемлемым, но и вполне достаточным.

Воздействовать подобным образом возможно лишь в крайне небольшой степени. Человечеством невозможно управлять изнутри; генетический отбор, который мы производили, мог улучшать лишь те характеристики, которые мы уже знали и понимали. Мы отвергали те гены, которые не в состоянии были понять, и, конечно, мы не могли работать с теми, о существовании — или возможности существования — которых мы даже не знали.

Сами того не сознавая, мы лишились и источника, и цели; в нашем распоряжении остался лишь промежуточный этап. Мы не в состоянии были добиться качеств, которые еще просто не существовали и соответственно не могли быть нами поняты. Однако именно это и являлось настоящей целью — создание истинно новых качеств. А источником их стали бы истинно новые гены и их комбинации.

Проблема была сформулирована уже очень давно, однако мы обманывали себя, считая, что это не имеет значения. Более просто это можно выразить так: могут ли гориллы, поставившие себе задачу вывести супергориллу, создать человека? Отказаться от линии на развитие более мощных мускулов, более крепких и длинных зубов?

Манипуляция человечеством изнутри самого человечества — замкнутый процесс. Единственное, что мы можем сделать и что очень важно, — делать устойчивыми, сохранять и распространять ценные генетические способности, приходящие к нам из-за пределов наших собственных владений.

Уильям — а вы должны знать это лучше других, Ани, — принадлежит к той маленькой избранной группе людей, которых можно назвать завоевателями. Для столь редких и странных людей есть свое название, но само по себе оно ничего не значит. Это лишь ярлык, приклеенный к чему-то, чего мы не в состоянии до конца понять. Таким людям никто не в состоянии противостоять — они могут совершить множество добрых дел. Но как правило, они причиняют и вред — поскольку неуправляемы. Я хочу, чтобы вы поняли, хотя, может быть, это и не просто. Мы, экзоты, заметили Уильяма, еще когда ему было лишь двадцать с небольшим, и уже тогда приняли решение провести генетический отбор, результатом которого явились вы.

— Я?!

— Вы. Разве вам никогда не приходило в голову, почему вы всегда инстинктивно возражали Уильяму, что бы он ни делал? А зачем ему нужен был ваш контракт? Или почему мы, на Культисе, позволяли продолжаться столь явно неудачно складывающимся отношениям?

Ани медленно покачала головой:

— Да, наверное. Не помню…

— Вы предназначались для того, чтобы стать дополнением к Уильяму — в психологическом смысле этого слова, — вздохнул Сэйона. — Ваш возможный брак — к чему мы стремились — должен был, как мы надеялись, объединить обе натуры. Вам следовало сыграть роль ограничителя, в котором нуждалась личность Уильяма. Результат мог оказаться благотворным… так мы, по крайней мере, надеялись.

Она содрогнулась.

— Я никогда бы не вышла за него замуж.

— Нет, — со вздохом сказал Сэйона, — вышли бы. Вы были созданы — простите мне это грубое слово — для того, чтобы, став взрослой, выбрать из всех людей галактики того, кто стоит выше всех остальных. — На мгновение серьезное выражение исчезло с лица Сэйоны, и в глазах его мелькнул озорной огонек. — Это, моя дорогая, вовсе не трудно было обеспечить; это почти невозможно было предотвратить! Вы наверняка понимаете, что самый старый и самый мощный из женских инстинктов — искать и сохранять силу самого сильного из мужчин, какого она только сможет найти. Окончательно же сохранить его силу она может, зачав его детей.

— Но… ведь был еще и Донал! — отозвалась она.

— Несомненно, — усмехнулся Сэйона. — Однако, если самый сильный мужчина в галактике даже и злоупотребляет своей силой, направляет ее не на те цели — все равно, во имя великой ценности этой силы, вы должны были выбрать его. Сила, способности — это лишь орудия; вот что важно. Как именно они используются — другой вопрос.

Но когда на сцене появился Донал… Что ж, он разрушил все наши теории, все наши планы. Продукт естественного стечения обстоятельств, лежащих вне нашей власти, случайная комбинация генов, обладатель которой превзошел даже Уильяма. Соединение поколений великих мыслителей со столь же великими поколениями созидателей.

Я не смог этого понять, даже когда мы подвергали его испытанию. Или… возможно, наши тесты не в состоянии были обнаружить в нем действительно существенные для нас черты. Мы… что ж, мы не знаем. Именно это меня и беспокоит. Если нам не удалось обнаружить подлинную мутацию — человека, обладающего великим новым талантом, способным принести пользу всему человечеству, — значит, это очень крупная наша неудача.

— Но какое это имеет отношение к вам? — спросила Ани.

— Мы полагали, что обладаем всеми знаниями в этой области. Если кибернетик не в состоянии определить, что у его друга сломана кость, его не в чем винить; если ту же ошибку совершает врач, он заслуживает сурового наказания.

Нашей обязанностью было распознать новый талант, изолировать его и попытаться понять. Возможно, Донал обладает чем-то, чего не понимает сам. И в этом и состоит вопрос, который я должен вам задать. Вы ближе к нему, чем кто-либо другой; как вы думаете, Донал обладает чем-то, что явно отличает его от других? Я не имею в виду лишь его гениальность; чем-то подобным могут обладать и другие; я имею в виду некую способность, которая отсутствует у нормального человека.

В комнате повисло молчание. Наконец Ани сказала:

— Вы хотите, чтобы я строила догадки? Почему вы сами его не спросите?

— Я глупец; я не верю в то, что подсказывает мне все мое знание. Я был полностью уверен, что избранная Культиса знает ответ. Я боюсь спрашивать его самого, но, наверное, вы правы, дорогая, я… спрошу его.

— Донал! — крикнула Ани.

Он услышал ее голос, стоя на балконе, но не отвел взгляда от звезд.

— Да, — ответил он.

За его спиной послышались шаги, а затем голос Сэйоны:

— Донал…

— Прошу меня простить. — Донал не обернулся, — Я не хотел заставлять вас ждать. Однако мне нужно было кое о чем подумать.

— Ничего страшного, — ответил Сэйона. — Я ни в коем случае не хотел вас отвлекать — я знаю, насколько вы были заняты в последнее время. Но есть один вопрос, который я хотел бы вам задать.

— Сверхчеловек ли я?

— Да, в сущности, именно так, — усмехнулся Сэйона. — Кто-нибудь уже спрашивал вас об этом?

— Нет, — улыбнулся в ответ Донал. — Но я догадываюсь, что кому-то очень хочется спросить.

— Что ж, вы не должны иметь к нему претензий, — с серьезным видом произнес Сэйона. — Видите ли, в некотором смысле вы действительно сверхчеловек.

— В некотором смысле?

_ О! — Сэйона махнул рукой. — В том, что касается ваших способностей в сравнении с обычными людьми. Но я хотел спросить не об этом…

— Мне кажется, вы произнесли слово, значения которого сами не понимаете. Что вы понимаете под «сверхчеловеком»? Можно ли ответить на ваш вопрос, если для данного понятия нет соответствующего значения, нет определения? Да и кто бы хотел быть сверхчеловеком? — спросил Донал с легкой иронией и грустью, продолжая глядеть в бездну космоса, — Кто бы захотел воспитывать сразу шестьдесят миллиардов детей? Кто бы смог справиться с таким количеством? Как бы он смог сделать среди них необходимый выбор, если он любит их всех одинаково? Представьте себе, какую ответственность он взял бы на себя, отказывая им в конфетах, которые для них вредны, и видя, что потом им приходится идти к зубному врачу! А если сверхчеловек — единственный в своем роде, то представьте себе, что значит иметь на воспитании шестьдесят миллиардов детей и ни одного друга, с которым можно отдохнуть, которому можно поплакаться, излить душу, так что завтрашние заботы будут не столь тяжкими.