Ветер перемен (СИ)

И там он заметил человека. Скривив рот наподобие улыбки, монстр бросился на мужчину. Распахнутая пасть с сотней острых, мерзких зубов, было последнее, что увидел человек в своей жизни…

* * *

Я рывком встал. Вся спина у меня была мокрая от пота, как, впрочем, и все тело. Я повернул голову налево, и чуть было не отшатнулся, но вовремя понял, что это всего лишь Митек.

– Ты уже п΄аснулся? – участливо осведомился он.

– Э–э–э, да. Да, я проснулся, – сказал я и рукавом вытер капли пота со лба.

– А я тебя соб΄ался будить.

– Спасибо, друг, но, как видишь, твои услуги больше не нужны, – я улыбнулся. Митек неуклюже оскалился в ответ.

– Ха΄ашо. А ты куда уходишь? – спросил гигант, видя, что я встаю с сиденья и направляюсь к выходу.

– Дела, Митек, дела. Важные и неотложные. Если хочешь, я тебе потом расскажу.

Митек энергично закивал головой.

«При условии, что я еще вернусь» – про себя подумал я, но тут же прогнал эти пессимистические мысли. Ни к чему это сейчас.

* * *

Интересно еще и то, что сон, заставивший меня проснуться, запросто мог оказаться вещим. Ведь человек, на которого напал игуанодон, был… я. Правда, бредовость ситуации заключается в том, что на поверхности мне, боюсь, оказаться не суждено. Да и я привык к метро, мне и здесь хорошо.

И все–таки сон не давал мне покоя. Мне отчего–то казалось, что это отнюдь не результат моей бурной фантазии.

Когда же я пришел к палатке Петра Данилыча, все мысли о страшном зеленом чудище ушли на второй план. К сожалению, выгнать их из головы насовсем у меня не получилось. Помня наставления подрывника, я не стал возвещать о своем прибытии посредством колокольчика, а просто вошел внутрь.

Петр Данилыч, как я и думал, был уже на ногах.

– О, Олег, это ты! – взрывотехник лишь на секунду оторвался, чтобы посмотреть на меня и снова занялся своими делами. Сейчас он шуровал в коробке с нарисованным на ней черепом. Скорее всего, готовил свои взрывчатые вещества. – А ты, однако, первый. Вот уж не ожидал. Даже мои ребята еще не пришли. Сходи пока оружие возьми, что зря время терять?

А ведь довольно странно, что я прибыл первым. Мне казалось, когда приду, все уже  будут на месте. Ан нет!

Но, может, я зря беспокоюсь? Что такого в том, что другие немного запаздывают? Такое ведь может быть, запросто. Все мы люди и всем нам свойственно совершать огрехи.

А вот и Фомич. Лежит плашмя на деревянном ящике, от которого, как мне кажется, еще ни разу не отходил, и негромко похрапывал. Пугнуть бы его сейчас хорошенечко, но потом такого от него наслушаешься, что сразу же пожалеешь о содеянном. Уши в трубочку свернутся и не вывернутся, и это только в лучшем случае. Нет, с ним лучше не шутить понапрасну. Фомич и так наверняка будет недоволен, что я его разбужу, и фактически второй раз за день стану просить у него автомат.

Как это ни странно, ничего кроме невнятного бормотания он не выдал. Видно, его Петр Данилыч предупредил, что я зайду. В противном случае на мою бедную голову посыпались бы самые отборные ругательства. Фомич, выдав мне автомат и пару магазинов к нему, поворчал еще немного и снова лег на ящик. Сон у него чуткий, чуть тронь его – тут же проснется. Так что наше оружие, можно сказать, в относительной безопасности.

Вернувшись обратно в палатку Петра Данилыча, я увидел, что его команда уже была в полном составе. Причем в полной боевой готовности. Не хватало только Остапа. Небось скоро подойдет.

Петр Данилыч представил мне свою команду. По именам никого из подрывников никто не звал, поэтому у них были клички. Того, что был самый маленький, как по росту, так и по телосложению, звали Пакля. Самого здорового и самого бородатого – Леший. Тот, у которого на щеке красовалась татуировка, заслуженно носил кличку Ягуар – ведь вытатуирована была морда этого пятнистого представителя семейства кошачьих. Ну и последнего, одетого в оранжевый комбинезон, который до Катастрофы обычно носили либо работники канализации, либо гастарбайтеры, звали Сухарем.

– Ну–с, теперь, когда вы познакомились и все знаете, можно и в путь двинутся, – сообщил Петр Данилыч, вскидывая рюкзак себе на плечи.

– Погодите, а как же Остап, он с нами не едет? – удивился я.

– Почему же, едет. Не волнуйся, Олег, мы его на «Новочеркасской» заберем. Ему так удобнее будет.

Я пожал плечами. Хорошо, на «Новочеркасской», так на «Новочеркасской».

Все–таки не очень нравился мне этот Остап. Какой–то он был подозрительный, странный, не заслуживал доверия, по крайней мере, у меня. Но раз ему верит Петр Данилыч, мне ничего другого не остается, как полагаться на чутье подрывника. Сколько я знаю Петра Данилыча, он всегда умел разбираться в людях.

В начале туннеля, ведущего в сторону «Спасской», нас ждали две дрезины. Они были пригнаны заведомо с «Площади Александра Невского» специально для нас. Поскольку одна дрезина вмещала в себя всего лишь четыре человека, а наша группа, если еще посчитать отсутствующего пока Остапа, состояла из гораздо большего количества людей, транспорта было два. В каждом из них на высокой жердочке висел фонарь со свечой внутри, чтобы в туннеле был хоть какой-то свет.

Я, Петр Данилыч, Леший и Ягуар сели в первую дрезину, а Сухарь и Пакля, соответственно, заняли свои места во второй.

– Ну–с, Олег, ответствуй, ездил ли ты когда–нибудь на такой махине? – поинтересовался Леший.

– Да как–то не приходилось, – признался я.

– Зато теперь тебе представилась такая возможность, – Леший хитро улыбнулся, словно намеревался сделать какую–то пакость, и продолжил: – Значит, все очень просто. Ты берешься за ручку с одной стороны, а я – с другой. И по очереди опускаем ее вниз. Это похоже на качалки, что на детской площадке… были. Главное, не особо усердствуй, иначе быстро устанешь, это раз, и затормозить, если что вовремя не успеем, это два. Все понял?

– Конечно, все вроде просто, – сказал я и взялся за ручку. Потянул вниз. Поддалась она с трудом, но самое главное, что поддалась. Следом за этим ее опустил Леший. Мы медленно тронулись с места. За нами двинулась дрезина Сухаря и Пакли.

Когда мы развили приличную скорость, я уже перестал прилагать какие–либо усилия, чтобы опускать ручку. Рычаг словно сам, на автомате, взмывал вверх, а потом наклонялся вниз. Двигались мы достаточно быстро, и Петр Данилыч на всякий случай держал руку на рычаге тормоза.

Трубы, которыми были «испещрены» стены туннеля, мелькали у меня перед глазами только так. Иногда были видны пути, ведущие неизвестно  куда. Вернее, этого просто я не знал, и так до сих пор и не поинтересовался.

Постепенно дрезина начала терять в скорости. Леший схватился за ручку и кивнул мне:

– А ну, Олег, налегай.

Я приналег. В скором времени наша дрезина набрала ход и, по–моему, стала двигаться еще быстрее, чем раньше. Потоки воздуха били мне в лицо, трепали волосы. До чего же это приятное ощущение!

– Эй, Ягуар, о чем задумался, – неожиданно спросил Петр Данилыч. Спросил громко, так как из–за грохота колес по рельсам слышимость была плохая.

Ягуар встрепенулся, словно ото сна, почесал щеку, на которой находилась татуировка.

– Да так, ни о чем, в общем–то…

– Ну, я же по лицу твоему вижу, что тебя что–то беспокоит. Ну, расскажи, может на душе легче станет.

Ягуар некоторое время помолчал, глядя в пол, а потом произнес:

– О смерти я думаю, Петр, о смерти. Что дальше будет, когда я умру? Что там, за пределами жизни, творится? В рай я попаду или в ад? Или может это все бредни?

– Э, парень, не рановато ли тебе об этом думать, а? – Петр Данилыч покачал головой. – Ты это брось, Ягуар. В твои–то годы, и о смерти думать… Ты в своем уме?

– А что такого? Что, если я в любой момент могу коньки отбросить? Ведь никогда не знаешь, что случится. А в нашей профессии и подавно.

– Ты эти разговорчики мне брось, – сурово сказал Петр Данилыч. – Понял меня. Тут у нас вообще–то Олег сидит, и ни к чему ему твои размышления о смерти слушать.