Ветер перемен (СИ)

Так, почти незаметно и дошел до «Ладожской». Дом, милый дом! За те годы, что я провел под землей, станция стала для меня родной, хотя до Катастрофы моя квартира находилась близ «Улицы Дыбенко». Сюда нас с мамой пригласил переехать дядя Вова, на что мы, немного поколебавшись, дали согласие. Перевезли на «Ладожскую» все свои вещи и вскоре очень хорошо там обустроились.

Поначалу мы с мамой жили в нашей палатке вдвоем. Но с годами я рос и становился все выше и больше. Места в небольшой палатке нам двоим стало не хватать. Тогда я «переселился» в вагон поезда и впоследствии спал там. И, скажу по правде, мне это нравилось больше. Перед сном можно поговорить с соседями – в вагоне лежа могли поместиться шестнадцать человек – чего в палатке сделать не получится. Да и вообще, на мой взгляд, в электричке удобнее и комфортнее.

Спать мне сейчас совсем не хотелось. Тем не менее, я все–таки пошел устраиваться на боковую. Сон обязательно придет, нужно просто некоторое время полежать без движения и глаза должны будут закрыться сами собой.

Вот и мой вагон номер 10280. Именно здесь я провожу большую часть своей жизни в метро. Старенький уже, все железки в нем давно покрылись ржавчиной, как, впрочем, и в остальных электричках. Бывшие когда–то коричневого цвета обивки сидений уже не являлись таковыми. Их теперешний оттенок попросту не имеет названия – некая смесь бордового, пунцового и рыжего. Все стекла были настолько грязными, что мыть их уже было бесполезно – слой пыли въелся намертво.

Однако, несмотря на все эти недостатки, вагон меня вполне устраивал.

Я улегся на сиденье, подложив под голову руки, и постарался ни о чем не думать. Я приказал мыслям на время улетучиться из моей головы. Похоже, они меня послушались, потому что сразу стало так легко, и в ушах лишь «завывал ветер».

Спустя уже минуту бездумного лежания, меня начала одолевать дремота. Когда я уже готов был закрыть глаза, чтобы погрузиться в безмятежное царство Морфея, невольно вспомнилось, что завтра мне предстоит тяжелый день. Я вновь прокрутил в голове наш разговор с Петром Данилычем и вспомнил, что встать мне надо очень рано.

Проблема! Теперь мне уже было не до сна.

Итак, встает вопрос: что делать? Ответ вроде как очевиден: поставить будильник, тем более что он у меня есть. И все бы хорошо, но ведь я в вагоне буду не один. Через некоторое время придут еще люди, которым завтра не потребуется вставать в такую же рань, что и мне. Монотонное и раздражающее «дзынь–дзынь–дзынь» будильника непременно разбудит всех, кто будет находиться не только в этом, но и в соседних вагонах тоже. За несвоевременное пробуждение мне спасибо всяко не скажут.

Один мудрый человек, уже не помню кто, говорил: «Выход есть всегда». Очень умная мысль. Например, самый простой выход из любой ситуации – ничего не делать. Но простой, не значит рациональный.

Ну а раз выход есть всегда, то и я, в конце концов, что–нибудь придумаю.

Чисто теоретически я мог просто лечь спать и ничего не предпринимать. Я нужен команде Петра Данилыча, а значит, без меня они не пойдут. А значит, они сами могут меня разбудить. Но слушать упреки мне никогда не нравилось, какой бы характер они не носили. Нет, так дело не пойдет, так что стоило подумать еще.

И пока мои мысли были заняты поиском решения вставшей передо мной проблемы, в вагон вошел Митек с грязной замызганной подушкой под мышкой. Я поначалу его и не заметил, хотя такую тушу сложно упустить из виду.

Митек – это такой огромный, под два метра ростом, гигант с уровнем развития шестилетнего ребенка. Говорить он толком не мог, в основном только бессвязно мычал, изо рта у него довольно часто текли ручейки слюней. В остальном же он ничем не отличался от маленьких детей и был таким же человеком, как и все, просто… не обычным. Ребята с нашей станции частенько брали его с собой играть.

Митек послушный и сильный, что делает его незаменимым при выполнении какой–либо тяжелой работы. Он одной рукой мог поднять меня над головой, а тяжелая кирка была для него что тростинка.

Наш гигант не всегда был таким. В два года он упал с платформы головой прямо на рельсу. Он чудом остался жить, но черепная коробка оказалась деформирована и, по всей видимости, из–за этого что–то произошло с мозгом. В итоге Митек практически остановился в развитии. Но на нем сработал закон «равноценного обмена»: если ты что–то теряешь, ты что–то приобретаешь взамен. В Митьке со страшной силой разбушевались гормоны роста и в итоге за каких–то два года он вымахал чуть ли на метр. Теперь же он был выше меня чуть ли не на три головы.

Но был в нем и еще один недостаток. Во сне он страшно, просто невыносимо храпел. Поэтому его появление не стало для меня поводом для радости. Ну почему, почему именно сегодня, когда мне надо выспаться?

– Пывет, Алех! – сказал Митек, помахав мне своей огромной лапищей.

– Привет! – отозвался я, стараясь придать своему голосу хоть капельку радости.

– А я… шпать! – как будто похвастался Митек, показав мне на подушку.

– Это здорово.

– Я устал. Шпать.

Гигант взбил подушку, положил ее под голову и улегся на сиденье. Зевнул, обнажив ряд желтых зубов, и закрыл глаза.

Прогнать я его не мог, хотя мне это было необходимо, чтобы спокойно выспаться. Митек,  несмотря на свои внушительные габариты и немного отталкивающую внешность, человек очень ранимый.

Меня вдруг осенило. Я вскочил, выбежал из поезда, подбежал к палатке, где лежала мама, и тихонько пробрался внутрь. Стараясь действовать тихо, я, спустя минуту, нашел среди немногочисленных вещей обычную деревянную бельевую прищепку.

Вернувшись в вагон, я растормошил его и дал прищепку. Он взял ее в руку и непонимающе уставился на меня.

– Надень ее на нос.

Митек покрутил прищепку в руке, видимо пытаясь понять, как с ней обращаться. Не выдержав, я выхватил ее и сам защемил ему нос.

– Вот, так и спи. И ни в коем случае ее не снимай, понял. НЕ СНИ–МАЙ!

Митек энергично закивал.

– И еще. Сможешь меня разбудить в четыре часа?

Заметив замешательство на лице Митька, я показал ему часы и ткнул пальцем в цифру «четыре». Судя по довольному выражению, гигант меня понял. Ну и чудненько.

– Да, магу! Я всегда ΄ано вставать.

– Отлично! Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Алех!

* * *

Огромный, под шесть метров в длину, игуаноподобный зверь лежал на крыше Ледового дворца и взирал с высоты на проспект Большевиков. Ему казалось, что он – самое могущественное существо в этом мире и нет никого, кто сможет справиться с ним. Он здесь царь и Бог, единственный в своем роде, равных которому нет и не будет.

Любому, кто будет находиться на высоте, будет казаться, что выше него только небо. Однако игуанодон считал себя властителем наземного мира неспроста – у него были веские  основания так полагать. Еще бы, такие внушительные габариты и чудовищную силу не имеет ни одно земное существо, а чудовищная внешность заставляла в страхе убегать любого, кто встанет у него на пути. К тому же помимо того, что игуанодон казался очень неуклюжим и малоподвижным, он не являлся таковым. Внешность зачастую оказывается очень обманчива.

Сейчас игуанодон нежился в едва пробивающихся сквозь плотный слой облаков лучах Солнца после сытного обеда. Пирушка действительно выдалась славной: три собаки-мутанта и на закуску птицеящер. Поймать последнего было не так уж и трудно, хотя игуанодону пришлось немного повозиться. Поимка летающей твари все–таки требует больше сноровки и проворности, и, конечно же, хотя бы маленькую толику везения.

Положив под голову лапы, игуанодон, не моргая, наблюдал за проспектом Большевиков и идущей перпендикулярно ему улицей Коллонтай – вдруг появится новая жертва. Монстр не был голоден, но полакомится еще, отнюдь не отказался бы. Тем более что птицеящер уже практически переварился в его брюхе.

Однако пока потенциальной «еды» игуанодоном замечено не было. Чудовище ненадолго прикрыло глаза и уже собралось немного прикорнуть, как неожиданно его разбудил грохот со стороны станции метро «Проспект Большевиков». Вскочив, игуанодон одним прыжком оказался на поверхности, мягко приземлившись на все четыре лапы, и стремительно бросился в ту сторону, откуда слышал звук.