Литерный эшелон

– И что же делать теперь? С воображением? С мозгом?.. Я безнадежен?..

– Отнюдь… Я думаю, что мозг сродни мускулам…

– Святая правда, – подтвердил Сабуров. – Знал я одного человека, который задался свергнуть с шахматного трона Ласкера… И чтоб этого добиться, каждый день практиковался в этой игре. Чемпионом мира он так и не стал, но для нашего флотского экипажа играл весьма прилично.

Поезд замедлял ход. Лес за окном сменился сперва домишкам, затем домами. Поезд задрожал на стрелках, замелькали пакгаузы.

– А что за станция такая? – капитан взглянул в окно, прочел какую-то вывеску. – «Туалет». Чего? А, не то. Вот оно… Тайшет… Народу на платформе тьма… Ищут кого-то что ли?.. Знаете, я отчего-то даже не сомневаюсь, что это за вами…

Грабе кивнул:

– Все быть может… Берите печенье…

– Да тут печеньем не отделаться, – покачал головой Сабуров и крикнул уже официанту. – Лафиту мне, милейший!

Официант был расторопен. С тоски и безделья пассажиры пили обильно. Затем, по утру, страдали похмельем иногда таким жестоким, что доходило до летальных случаев.

Для подобной клиентуры всегда держали что-то для облегчения болезни – и через полминуты перед Сабуровым поставили лафитницу.

Капитан сделал глоток – ему тут же полегчало.

Он осмотрел доступный мир довольным взглядом.

Открылась дверь в салон, вошел казачий сотник. От порога крикнул:

– Господин штабс-капитан Грабе Аркадий Петрович здесь имеется?

Капитан, делая глоток, улыбнулся:

– Ну, что я говорил?..

– Я тут… – поднял руку Грабе.

Сотник подошел ближе. От него разило конским потом и водкой. Последний запах был настолько вкусным, что Сабуров почувствовал в казаке родственную душу.

Спросил:

– Не угодно ли стакан лафиту?..

– Благодарствую… – ответил тот неопределенно и обратился уже к Грабе. – Позвольте ваши документы?

Грабе из кармана достал бумаги, протянул их казаку. Тот читал их долго: беззвучно шевелил губами, поглядывая иногда на штабс-капитана, сличал приметы

Наконец кивнул, вернул бумаги, из своего казакина достал другой лист казенной бумаги с наклеенными строчками телеграфной ленты.

– Все верно. Для вас имеется срочная шифрованная телеграмма.

– Присядьте, господин сотник, – кивнул Грабе, лишь взглянув на зашифрованные строки. – Это займет некоторое время.

– Да я насиделся я ужо в седле. Мозоли на жопе – скоро, наверное, желваки будут.

Встав из-за стола, с телеграммой в руках Грабе словно в задумчивости прошелся по вагону. Будто невзначай, опустился за столик в другом конце вагона, достал шифроблокнот, принялся за дешифровку.

Капитана, это впрочем не ввело в заблуждение. Будто невзначай он подвинул лафитницу поближе к сотнику, крикнул через вагон:

– Так мы будем стоять тут, пока вы не прочтете?

Грабе ответил:

– Именно…

– Так говорите, десятый ингерманладский полк? Ну-ну… Я с другого угла вагона вижу – у вас шифр не жандармский, не военный. Кто вы? Разведка?.. Впрочем, вы мне этого не скажете.

– Не мешайте, пожалуйста… – нахмурился Грабе.

Сабуров не стал ему перечить. Лишь махнул рукой в сторону сотника. Дескать, пейте, этому все равно. Не заметит.

И сотник действительно соблазнился: поднял стакан, пригубил его. Пил неспешно. В вагоне зависла тишина. Стало слышно, как за окном подбадривая друг друга, матерятся путейцы, да булькает лафит, попадая в нутро сотника.

Наконец, Грабе сложил головоломку, прочел шифр, кивнул.

Спрятав бумаги, подошел к сидящему попутчику.

– Мне, вероятно, придется сойти с поезда, – сказал Грабе.

Данилин тут же расстроился:

– Я остаюсь с вами?

Штабс-капитан покачал головой:

– Нет, это решительно без надобности. Я осмотрюсь на месте, и, может быть, через пару недель присоединюсь к вам.

– Но… – попытался возразить Данилин.

Делал это совершенно без вдохновения: ему надоела Сибирь вообще, и Чукотка в частности, он устал ночевать под открытым небом, кормить комариную гнусь.

Но к его облегчению, Грабе покачал головой:

– Вы заслужили отдых. В крайнем случае, я вызову вас обратно.

На Ближнем востоке

Вокруг, пока хватало взгляда был Восток. Он был на север и на юге. Само собой в стороне рассвета – даже более густой, нежели тут… И даже на западе, как это ни странно тоже был Восток. Он будто бы заканчивался на берегах Мраморного моря, но свои щупальца, свой аромат протягивал далеко, прямо в сердце Европы, к Австро-Венгрии.

Астлей смотрел вокруг во все глаза, слушал Восток во все уши. Казалось бы: все это вокруг следует заключить в мерную посуду, смешать до ровной консистенции, а потом продавать где-то в Лондоне по унциям.

Но скажите, как сохранить жар этих песков, аромат ветра, дующего от далекого моря?.. Как в бутыль заключить дервишей в драных халатах, которые будто бы мудрых и в то же время совершенно незнакомых с новейшим миром.

Здесь было много пыли, песка.

И Астлею казалось: вот дорога сделает новый поворот, и покажется дворец какого-то шахиншаха, в комнатах которого висит пряный аромат. В гареме которого сотни жен, и некоторые так и умирают девственницами, поскольку до них не успевает дойти черед…

Дорога петляла среди холмов, кучи камней…

Астлей был здесь впервые, посему все становилось ему интересным, в диковинку.

Неделю назад крейсер «Уриил» доставил его в Карачи, после чего ушел куда-то на запад, кажется к Суэцу и далее – может быть в Англию и в Портленд.

Совсем иная дорога ждала Джерри Астлея.

Изрядно запыленный и чертовски уставший он появился в кабульской дипломатической миссии. Представился.

Глава английской миссии к новичку отнесся безразлично: сюда то и дело кто-то прибывал, после или уезжал, или умирал.

Более его заинтересовали ящики, которые стали сгружать с телег. Астлей хлопотал рядом, оберегая их от ударов.

– Что там у вас? Склянки? Вы привезли вино?..

– Нет. Это радиостанция. А я радист…

Начальник пожал плечами:

– И зачем оно нам?.. У нас уже есть телеграф.

Астлей улыбнулся и ответно пожал плечами. Ответил крайне неопределенно:

– Радио – это здорово!

В миссии уже имелся телеграф для связи с миром. Периодически линия оказывалась поврежденной – местные племена частенько рубили телеграфные столбы на дрова. Но связь скорее устраивала.

– Впрочем, разгружайтесь… Попробуем и его как-то использовать.

Грабе на месте

В подвале дома градоначальника за толстой дубовой дверью дремала зима. Глыбы льда, выпиленные в самые лютые февральские холода теперь, пуская слезу, таяли.

В иные дни на льду первая дама города, в простонародье именуемая тетей Варей ставила остужаться молоко, клала на лед свежее мясо, для приятности употребления обкладывала бутылки с самогоном.

Однако, совсем недавно муж изгнал из подвала все ее хозяйство, оставив, впрочем, самогонку. На дверь повесил новый замок и с ключами не расставался ни днем, ни ночью.

Но вот настал день, и дверь открылась.

Из подвала ударило сыростью и в то же время холодом. Грабе почти рефлекторно поднял воротник, вспомнил Чукотку.

– Прошу сюда, господа! – пригласил хозяин, пропуская вперед Грабе и Пахома. – Вот он, голубчик.

На столе, обложенный льдом лежал убитый инопланетянин.

Грабе подумал, что последнее слово градоначальника вполне характеризует убитого: цвета он был именно голубого. Грабе видал покойников и не с таким колером кожи, однако было ясно – это существо с человеком и рядом, что называется, не лежало.

– Т-в-а-й-у мать…. – ахнул Грабе, и тут же поправился. – Простите господа! Пришелец с другой планеты, совсем как у Уэллса… Роста в нем с два аршина… Сколько он весит?

– Два пуда и три фунта, – ответил градоначальник.

Грабе внимательно осмотрел пришельца, обернулся к Пахому:

– Говоришь, убил его в целях самообороны? Чем же он тебе угрожал? Ну-ну… Это, верно, и есть знаменитое сибирское гостеприимство? Промеж бровей свинцовой таблеткой.