Приговор судьи

Под словами «ничто и нигде» подразумевалось «здесь, на Земле». Это поняли все… поняли и промолчали. А что тут скажешь? Только в плохих романах отыскиваются слова, способные утешить, облегчить боль утраты. Поэтому я просто присел рядом с носилками Крайчека и по-дружески стиснул его плечо, крепись, мол, мужик.

– Не стоит тянуть. Чем слабее организм, тем сложнее процесс перехода, а нам еще придется выходить за пределы атмосферы, – бесстрастный голос Главного нарушил тишину.

В отличие от ханха, я не имел права форсировать события и навязывать кому-либо свою волю. Именно поэтому Максим Ветров продолжал молчать и даже не пошевелился.

– Ладно… Ему виднее… – Томас сделал свой выбор. – Поможет мне кто-нибудь?

– А ну, парни, взяли! – Николай и еще трое оставшихся в живых одинцовцев бережно подняли своего командира.

– Увидимся на том свете, – Крайчек едва заметно улыбнулся.

– Томас! – Я остановил носилки и задал вопрос, который все как-то не получалось прояснить уже больше двух лет: – Скажи, почему тогда… еще до войны… Почему твоя контора так и не связалась со мной вновь?

Лицо бывшего американского шпиона вдруг стало серьезным, можно сказать каменным. Несколько бесконечно долгих секунд он, не моргая, глядел на меня и только лишь потом негромко ответил:

– Ты не предатель, Ветров. Мы понимали это с самого начала. На этом и строилась вся операция. Мелкий воришка – может быть, но не предатель.

– И все-то вы знаете, янки проклятые!

Я с наигранным возмущением хмыкнул. Очень уж хотелось поднять настроение старому приятелю. Да только из этого нихрена не вышло. Оставаясь все таким же угрюмым, Томас с усилием поднял и протянул мне свою горячую и влажную от лихорадки пятерню.

– Прощай, друг.

– Прощай, – стискивая ладонь Крайчека, я догадался, что он все понял.

– Максим, ты идешь? – Лиза улыбнулась мне и призывно замахала рукой. Она, Олег, Пашка и наш бессменный посыльный Васька остановились на полпути к огромному голубому шару. Юная смена, как и носилки Томаса, находилась в голове первой группы людей, которая двинулась к ковчегу, или вернее сказать к той двери, которую Судья с планеты Земля потребовал открыть для своих соплеменников.

– Ступайте, мы следом, – крикнул я им.

Глядя вслед этой молодой, даже сейчас шумной компании, я попытался их хорошенько запомнить. Олега, таким, каким он стал теперь. Лизу, огромные карие глаза которой сейчас наполняла не только грусть по так и не найденному отцу, но и упрямая решимость продолжать этот поиск, с новыми силами, с новыми возможностями, с новым верным другом… А еще там то и дело вспыхивали искорки настоящей страсти. Страсти, а вовсе не той нежной материнской любви, которой она жила, будучи рядом со мной. Да будет так! Я кивнул самому себе и перевел взгляд на белобрысого Пашку и его нового приятеля – бесстрашного сорвиголову Ваську. Они тоже должны навсегда остаться в моей памяти, потому… Потому, что я их тоже больше никогда не увижу.

Когда бездонный портал поглотил всех родных и приемных детей Максима Ветрова, он еще долго глядел в его белое, ослепительное сияние. Ни о чем не думал. В голове было абсолютно пусто. Только где-то там… на самых задворках сознания покинутым псом подвывала одинокая отныне душа.

– На самом деле ты ведь не пойдешь с ними? – то ли спросил, то ли поделился своими наблюдениями Главный.

– Не пойду, – я отрицательно покачал головой.

– Почему?

– А ты разве не понимаешь? – улыбка далась мне с немалым трудом.

– Хочешь остаться человеком… обычным человеком… до конца.

– Считаешь, что это глупо? – я только теперь оторвал взгляд от входа в огромный энергоконвертор и взглянул на своего собеседника.

– Переход даст тебе новые возможности, свободу о которой люди даже не мечтали.

– А что отберет? – в разговор вмешался Леший, по-прежнему сидящий на броне Т-64.

– Почти ничего из того, о чем стоило бы жалеть: алчность, зависть, ненависть, страх, боль. У вас будет все, что пожелаете, вы будете равны и независимы, вам будут не страшны болезни и смерть, вселенная откроет вам все свои секреты.

Слова Главного вдруг воскресили в моей памяти картины из того сна, что так часто снился мне в последнее время. В нем я мчался между звезд, хватал кометы за длинные огненно-рыжие хвосты, купался в нежно-розовых облаках какой-то далекой планеты, вбирал свежесть зеленой травы, стелясь по ней словно утренний туман. Я и вправду был счастлив, по-настоящему счастлив, без границ, без предела, и никто никогда не мог отобрать у меня этого.

Когда накатившее нереальное сказочное марево слегка отступило, в поле зрения тут же попала отвратная бурая масса, состоящая из песка, перемешанного с внутренностями контролеров. Она плотно набилась и уже успела основательно подсохнуть в тронутой ржавчиной гусенице моего танка. Затем, подняв глаза, я увидел Андрюху. Большого, смертельно усталого человека в грязной армейской футболке и прожженных камуфлированных штанах. Подполковник сидел рядом с люком механика-водителя и курил сигарету. Тот самый «CAMEL», что он отыскал на американском авианосце. Надо же, все пропало, пошло прахом, а курево Леший сохранил. Вот она, какова – природа человеческая.

И тут я понял, почему ни за что не уйду с Земли. Цирк-зоопарк, я не могу оставить эту планету. Она держит меня. Может это судьба Судьи, а может просто потому, что моя жизнь, моя душа состоит не только из бесконечной радости и светлого лучистого счастья. В ней навсегда поселились и грусть, и боль, и жажда борьбы и весь наш умирающий мир, вместе вот с этим гребаным старым танком. Без всего этого я уже буду совсем не я.

– Переход сохранит наши прежние человеческие воспоминания?

Этим своим вопросом я как бы пошел на попятную, и ханх даже как будто оживился. Кстати, не один он. Оживился, только со знаком «минус» и Серебрянцев. Пожилой ученый весь напрягся. Очевидно, ответ на этот вопрос был необычайно важен для него.

– Конечно. Подумай сам, что стоит разум без памяти? – Главный свалил гигантскую каменную глыбу с плеч младшего научного сотрудника, о чем можно было судить по вырвавшемуся у того вздоху облегчения.

– Это хорошо, – я вновь поглядел в сторону энегоконвертора. – Значит, они будут помнить обо мне.

– Будут, – подтвердил Главный, но тут же оговорился: – Только вот сразу после перехода их захлестнет настоящая эйфория, восторг от совершенно нового восприятия мира. Они еще очень и очень долго не будут вспоминать Землю, эту войну, тебя.

– И это тоже хорошо, – я кивнул. – Значит ни мой сын, ни Лиза, не станут тосковать, им не будет больно. А когда пройдет время… Время лечит все, это я точно знаю.

– Вижу, ты действительно сделал свой выбор. Упрямец.

– Что есть, то есть, – вторая попытка улыбнуться далась мне уже гораздо легче.

– Тогда, пожалуй, разговор окончен. Нам пора. – Главный поглядел на Загребельного и Серебрянцева, и сделал им приглашающий жест.

В этот миг у меня от страха душа ушла в пятки. Вот сейчас я останусь один, совсем один на целой планете… навсегда! Правда, скорее всего, это самое «навсегда» не продлится слишком уж долго. Какая-нибудь хищная тварь или аномалия проворно разделаются с упрямым оружейником. Но самое удивительное, что к сему досадному факту я относился спокойно, как к чему-то обычному, можно сказать, будничному. Вот против чего категорически протестовало мое перепуганное естество, так это против смерти в одиночестве. Собачья смерть, черт ее побери!

Помимо воли мой взгляд заметался по окрестным барханам, а в душе затеплилась эгоистичная тайная надежда: «А может уйдут не все? Может хоть кто-нибудь тоже решит остаться?». Однако, увы, я глядел и ничего подобного не наблюдал. Усталые измученные люди все шли и шли к сфере, и те, что по каким-либо причинам оказались в хвосте этого потока даже переходили на бег. Они словно страшились, что дверь в мир счастья и благоденствия вот-вот захлопнется прямо у них перед носом.