Злом за зло (Драконоборец - dark edition) (СИ)

— Твоя девочка стала объектом вожделения демона из Великих Падших, отступник!

— То есть… Ага, ну конечно, с моей-то удачей разве могло быть по-другому? Великих Падших?

— Да, дери его ахоги до скончания времен, ты понял верно! Виртуваэль, ныне рекомый Агларемноном. Прежде был одним из Гласов, теперь — один из князей Пекла! Все плохо, очень плохо!

— Что мне делать?

— Что делать? Вот ведь семь несчастий в наперстке^[44]! Беги оттуда, да побыстрее! Мне понадобится время, чтобы собрать отряд, подобрать нужные атрибуты и выступить, один против такой твари не пойду, годы не те!

— Сколько времени?

— Несколько часов на созыв, объяснения и сборы, нужно экипироваться…

— Я понял.

Некоторое время архимаги молчали, но потом заговорили одновременно, и в речах их оказалось мало ласки, лишь брань и призывы не быть круглым идиотом. Связь оборвалась, и Тобиус закрылся от попыток Талбота ее возобновить.

Он направился в храм, не представляя, что ему делать дальше, как вдруг жестокий и навязчивый страх начал брать за горло. Серый магистр вновь оказался в опасной близости от столкновения с силой, во много крат превосходящей его собственную. Прошлое такое столкновение закончилось его смертью, а повторять тот опыт Тобиус не желал. Стало трудно дышать, и в голове разлился томительный жар, как при лихорадке.

Стремясь спрятаться от немилосердного солнца, маг нашел тень в одном из узеньких проулков и привалился к стене, чтобы перевести дух. Что он мог противопоставить демону? Немногое. Прошлые стычки имели место быть с тварями низшего порядка, которые так и назывались — низшие воплощения. Но теперь, из-за какой-то злой шутки судьбы, он оказался поблизости от сущности, невыразимо более опасной. Великие Падшие, что он знал о них? Мало чего — адепты Академии, не проходящие углубленного изучения демонологии, не имели доступа к самым подробным и ценным трактатам и довольствовались упрощенными атласами.

Тобиус оказался на очередном перепутье, и в прошлой жизни он бы почувствовал, куда ему следует идти, почувствовал бы натяжение Путеводной Нити, которая помогала волшебникам выбирать направление. Теперь же он остался один на один с выбором, как полновластный хозяин своей судьбы, как… обычный человек.

Несколько глубоких вздохов помогли справиться с приступом паники. Маг наградил себя россыпью самых нелестных эпитетов, вызванных разочарованием, — от кого угодно, но только не от себя он мог потерпеть проявление безволия. Взяв себя в руки, Тобиус принял решение и стал действовать быстро, чтобы не допустить новых сомнений. Сильно в этом помог запах монастырских роз.

Охапкой, пуком, кучей, но никак не букетом могло назваться то уродливое переплетение шипастых побегов с темными, благоухающими приторной сладостью бутонами, которое он уложил рядом с Сабиной в подножье алтаря. Аромат монастырских роз сразу же стал вытеснять отголоски ладана, дотоле властвовавшие в молитвенной зале, и растекаться во все стороны невидимыми липкими волнами. Летье и отец Эмиль, следили за Тобиусом молча, будто принимая все за ритуал прощания с той, которую не удалось спасти.

— В жарких странах Правого Крыла это растение зовется "птанаф смин а ннаби", или как-то так. В дословном переводе это значит "дыхание пророка". Его розовое масло добавляется почти во все восточные благовонья, пахучие, приторно-сладкие, с легкой горечью и очень стойкие. Но изначально восточные народы ценили дыхание пророка за то, что его запах отпугивал злые силы, охранял спящих от похитителей душ. Пламеносцы, отправившиеся на восток с Первым Пламенным походом вернулись, неся ростки этой розы. Монахи, узнав об особенностях растения, укоренили его в монастырских садах, стремясь защититься от нечистой силы, а оттуда она попала в руки простолюдинов, которые растили из нее живые изгороди, не подозревая о силе этого растения. Возможно, все это ничего не значит, возможно, я ошибаюсь, но ваш двор, месье Летье, был единственным, где монастырская роза увяла. Возможно, она мешала кому-то…

— Мама…

Прежде чем фермер успел броситься к своей дочери, маг оттеснил его, аккуратно взял голову Сабины в свои руки и поймал взгляд ее замутненных мучениями глаз.

— Кто? Где?

Она поморщилась, как будто собираясь заплакать, и попыталась рассмотреть незнакомое лицо.

— Кто вы?

— Нет, Сабина! Сосредоточься! Кто? Где?

По ее вискам потекли слезы.

— Грустный ангел… на Ахоговом перекрестке…

Тобиус выпрямился и, кивнув несчастному пейзану, подошел к священнику.

— Ахогов перекресток — это где?

— Не богохульствуйте в храме, — вздрогнул тот. — Дурное название для дурного места. В лесу есть перекресток, где пересекаются две дороги, одна ведет к лесопилке, которую забросили после пожара, а по второй когда-то ходили контрабандисты. Их уже год как всех переловили и перевешали, так что дороги стали зарастать за ненадобностью. Из местных туда никто не…

— Как добраться?

— Вы туда пойдете?! — поразился отец Эмиль.

— Не испытывайте моего терпения, отче, каждая минута дорога!

— Но… Из Шем-ду-Махгритэ к лесу ведет лишь одна дорога, и если не отвлекаться на охотничьи тропки, то, углубляясь в чащу, можно выйти именно к этому перекрестку.

Большего Тобиусу и не требовалось, он выметнулся из тени на яркое солнце, поглубже натянул капюшон и направился по убранным булыжником улицам в сторону леса. Вскоре он уже был на опушке и решительно продолжал идти вперед широким прытким шагом. Дорогу обрамляли заросли лесного папоротника и деревья, преимущественно раскидистые ясени и липы. В тенистой прохладе перекликались на разные лады различные пичуги, короткими, но быстрыми очередями долбил в вышине дятел, и несколько раз вдали за деревьями мелькали пятнистые тела оленей. Лес был живым и спокойным, пах и звучал так, как должен пахнуть и звучать живой и спокойный лес, не таящий в себе ничего опасного, за исключением хищного зверья.

Каждый волшебник, помимо собственно магии, обладает несколькими способностями, которые могли бы сильно облегчить жизнь простым людям, например, хорошим чувством времени и пространства. Волшебники всегда могли сказать, в какой части мира находились и который нынче час, интуитивно определяли стороны света и все подобное. Чтобы нарушить точность этих внутренних ориентиров, нужно было сделать нечто из ряда вон, посадить волшебника в мучительное заключение на несколько месяцев, как однажды случилось с Тобиусом, к примеру.

Однако в этот раз его внутренний компас и хронометр были в полном порядке, и серый магистр стал ощущать, что что-то не так. Он двигался по дороге с прежней скоростью и постоянно шел вперед вроде бы не так уж и долго, но чувство направления попеременно утверждало, что он поворачивает с севера на восток, потом на юг, потом на запад и вновь на север. Чувство же времени подспудно намекало, будто Тобиус в пути уже несколько часов, чего никак не могло быть.

Волшебник остановился и коснулся застежки на своей сумке — хотелось курить. Птицы продолжали щебетать, дятел долбил клювом древесину, вдали в зазорах лесной зелени пробежало маленькое стадо пятнистых оленей. Эти скрытные животные хорошо умели сливаться с лесом благодаря окрасу и были очень осторожны, старались держаться подальше от людей, зная, что те несут смерть. Так чего же они крутились вблизи дороги? Уже привыкли к тому, что люди больше по ней не ходят? Пели птички, неутомимо работал клювом дятел, ищущий в древесных стволах личинок насекомых, мелькнуло еще одно стадо оленей… Тобиус поднес к лицу правую руку, в бронзовом кулаке которой сжимал еще один пук монастырской розы, бесстыдно содранный с чьего-то забора по пути из церкви. Приторно сладкий запах с нотками горького миндаля заполнил голову, прокатился вниз, в легкие, и отовсюду на человека набросилась тишина.

Если тишина и могла быть оглушающей, то это она и была, внезапная, быстрая и неосязаемая, но очень плотная. Вместе с голосом леса ушел и свет. Нет, Тобиус не ослеп, просто солнце уже давно соскользнуло с небосвода. Волшебник стоял на едва различимой дороге среди деревьев в глубоком мраке и понимая, что попал впросак. Он позволил, как сказали бы какие-нибудь простолюдины, заморочить себе голову и долгое время ходил кругами, пока чувства не забили тревогу. Возможно, он уже опоздал.