Отступление

    Глава 37

  Геверциони, Ильин, Лазарев. 18.35, 7 ноября 2046 г.

      Тихо клацнули, останавливаясь, катушки проигрывателя. Стоило отзвучать последним словам обращения канцлера, над строем повисла звенящая тишина. Вглядываясь в обескураженные лица, Геверциони пытался предугадать дальнейшую реакцию. Когда-то давно, еще курсантом, довелось ему слышать спор двух офицеров. На предмет того, как и что необходимо говорить подчиненным. Ни лиц, ни имен Геверциони не помнил, так что разговор так и остался навсегда разговором между неизвестными.

      Первый, по-видимому, человек романтический, прямой настаивал:

      - Всегда нужно говорить правду. Боец с тобой может через минуту на смерть пойдет. Нельзя врать...

      Второй справедливо возражал:

      - Нехитрое дело 'правда'! Это и дурак скажет. Это хорошо рассуждать, когда про отстающую кухню говоришь или там задержку с зимним обмундированием. Не страшно... Но что, если тебе в атаку идти, а ты знаешь - не будет подкреплений и отступать нельзя. Отвлекающий маневр. Что тогда станешь говорить? Или приказ: 'Удерживать плацдарм!' Хоть зубами вгрызайся, хоть чем, а стой насмерть. А ты знаешь - ложный ведь плацдарм. Но выстоять надо, потому что пока ты отвлекаешь, где-то нанесут настоящий удар.

      - Все равно правду надо говорить, - убежденно гнул свое первый офицер. - Раз люди жизнью рискуют, так какое я право имею от них скрыть?

      - А ты уверен, что не побегут? Никто, знаешь ли, умирать не торопится.

      - Мне думается, - с угрозой в голосе бросил первый, - что это ты недооцениваешь советского бойца.

      - Не кипятись, - дернул щекой второй. - Я-то как раз оцениваю. Только вот ты, кажется, не хочешь человеческие чувства брать в расчет. Боец советский, он ведь еще и человек. И не из железа. А то, что ты предлагаешь на него сваливать - для многих груз неподъемный.

      - Армия на то и существует, чтобы защищать! - непреклонно возразил первый. - И в нужный момент каждый должен быть готов отдать жизнь...

      - Не извращай! - горячо возражал второй. - Задача бойца не готовиться умирать, а побеждать. Во что бы то ни стало победить и выжить. Хорошо! Пусть не любой ценой, но победить. Но где же им сохранить дух, выдержку, спокойствие, раз ты сразу в лоб заявляешь: 'Шансов нет, товарищи! Не мы первые, не мы последние. Так примем нашу участь с гордо поднятой головой!'...

      ...Тогда офицеры так ни до чего не договорились - каждый остался при своем. А вот Геверциони на всю жизнь запомнил тот разговор. И теперь сам оказался вплотную перед выбором.

      Щурясь на пронзительном ветру, генерал стоял на возвышении. Внимательные глаза быстро, неутомимо скользили по лицам бойцов. Они стояли похожие и в то же время очень разные. Одинаково страдали от безжалостного мороза, с одинаковой жадностью выжидали слов командира. Одинаково порой оказывалось даже недоумение в глубине широко распахнутых глаз.

      Но за удивлением каждого стояла боль. Личная, не похожая на прочие. У кого-то семья: В Москве, Ленинграде, Омске, Чите или Самарканде. У кого-то вовсе никого. Но остались родственники, друзья, коллеги. И про них мысли, о них болит сердце в этот миг. А у Геверциони по-прежнему нет такой правды, чтобы успокоить всех. Только одна, общая - и, увы, не слишком приятная.

      Собравшись с мыслями, Георгий окончательно принял решение как и что говорить. Призывая ко всеобщему вниманию, генерал приподнял над головой открытую ладонь. Возникший было среди тишины шорох разом утих, потерялся между рядов. Внезапно разом взоры тысяч людей приникают к командиру.

      Геверциони последний раз скользнул взглядом по сторонам. И начал:

      - Товарищи! - громкий, ясный голос прокатился над строем. Бойцы встрепенулись так неожиданно пронзительно прозвучало слово. - Вы уже знаете, знаете все. Ни я, ни другой офицер добавить не можем сверх того!

      Что я могу вам сказать? Случилось несчастье - в очередной раз не в меру алчный враг занес оружие на нашей Родиной и всем миром. Вы можете возразить: 'Не было такого раньше!' Я отвечу 'Действительно не было'. Только ведь это не вся правда. Что с нами будет, если станем так думать? Теней начнем бояться, от любого шороха бежать. Всегда кого-то или чего-то не было ещё, всегда что-то да в первый раз случалось.

      Нельзя нам бояться. Не потому даже, что предки наши не боялись. Хотя и в 1812-м и в 1941-м годах не было противника сильней, чем выступивший против России. И войска неприятеля не знали поражения. Весь мир - с борьбой или без борьбы - оказался коленопреклонен. Но наши люди сумели победить. Они не задумывались: 'Можем или нет?', они не боготворили авторитет кумиров. Они просто шли и побеждали.

      Не потому, что на каждую силу найдется большая. Хотя именно так каждый должен был подумать с самого начала. Раз враг напал, избрав путь агрессии, значит и он слаб перед нами.

      Не потому, что противники в том числе и обычные люди. Хотя именно на опыте славных побед мы должны учиться. А немца удавалось бить не раз. Но это все не главное...

      Георгий многозначительно замолчал, скользя взглядом по лицам, внимательно вглядываясь в окна душ. Этой паузой генерал хотел дать бойцам возможность передохнуть, задуматься, осознать сказанное. И один лишь вопрос неизбежно, неутомимо терзал сердце Геверциони: 'Сумел? Достучался? Нашел ли те единственно верные слова?'

      'Нет! - решительно оборвал себя генерал. - Еще рано судить. Да и в любом случае нельзя сдаваться, опускать руки!' Лихо тряхнув головой, Геверциони грозно усмехнулся:

      - Товарищи! - громкий выкрик пролетел над строем, наполнив увядшую плоть знамени. - Я говорил, что не стану обманывать. Не поступал так раньше, не сделаю и впредь!

      Товарищи! Никто и никогда не может обещать победу. Потому, что никто, кроме нас не знает, что случится. Только от нас зависит судьба: близких, Родины, всего мира. Каждым поступком, каждым словом мы творим, изменяем мир вокруг. Товарищи! Только от нас всё зависит!

      Нет людей без страха, нет риска без потерь. И в этом наша сила. Мы не полагаемся на чью-то помощь, не просим и не прячемся. Судьба только в наших руках. Главное в том, что идти в перед, преодолевая себя, преодолевая страх, оставаясь настоящим человеком. И тогда уже нельзя проиграть, потому, что уже победил! И никто не отнимет этой победы!

      Перед каждым из нас стоит выбор: сдаться, отступить перед силой. Сказать 'Победить невозможно. Это не в силах человека'. Можно сделать так - и уйти. Оставить происходящее на чужую милость.

      Или... - Геверциони решительно ударил кулаком о ладонь. - Раз и навсегда решиться идти вперед! Чтобы сделать все возможное! И тогда никто и никогда не сможет сказать, что мы не выполнили долг! Что поступили недостойно!

      Так что вы скажете мне? Я предлагаю вам идти навстречу неизвестности, судьбе. Идти вместе! Что вы ответите, товарищи?!

      Геверциони замолк, выдохся. Слова кончились, будто истратились безжалостно до самого донца. Опираясь на трость, генерал пристально - с отчаянной надеждой - всматривался в глубину строя. Проникшись чувством момента Геверциони сам того не заметив непроизвольно подался вперед в немом, зовущем жесте.

      Несколько секунд над коробками рот дрожала едва слышным перезвоном полная тишина. Время для Геверциони словно остановилось. Невероятно сгустился воздух - словно тягучая патока. Движение замедлились, исчезли вовсе. Исчез весь мир. Во всей бесконечной вселенной остались только стоящие ровными рядами бойцы. И еще не рожденные слова...

      Геверциони понял, что наступил момент, момент истины. Очередная аттестация. Которую каждый человек проходит в жизни, которую и дает сама жизнь. И в такие моменты становится ясно: кто ты и чего стоишь.