Наблюдатель

– Поняла, – обронила Вита и стала следить.

С ее места – наверху поленницы дров, сложенных у покосившегося забора, – была хорошо видна подворотня дома напротив и стена тюрьмы. Ворота, прорезанные в ней, поражали архитектурным новшеством – они были не треугольными, а квадратными. По верху зубчатой стены медленно прохаживался часовой. Вита так загляделась на его понурую фигуру, что не сразу заметила сигнал – некто в темной подворотне описывал фонарем круги.

Бока скатилась с поленницы и выдохнула:

– Пора!

– Ага! – оживился Сагг. – Готовсь, братцы! Ну-ка, взялись! И-и.

Колеса скрипнули, и таран выехал со двора. Могучие спины разгонщиков напряглись, прокатывая орудие, и вот уже тяжелое бревно несется снарядом, тарахтя по брусчатке.

Краем глаза Вита уловила давешнего часового – сжимая стрелу в груди, он переваливался через низкий парапет. «Р-революционный держите шаг…» – усмехнулась Вита.

А таран уже несся, с гулом и грохотом одолевая последние метры. Ворота приблизились – наехали и с треском распахнулись: их удерживал всего один засов, деревянный брус в кованых ушках.

– Бросай! – крикнул Сагг.

Таран по инерции покатил дальше, пока не проломил стенку караулки, а Сагг и его команда выхватили луки.

– Грэсс! – крикнула Вита. – Рэгг!

Никто не отозвался, и тогда девушка позвала друзей по их земным именам. Грига вынырнул из-за ворот, запыхавшийся, с неизменным копьем в руке.

– А Рич где?

– Щас он!

А дальше все пошло как в кошмарном сне – полутемный двор, по которому метались развоевавшиеся подпольщики, вдруг стал заполняться фигурами в черном. Ночные каратели валили изо всех дверей и выпрыгивали из окон, а отдельный отряд вбежал с улицы.

Подпольщики завопили:

– Спасайся, братцы!

– Засада!

– Это Шака-Ло, я видел!

– Врешь!

– Бей «черных»!

А «черные» действовали по-прежнему молча. Заблистали бледно-голубые лучики парализаторов, и яростное сопротивление боевиков стало спадать. Силы подпольщиков таяли, штурмующие выбывали пачками, устилая своими телами тюремный двор, а черногвардейцев словно становилось больше, и вот уже двигаются лишь фигуры в балахонах карателей, все остальные лежат пластом, обездвиженные и усыпленные.

Вита шарахнулась от зловещей фигуры в остром капюшоне и попала под выстрел из станнера – луч угодил в грудь, и легкие замерли, словно сжимая растущий кусок льда. Не чувствуя ног и рук, Бока стала падать. Она хотела крикнуть, но не было воздуха, да и язык лежал во рту, будто вчерашняя котлета. Закатывающиеся глаза уловили падение Григи, и слабый свет утра померк.

Вита пришла в себя, и первое, что она увидела, был слабо освещенный свод, похожий на половинку цилиндра, разрезанного повдоль. Нет, свод не был освещен, он сам по себе излучал – ровным белым светом, до того неярким, что казался серым.

Бока приподняла голову и огляделась. Свод покрывал обширный длинный зал, в котором – где на нарах, где прямо на полу, – лежали десятки людей. Иные стонали, кто-то не двигался, как мертвый. Воздух был спертый, резко воняло мочой.

Вита расслышала чье-то пыхтенье, затем перед ней возникла голова подползшего Григи. Зикуновишна выглядел жалко – волосы слиплись от пота, щеки бледные, измазанные, под глазами залегли черные тени.

– Ты… как? – выдавил он, облокачиваясь о край лежанки.

– Как и ты, – смогла улыбнуться Вита. – А Рич где?

– Здесь где-то… – неуверенно сказал Грига.

– Тута я… – откликнулся слабый голос.

В это время гулко ударила распахнутая дверь, и в зал, тяжело печатая шаг, вошли четверо, держащие длинные копья – так, как Грига с Ричем держали давеча носилки. Следом за четверкой вкатился пятый. Оглядевшись, он ткнул в Виту, Григу и Рича толстым грязным пальцем:

– Ты, ты и ты! Сами очнулись? Подъем, и стройся! Держаться за копья руками, ногами шевелите сами, гы-гы! Живее, бледная немочь!

Вита с трудом села и спустила ноги на пол. Встать было очень трудно, организм был как ватный, но гордость одолела слабость. Девушка приподнялась и тут же уцепилась за древки копий, сделала несколько шагов, освобождая место за собой. Сбивчивое дыхание Григи и Сидоровса свидетельствовало о том, что друзья – за ее спиной.

– Шагом марш!

Копейщики, не глядя на взятых под стражу, двинулись к двери. Вите ничего не оставалось, как шагать туда же. Ноги плохо повиновались, были как тряпичные, да еще и оттянутые свинцовыми грузилами.

Копейщики вышли в коридор, такой длинный, что стягивался в точку перспективы.

– Куда нас? – вымолвила Бока вопрос.

– Ма-алчать! – рявкнул командир и тут же выдал ответ: – На допрос.

– Смир-рна-а! – раскатилась по коридору гулкая команда.

Копейщики застыли, вытягиваясь во фрунт, а командир крепко пахнущим колобком выкатился вперед и вытянулся, как мог, выпячивая грудь. Вита посмотрела на причину переполоха – по коридору широко шагал высокий человек, весь в черном с серебром. Лицо холодное, замкнутое, отрешенное от земного.

– Дава! – воскликнула Вита.

Давид Виштальский, а это был он, не вздрогнул, но резко остановился и посмотрел на Виту – жадно оглядывая ее лицо, узнавая и улыбаясь. Улыбка словно стерла с лица Давида ленивую скуку, растопила лед в серых глазах. Но он тут же нацепил маску обратно и спросил:

– Куда ведете?

– На допрос, ваше великославие! – грянул командир копейщиков.

– Отставить. Всех троих проводить ко мне в кабинет, в малую приемную. Исполнять.

– Слушаюсь!

Глянув в последний раз на Виту, Великий магистр стремительно пошагал дальше, а «колобок» зарычал на подчиненных:

– Нале-во! Шагом… марш!

И копейщики потопали по новому адресу. Грига сопел за спиной, но ничего не комментировал. Наверное, слаб был. А в голове у Виты все перемешалось окончательно – любовь, революция, прошлое, будущее. С чего она взяла, что все переменилось, и к Даве она испытывает лютую классовую ненависть? Ничего подобного. Вон как обрадовалась! Даже внизу живота что-то стало набухать… А черное ему идет. Каким он стал… Есть такое слово – «заматерел». Эти волевые складки у рта, твердый взгляд… и цвет глаз у него уже не серый, а стальной, как у весеннего льда.

Копейщики аккуратно вошли в роскошную малую приемную, оттеснив гигантских гвардейцев с мечами наголо, и даже помогли пленникам рухнуть в кресла, а не мимо. После чего ушли, а один из гвардейцев, хмуро оглядев приведенных, затворил дверь. Стало тихо.

– Офигеть… – выразил общее мнение Рич.

– Да-а… – сказал Грига, но развивать мысль не стал.

Вита промолчала – сейчас любые слова были лишними. Она нашла того, кого искала. Только он стал другим. Насколько? Улыбается он хорошо.

В глубине кабинета щелкнула дверь, послышались гулкие шаги. Срывая плащ, в малую приемную вошел Давид. На нем было что-то вроде камзола, черного с серебром, брюки, заправленные в сапоги, – и штанины, и голенища украшал серебряный позумент.

– А вы говорили, тут все в юбках ходят! – возмущенно сказал Грига.

Виштальский усмехнулся и снял шляпу, тоже черную, с широкими полями и пышными перьями. Отросшие волосы были перехвачены широким обручем.

– Парни, оставьте нас, – сказал он, не сводя глаз с девушки.

– Если получится… – прокряхтел Рич.

Помогая друг другу, парни выкарабкались из кресел и прошмурыгали в соседнее помещение, где снова обрушились на что-то мягкое. Дверь за ними захлопнулась, упала тишина.

– Вот и свиделись… – негромко проговорил Давид. Вита грустно вздохнула.

– Не такой я представляла себе эту встречу, – проговорила она и попыталась встать. Попытка удалась. – Я столько сил потратила, прилетела искать, а вышло так, что не тебя надо спасать, а от тебя! Двести миллионов людей живут на Маран-им, – заводилась Бока, – и каждый из них может попасть в застенки… как это историки говорят? Реакционного антинародного режима?

Так это про вас с императором. Посмотри, в кого ты превратился! В гестаповца! В эсэсовца!