Алёна (СИ)

– Я вот пропущу. Есть пропуск. А если это не вы? Кто подтвердит? С родителями в таких случаях приходят.

– Ладно Вам! Я сам подтверждаю, что это она, - раздалось с лестницы. Откуда-то сверху через одну ступеньку спускался высокий парень. Ну, молодой мужчина, - уточняла Алёна по мере приближения Свиридова.

– Где расписаться? Всё? Пойдёмте.

Кабинет у Свиридова был очень просторным. По крайней мере, в сравнении с "катухом" следователя. Высокие потолки, окна в два человеческих роста, светлые обои, сразу видно - "супер". Паркетный пол, надраенный до блеска. А среди всего этого великолепия - письменный стол с компьютерной приставкой, два кресла, два мягких стула, да сейф в углу. Алёна, правда, уже видала сейфы побольше, но и этот впечатление производил.

– Присаживайтесь, Алёна Геннадьевна! Как вовремя Вы нашлись! Нам необходима Ваша помощь! - Он извлёк из стола бланк "Протокола допроса" и навострился уже задавать вопросы.

– Вы можете мне дать почитать дело моего отца? Мне надо знать, где мои братишки.

– Не могу. Оно секретное.

– Это как? Оно ведь… его в суде читали!

– А теперь возникли новые обстоятельства, скажу прямо, подтверждающие невиновность вашего отца. Но пока…

– Дайте почитать!

– Но я же сказал…

– Девушка уже прищурила глаза, чтобы привести более действенные аргументы, но вспомнила о " Волшебной карточке".

– Вот. Позвоните, и спросите, - протянула она визитку своего бывшего попутчика.

Прочитав фамилию, Свиридов некоторое время молчал. Видимо, приходил в себя.

– Но я не могу позвонить такому человеку, - шёпотом сообщил он. Это всё равно, что твой отец… он трактористом работал? - ну, если бы он вдруг позвонил Министру сельского хозяйства. И то…

– Давайте, я позвоню!

– На, - протянул Свиридов сотовик. - Служебный пока не дам. Извини.

Алёна набрала номер и недоумённый голос коротко бросил: "Слушаю!

– Владимир Константинович, это я, Алёна. В поезде… Вы сказали, если что…

– Помню. И это "если что" уже?

– Да, я тут братиков ищу. А у вашего подчинённого дело моего отца. Он говорит, папа вообще не виноват, а дело дать боится.

– Дай ему трубку.

Выслушав указания стоя, хозяин кабинета только подтверждал их получение словами " Так точно".

– Да… Знакомые у тебя, девочка. Ладно, - он пошёл к сейфу и вытянул три объёмистых тома. Вот тебе дело. А вот новые материалы. Читай. Хотя, в деле ничего интересного нет. Ты эти томики прочти. - Он раскрыл неистребимо коричневую обложку первого тома и на Алёну взглянул с фотографии незнакомый парень, - приблизительно её ровесник. Через минуту Алёна была погружена в чтение, а сидевший напротив Свиридов с удивлением наблюдал, как быстро девушка перелистывает страницы. Когда Алёна потянулась за вторым томом, он отошёл к окну, закурил, странным взглядом впившись в лицо девушки. А оно страшно напряглось и затем застыло в этом напряжении.

– Где они? - прошептала она, закрывая дело.

– Они?! - а-а-а, они… Что же, поедемте.

Братская могилка трогала своей… своей… Алёна не могла да и не пыталась найти слов. Могилка каждого ребёнка сжимает сердце. А когда в ней шестнадцать ребятишек - детдомовцев. И не случайно она была завалена цветами практически под самый временный крестик.

– Красивый памятник заказали. Да как всегда - тянут, - прокомментировал Свиридов. Он помялся, затем продолжил: - Если ты… Вы хотите побыть здесь одна, то я, пожалуй, поеду… Дела. В том числе и с ним.

– Дела… С ним…, - хрипло повторила девушка. - Я с Вами. Пять минут. - Она упала на колени у могилы. Попыталась собраться с мыслями. Не получилось. Вася… Виталик… Это я… недоглядела… Простите… Алёна попыталась дозваться до ушедших, как когда-то дозвалась до мамы. Но в ответ услышала только эхо детских криков. И даже это эхо было наполнено таким отчаянием и болью, что девушка вскочила и, зажав уши, сама страшно закричала. Отошедший, было, в сторону Свиридов метнулся к обезумевшей девушке и, взяв за плечи, решительно повёл к выходу с кладбища.

– Они все? Они все… в огне? - прошептала Алёна уже в машине.

– Да, детдом вспыхнул сразу с двух сторон - там, где были выходы. Якобы старая проводка замкнула на дежурном освещении, а сквозило из одной двери к другой. Но мы сейчас раскопали… Ну, да сами читали.

– Но их-то, их-то за что?

– Думаю, Ваш старший видел, кто тогда сидел за рулём.

– И из-за этого? Чудовище! Чудовище!

– Ничего, мы уже рядом. Уже вот-вот. Правда, он сейчас за границей, но дождёмся. Главное, не вспугнуть. Но это уже - прерогатива центра, в том числе Владимира Константиновича.

– Где он сейчас?

– Владимир Константинович?

– Нет, этот…

– Ну, это не ко мне.

– Хорошо, дайте ещё раз телефон. - Владимир Константинович. Да… Да, спасибо. Но тут такая история, что… Мне надо к Вам. - Хорошо. Даю трубку.

Свиридов, косясь на Алёну, вновь впавшую в какое-то жуткое оцепенение, доложил, что дело курирует отдел "А", что здесь, на месте они разбираются только с двумя преступлениями, и то по указанию "от них". Затем он положил трубку и закурив, сообщил;

– Пошёл советоваться. Думаю, он ещё спохватится, что не в свои дела влез и Вас в них впустил. Зря, наверное…

– Думаю, не зря, - глухо возразила Алёна. Так что, мне самой к нему?

– Да подождите, позвонит сейчас.

Уже через пятнадцать минут машина с мигалкой мчала Алёну с сопровождающим к аэропорту, а Свиридов обстоятельно докладывал кому- то по телефону.

– Так точно. Уверен. Правда, Егорченко чуть паралитиком не остался. Это важняк наш. Так точно! Нет, он не из болтливых. Есть, предупрежу ещё раз. И ещё - Егорченко дал ей сведения о сегодняшней гулянке братвы. Уводить агента? Но там возможно… Есть!

До завтрашнего утра было много времени, и Алёна поначалу направилась к изолятору. Массивное, издали похожее на средневековый замок своими угловыми башнями, оно в позапрошлом веке было построено на возвышенности, на самой окраине города. Город разросся и теперь изолятор оказался почти в центре города, да ещё на живописной возвышенности.

Начальник изолятора - тучный, крепко сбитый, словно приплюснутый подполковник с красным лицом и серыми глазами под козырьком фуражки принял Алёну в своём кабинетике. Вообще-то был ещё большой кабинет - со столом совещаний, с морёным дубом обшитыми стенами, с ковром и планом изолятора. Но для посетителей, дабы не вызывать у них подозрений в излишествах (при трёх арестованных на одно место) приём проводился в совсем небольшой комнатке. Поговорить с девушкой Барский согласился после её ссылки на следователя прокуратуры.

– Признаться, не помню такого, - сообщил он посетительнице на вопрос о её отце. О том, что повесился при конвоировании - помню. Большая неприятность, а в остальном - он, извиняясь, пожал плечами.

– А о том, что его избивали, помните?

И без того красное лицо служаки ещё больше покраснело.

– Враньё! - жёстко произнёс он, вставая из-за заваленного бумагами стола. - Такие заявления в суде каждый второй делает. Проверяли уже - перепроверяли. И вообще, я думал Вы - девушка по какому личному вопросу. А это - пожалуйста, - куда угодно и в письменном виде.

– Мой отец не врал! Я его лучше Вас знаю! Но вы успокойтесь, вы могли и не знать. Могу я поговорить с Нестеренко и Хлыстовым?

– Не в наших это правилах… Ну да ладно, учитывая просьбу товарища Егорченко, - он нажал кнопку, дал указание дежурному, вновь сел за стол и, сняв, наконец, фуражку, вытер отчего - то выступивший пот. Было не жарко, но что-то сжало сердце старого вертухая.

В кабинет вошли два капитана и заполнили его своими толстыми телами. В отличие от оперов - "гончих" эти специализировались на "работе" с задержанными и арестованными. И постепенно покрывались жиром. Снаружи. А также подлостью изнутри. Избивая беззащитных и безответных заключённых, они вначале, правда, переживали, оправдывали это высшими целями. Теперь привыкли и наловчились так, что один из их "подопечных", объясняя суду мотивы самооговора, заявил: " Избивали так, что если бы они приказали, я признался бы даже в убийстве Кеннеди. И даже обоих". Потом эти слова передавались судьями и прокурорами с весёлым смехом.