Литерный эшелон

– Пулемет?..

– Ага… Поставите на свой аппарат. Знаете, у нас в воздушном флоте бытует заблуждение, что дело самолетов – только разведка. Я уже убедился, что у немцев аэропланы – сила ударная. Чуть не поседел однажды.

На фронте

На следующей неделе Андрей получил новую науку.

Оказалось, если ты сбил немецкий аппарат, то это ровным счетом ничего не значит.

В воздухе над окопами Андрей было схлестнулся с иным «Фоккером», но оказался бит. Пулями пропороло обшивку, пробило бензобак. Германец бы, верно, добил бы Данилина, но солдаты открыли из окопов плотный заградительный огонь и отогнали супостата.

Русский аэроплан пришлось садить тут же, в нескольких верстах от линии фронта. С передовой прибыл пехотный поручик, удостоверится, что с пилотом все хорошо.

Он же отправил на аэродром самокатчика, дабы вызвать грузовик для эвакуации самолета.

Когда прощались с поручиком, Андрей вытащил из кармана бумажник. Только тогда возникла мысль, как, в сущности, нелепо отправляться в полет, взяв с собой деньги. Однако сейчас они пригодились. Все содержимое Андрей отдал поручику, дабы тот купил на них угощения своим солдатам.

Аэроплан погрузили в кузов грузовика. Повезли.

На грунтовой дороге забуксовали.

Пока искали хворост, их догнала телега из полевого госпиталя. Ее возница никуда не торопился – для его пассажиров все закончилось. Дунул ветер, с лица одного покойника откинул полог.

В нем Андрей узнал того самого подпоручика, с которым ехали в поезде. Лицо его было истощенным.

– Царствие небесное… Подстрелили таки…

– Эфтого? – переспросил возница. – Эфтот – дизентерийный. С поносом его дух и вон вышел…

Андрей кивнул и накрыл несостоявшегося героя рогожей. Вспомнил: парень так смело рассуждал об издержках военного времени ради святой цели. И сам попал в издержки.

Так иногда бывает – жизнь любит преподать нам урок. Порой знаменитый капер, носитель всевозможных наград и титулов умирает в своей постели от дизентерии. И глупец тот, кто отсюда не вынесет хоть бы простейший урок: каким бы великим человек не был – он всего лишь человек. И еще: мыть руки перед едой крайне желательно.

Здесь был необычно долгий рассвет. Он начинался чуть не сразу после полуночи. Небо становилось свинцово-платинового цвета. Выйди на улицу – и не понять, какой час: звезд не видать.

И когда из-за плотных туч проглядывало наконец солнце, оказывалось, что оно уже в зените, что день уже давно начался.

Природа медленно погружалась в осень.

Солдаты утешали себя, что зима в этом году будет поздняя, а то и вовсе по причине Второй Отечественной войны ее господь Бог отменит. А что с утра зябко и лужи замерзли – не беда, к полудню потеплеет.

Но дни становились короче, ветер резче, холодней. Зачастили дожди. В рощах, окружавших аэродром, желтела и облетала листва.

Страдая бездельем, господа авиаторы резались в штос, в железку, пили купленный у местных крестьян самогон. Интересовались новостями: сперва пронесся слух, что Варшаву не то сдали не то вот-вот сдадут. Потом их сменили другие вести – что австровенгры и отброшены и отступают. Но потом снова остановились и перешли в контратаку…

Соответственно говорили, что аэродром вот-вот перебросят сначала в тыл, потом – вслед за наступающими частями, после – опять на восток. Но, в конце концов, оставили на месте.

Где-то на западе солдаты окапывались, война принимала затяжной характер.

«Скобелев» ушел от непогоды в какой-то из своих эллингов, аэропланы накрыли брезентом. Но даже под ним самолеты пропитывались влагой, становились тяжелее.

Когда дожди все же прекращались, аэропланы не могли со своими узкими колесами взлететь по разбухшей земле. Оставалось только ждать, когда она подсохнет.

Над позициями пронесся давешний обидчик Андрея – «Фоккер». Казалось, что непогода и недавний дождь его не касается. Зенитчики, было, попытались развернуть пулеметы, но от германца и след простыл.

– Чего творит, чего творит, немчура поганый! – ахал Брусин. – Мотор-то, пойди у него «Даймлер»! Мне б такой!

– Вы мне лучше скажите, как он взлетел-то по грязи?.. – спросил Андрей.

– Да очень просто, – пояснил Брусин. – У них там тракт рядом с аэродромом – с него и взлетают.

– Так давайте и мы начнем с тракта взлетать…

– До него пять верст – далеко аэропланы тащить. Да и не дадут – войска по нему идут.

Поскольку Сабурова не было, командовал авиаотрядом Андрей. Ввиду того, что перед отлетом барометр уверенно падал, Михаил Федорович предполагал, что ничего решительного Данилин сделать не успеет. Но Сабуров ошибся.

Данилин нашел ровное место, кое закачивалось обрывом. Распорядился:

– А давайте построим свой тракт? Вобьем в землю колья, положим балки, на них доски… Саженей пятьдесят хватит вполне! Покажем германцу, что мы тоже не лыком шиты! Пусть у него удача и тракт под боком. Зато у нас смекалка и руки мастеровые! Приступайте!

Были вызваны скучающие механики, им дано было соответствующее распоряжение. Но как бы не устали от скуки механики, работать им хотелось еще менее.

Хорунжий, механик Брусина обстоятельно выслушал распоряжения Андрея и покачал головой:

– А чего так? Можно проще!

– Это как?

На обрывке бумаги механик набросал несложный чертеж. Андрей одобрительно кивнул:

– Вот это и будем строить.

Поглядеть на строительство приходили со всего авиаотряда.

– А чего это вы надумали, Андрей Михайлович? – спрашивали летчики.

Андрей, к тому времени присоединившийся к работающим механикам, охотно пояснял.

– Эк как чудно! – кивали офицеры. – И добро бы было, если бы просто чудно, а то ведь разобьетесь? И все ведь выдумано вашим механиком, чтоб меньше работать.

На это обижался Хорунжий:

– Ну отчего, если что-то выдумает русский, то говорят: «русский Иван чего только не выдумает». А если то же самое выдумает украинец, то он – хитрожопый и ленивый хохол.

Стройка спорилась, благо строить действительно пришлось немного.

Выложили небольшой помост в пять саженей длиной. За ним построили башню, на которую натаскали камней. «Сикорский» на руках подняли на руках и поставили на помост.

Данилин залез в кабину, туго затянул ремни. Механики крутанули винт, завелся двигатель. Андрей выжал газ почти до предела, дал знак: давай!

Хорунжий взмахнул топором, перерубил канат. Аэроплан двинулся вперед, живо набирая скорость. Почти тут же с высоты рухнул груз, канат мгновенно выбрал слабину, рванул аэроплан сильнее.

Андрея вдавило в кресло, он почти инстинктивно взял ручку на себя.

Под кабиной щелкнул карабин, аэроплан расцепился с тросом.

Не успев даже понять, как это ему удалось, Андрей был уже в воздухе.

– Получилось! Воспарил! – неслось с земли.

Над аэродромом Андрей сделал полный круг, проверяя, все ли нормально с аппаратом, не развалилось что при резком старте. Но нет – «Сикорский» работал идеально.

И Андрей полетел в сторону фронта.

Там как раз начиналась русская атака.

Поле вскипело восставшими из окопов солдатами. Впереди, призывая солдат, шли офицеры. Катились броневики, поливая немецкие окопы свинцовым дождем. Германцы ответили: часто стреляли винтовки, ударили пулеметы. Первая пуля досталась идущему впереди офицеру, он задумчиво сделал шаг и осел. Падали и другие солдаты, остальные шли, мешая кровь с грязью.

Над этим всем парил Андрей: недоступный для земных словно ас-небожитель из скандинавских саг. Пролетев над фронтом, Данилин отправился дальше, туда где находился немецкий аэродром.

Появление Андрея стало там неожиданностью: все ожидали, что русская авиация скована непогодой и распутицей. Зенитчики бросились к оружию, пилоты – к дежурному аэроплану, но Андрей был быстрее: полоснул из пулемета по стоящим вряд аэропланам, выбросил две гранаты из сумки. Те взорвались в воздухе, обдав самолеты градом осколков, но, кажется, ничего серьезно не повредили.