Орфей

— …Рыцарь Прямого Огня…

— …девять подвигов — девять Рыцарей — девять Магистров…

Не дают мне пойти. Ласковая настойчивая рука — теперь воочию я ее увидел, рука из снов моих там, в Мире, — удерживает. Туда, мол, не ходи, только для взрослых.

Ах, до чего мне хочется в залу темную, вторую! Кто они такие — Рыцари? Магистры — кто? Подвиги в чем их состояли? Ведь не верил, белибердой считал несуразной, а тут два шага осталось, и узнаю…

Почти забыл, с чем шел я сюда. Но рука удерживает. Нельзя. Рано тебе.

— Да ты забыл, с чем пришел. Ты попросить пришел, умолить вернуть тебе ту, без кого сам готов от своей жизни отказаться. Без кого Мир твой не мил тебе стал. Но нет здесь ужасного Царства мертвых и владыки его нет. Кого же ты просить станешь?

Тоже — из смутно знакомых. Я уж и не пытаюсь вспомнить, кто, откуда. Вот такие они. В Мире — люди как люди, а тут…

— И тут мы люди как люди. Разве похожи мы на оживший прах? Кто на единственную ночь праздничного бала оживает? Вот это уже точно сказка. Ну ладно. Лодочника ты сумел убедить. Реку он тебе миновать помог. Немало это. Лодочник просто так никому не помогает. Теперь НАС песнями своими очаруй. Говорят, сила твоя так в Мире у тебя была велика, Певец, что придуманные тобой песни твои Мир изменить могли? Приводили в движение скалы и деревья и диких зверей укрощали? Так покажи и НАМ. Ну хотя бы о печали своей спой. Чтобы внимали МЫ, головы склонив, и слезы вздрогнули на НАШИХ ресницах. Чтобы замерли, пением очарованные. Забыли свои работы и глубоко задумались. Чтобы и самые грозные из НАС руками закрылись, чтобы слезы свои скрыть. Или, по-твоему, НАМ каждому нечего вспомнить? Тебе же о том сказано было. Или тебе одна твоя боль — боль? Какой же ты Певец тогда? Тронь НАШИ души, и МЫ водами Реки поклянемся, что исполним просьбу дивного Певца. Не будет у тебя больше шанса, сюда только однажды добраться можно, а просьбу добравшегося исполнить МЫ в состоянии, это ты догадался верно.

— Он о многом верно догадался. Даже Перевозчик ему за многое благодарен должен быть.

Это огромный чернокожий сказал. И его я знал. Причем недавно совсем узнал. По меркам моего Мира недавно. Окружили меня, рассматривают-любуются. А чего смотреть, цветы на мне не растут. Замурзанный я и побитый. Как псеныш приблудный, которого в чистый дом взяли. Из жалости да на забаву. И мысленки его, шелудивого, вот они, полторы коротеньких.

— Мы ждем. — Тот, что речь толкнул. Смотрит, как на… Снова слово то звучит. Вроде слову этому, которым ОНИ себя называют, только в сказке и место.

В выдумке невсамделишной. А тут оно силу имеет. В Мире ином. Да и Мир ли? Промежуток какой-нибудь Миров между.

— Не начинают без вас, — говорю, — без ВАС или без вас, сами как надо понимайте. Зря Перевозчик старался, я в этом концерте участия не принимаю. Ни за какие благодеяния. Вот так.

Ну почему! Почему я так сказал! Зачем? Ведь на все же готов был!.. Спросил себя: на все ли? Да, на все! Потому что Эвридику в легенде змея укусила. Так то легенда. Так то змея. Они хоть кусают не для собственного удовольствия. Обороняясь. А тут…

И все равно не могу. Миг назад готов был, но это — не стану. Не услышать никому больше песен моих. Уж как там они у меня складывались: по своим ли, по чужим законам.

Не буду. Прощай, моя хорошая. Совсем рядом я с тобой был. Но лучше так, чем на Тэнар-тропе оглянуться.

— Смотри-ка, — протянул насмешливый. — Ну, как хочешь, Певец, тебе предложили, чуть не под нос сунули. А ты гордый, оказывается. Твой выбор, гордым и оставайся. Пойдемте, Магистры, там верно заждались…

Я?! Гордый?! Да какая у меня гордость уже, что осталось от нее? Была ли она вообще?

Дрогнул я. Еще бы постояли вокруг, посмотрели бы, снисходительные и всемогущие, и… не знаю, что бы сказал, сделал. Что велели бы. Но повернулись, ушли они. ОНИ. Поправляться приходится, к такому сразу не привыкнешь. Да теперь привыкать незачем, все равно, выбраться бы только, уж в следующий раз меня Перевозчик, вместе с остальными на Ладью погрузит. Его-то я ждать не заставлял. Или, может быть, закрыт теперь мне выход?

— Выведут тебя, Певец, не бойся. Но и не надейся, тебе на Харонову Ладью не попасть, ты там у себя надолго останешься. Очень надолго…

Это уж насмешливый издалека. С залы темной порога. Все там. Выступление самодеятельности в фойе не состоялось, надо серьезным делом заняться.

Вру. Не все. Огромный черный тут и дама-недама. Остались, чтобы обратный путь указать. Кутенок не захотел, руку дающую благодарно облизывая, поскулить на потеху. Так с крыльца его, еще блох разведет.

— Значит, не захотел? — черный рассматривает все. Не нагляделся.

— Взрослеет. — «Оно» в блестящем платье.

— Нет, — покачал черный головой, — это у него изначальное. И непреложное, как, Река. Как Миров законы. Недаром же Перевозчик…

— Недаром…

Где выход-то здесь? Где двери те, на улицу распахнутые? Пока разговаривали, поменялось в зале. Как будто выходит она теперь на склон травянистый. И стена одна пропала. Вот и из Тоннеля выход, только мальчика с девочкой поблизости нет. По правде то я был, маленький! Самого себя встретить — к несчастью. Вот оно и случилось. Только и узнал я, чем Миры кончаются и начинаются. Это только и унесу с собой, не нужное там, у меня, никому. В одном из Миров бесчисленных.

— Что ж, тут, пожалуй, тебе и сказать можно. — Черный это.

И вторая… второй? второе? та дама, в общем. Ослепительная и странная. За мной шли? А я и не слышал. Тишину одно журчание Живой воды в сваях, на которых Тоннель, нарушает. Понимаю уже, как тут что называть.

Вот только где я черного этого видеть все-таки мог? И надо же, горечь и тоска смертная во мне должны быть, а нету. Исчерпались запасы или привык. Ко всему привыкаешь, а кажется — прошло.

— Ничего и никогда Перевозчик, не делает так просто. Это закон, — сказал черный. — И шанс тебе все-таки дается. Ты получил бы его все равно, МЫ просто хотели посмотреть на тебя. Ты не согласился, это НАМ понравилось. Всем НАМ, и не надо обижаться на слова. Просто МЫ тоже разные, да, и МЫ тоже.

Исчезла дама. Вот просто была — и нет. Один черный. Не как Перевозчик на Ладье выглядит, у того вообще человеческого ничего в лице, как из темного дерева маска рубленная. А этот просто негр. Где видел его? Все-таки вспомню.

— Ты вспомнишь. Когда с Перевозчиком разговаривать станешь. А остальным, кому следует, я и сам скажу. Перевозчику пора покидать твой Мир, в нем там больше нет нужды. Это и есть твоя плата за ту, кого возвращаем тебе. Остальное услышишь от Перевозчика… Не озирайся так поспешно, ее еще нет здесь. За ней посланы, как ты видел. Тебе повезло, что она не ушла за Реку, в противном случае НАМ было бы… затруднительно. Харон не повез ее. Он и здесь, на Реке, поступает только так, как считает нужным. А ты пока можешь задать вопрос. Один, — поднял палец, — вопрос.

Кругом голова. Вот так вот — просто? Невозможное, невероятное, запредельное — так? Подожди, за ней послали. Как в соседнюю комнату. Но может быть, для НИХ- именно так?

Капля из-под бинта скатилась, в уголок губ попала. Соленая, с привкусом медным. Кисть распухшая синяя. Пальцы сжать попробовал — едва сознание не потерял. Травка-муравка. Тоннель. Живая вода журчит. Небо синее за берегом высоким — как настоящее, не отличить. Так, может — настоящее? Нет, не верю я.

Что ж так, шел-шел, добрался, помучили меня напоследок, а теперь, когда вот-вот сбудется, — не верю?

— Так-таки ничего еще узнать не хочешь? Смотри, пригодится.

Половина зала за черного спиной вроде помутнела, поблекла. Размылась, отодвинулась как будто. Палец перед глазами маячит, с изнанкой розовой. Убрал бы. Что оглядываться мне на пути обратном нельзя, и так я знал. И что оглянусь непременно, и это мне известно.