Ключ власти

Значит, иди по дворам, по задам, через заборы.

И цокай языком, одёргивая пату. Свинью вечно тянет на съестное. Её чуткий носище за полпоприща угадывает все помойки, падаль и кладовки с провизией.

Но когда вышли на берег речки-вонючки, стиснутой кривыми оградами и покосившимися стенами домов, пата дала себе волю и напилась по уши, заодно прихватывая пастью всякие отбросы, которыми даже гушиты побрезговали.

А бродячих собак — их тут стаи! — она поставила на место мигом. Два выстрела языком, две злющих псины захлебнулись своей кровью, третью Анчутка — пастью хвать! — швырнула об стену, а кинувшейся сзади сломала шею ударом хвоста. Всё! кто хозяин в ночном городе?

Над речушкой пронёсся низкий грозный рык, невероятным пассажем перешедший в истошный вой, от которого собаки приседали, скуля, и пятились с поджатыми хвостами. В домах заворочались люди: «О, Бахла, избавь от злого сна!» Трусливый лай грязных шавок провожал чудище, а дворовые псы ярились, рвались с привязи.

Путь вдоль речушки свободен. Хайта легла животом на спину паты, обняла чудо-свинку руками и ногами, пришпорила пятками — вперёд!

Дети пугались спросонья:

— Мама, мама, что там? страшно!

— Тише! уймитесь вы, неслухи! Это сны грешников ходят по улицам…

В городе, где даже ржавые гвозди в цене, трудно найти что-нибудь удобное для боя. Здесь вещи под ногами не валяются. Значит, подбирай, что лежит. Расслоив пальцами обливку на боках, Хайта устроила карманы и набила туда камней.

Жаль, нет своей сбруи! в её кошели много чего помещается… А вот лошадиный мосол, псами добела обглоданный, чем не дубина? Можно кое-как прилепить его на спину…

У фаранского посольства — зайдя сзади — она задумалась, рассчитывая тактику.

Стена высока, но между плитами кладки есть зазоры, чтобы за них цепляться. А стража на стене?

Двое караульных медленно похаживают, третий в будке под тростниковым навесом. Всё-таки фаранцы не в осаде…

— Тихо лезем, — шепнула она Анчутке.

Как найти в доме главное сокровище?

Господарь, глава лазутчиков стана Канита, учил своих кани джику рузи — малявок, сидевших перед ним рядком на корточках:

«Признак сокровища — наружная охрана и наружные запоры. Проникать к сокровищу надо после смены караула. У имущего господаря всегда вдоволь бойцов и воинов, что несут стражу круглые сутки, но даже стойких ночь склоняет в сон».

Крадущаяся в тени Хайта осматривалась и прислушивалась.

За крепостной стеной посольства теснились ступенчатые жёлто-кирпичные здания в два и три этажа с плоскими крышами, на которых спали люди. Двор был узкий, извилистый, как улочка в трущобах Панака — он ветвился проходами и расширялся в мощёную площадку у колодца, перед каменным домом.

Здесь пахло густым пивом, хлебом и конюшней.

«Ага, жильё прислуги и казармы воинов не охраняются. Тот амбар — похоже, арсенал; вид у него убогий, но стены крепкие, окошки маленькие, и воин у двери зевает… Там искать нечего. А вот в дом надо забраться».

Тихие коридоры пустынны, шаги босых ног в обливке и шорох лап Анчутки едва слышны.

«При погоне меня будут видеть — эти лампы с маслом… Сшибать их без толку — масло загорится на полу».

В свете фитилей, источавших горячий жирный запах, Хайта скользнула взглядом по стенной росписи.

На фресках стройные люди, смуглые и черноволосые — мужчины в складчатых коротких юбках, женщины в платьях, затянутых под грудью, и прозрачных накидках, — несли корзины, блюда и кувшины, воздевали руки и склонялись до земли перед длинноногой остроклювой птицей в короне-цилиндре и стоящим на задних лапах ящером с крюком в передней лапе.

Другие люди — высокие, могучие, светловолосые, в роскошных белых с синим одеждах, — повелевали, указывая жезлом или занося меч.

Воины в полосатых сине-белых шлемах и оплечьях шли строем, держа наготове ружья со штыками. Упряжные животные вроде гигантских свиней волокли пушки на колёсах…

И ни одной знакомой буквы. Вместо них шли ряды значков-рисунков.

А вот — что тут изображено?.. Над павшими на колени и ниц нагими, лохматыми людьми — иные вскинули заломленные руки, будто защищаясь — висит нечто, извергающее снизу пламя… или то птичий хвост как огонь? Чёрные раскинутые крылья, округлое тело, голова с двумя клювами и золотым глазом… похоже на Птицу-Грозу, которую громовники ваяют над входом в свои храмы. Рядом — Птица стоит на расставленных лапах, клювы и крылья опущены, а слева от неё — словно бы человек в плаще до пят, весь тёмный, лишь глаза горят и золотая сетка ярко выступает на лице. Вокруг него ореол, правая рука простёрта, свет из ладони озаряет сверху человечков — едва ему по пояс! — которые не то молятся, не то приветствуют гиганта.

Последняя картина слегка смутила Хайту. Миновав её, девчонка хмурилась, размышляя — рисовать на лице золотом!.. это может лишь верховный богоравный господарь, а такого даже на Ураге давно не было. Как станы рассорились — за первенство, за воду, землю и ресурсы, — с тех пор нет согласия. Еле сговорились заново пускатели построить…

Свернув в тёмный коридор, Хайта натолкнулась на волну мясного духа — из-за железной решётки тянуло сырой, кровавой плотью. Оттуда слышалось щёлканье, скрип, сухой бумажный шелест. Шевелились какие-то звери. Анчутка утробно зарычала.

«Не псы. Что-то совсем другое!.. Надо держаться подальше от этого места».

— Пата, назад. Отходим.

Динь-дон! По коридорам донёсся далёкий звон гонга, вслед за этим раздались ровные, в такт, шаги двоих мужчин.

Так и есть, смена караула. Прозвучали гортанные команды на чужом языке, брякнуло железо, и шаги двоих стали удаляться.

Ползком Хайта подкралась, краем глаза выглянула из-за угла.

Фаранский воин с ружьём и тесаком стоял у крепкой низкой двери, запертой на засов и висячий замок. Явно сокровищница.

Как учил глава лазутчиков? «Охрану снимай без малейшего шума».

Но чуточку пошуметь придётся.

Достав камешек, Хайта бросила его по коридору.

Насторожившись на слабый каменный стук, воин взял ружьё наизготовку — штык вперёд — и охотничьим шагом отошёл с поста — посмотреть, что там.

Анчутка прыгнула внезапно, выстрелив язык на лету. Два тела — живое и умирающее — повалились на пол мягко, как бурдюк. Усыхающие лапы паты были ещё достаточно сильны и ловки, чтобы перехватить ружье и не дать ему звякнуть при падении.

Следовало захватить не револьвер, а столовый нож. Он — не оружие, его конец не заострён, и предназначен он не для убийства.

Второе — шаря в чужих ларях, глупо забывать о ловушках, которые таятся в сокровищнице. Маленькая тёмная — без единого окошка! — низкая комнатка, такая тихая на первый взгляд, может быть полна сюрпризов, смертельных для непрошеного гостя.

Что касается скрытых колодцев, отравленных игл, падающих плит и зубастых капканов, Хайта пристально осмотрела пол, потолок и каждый ларь — прежде чем пата его взламывала, — а потом обнюхивала открытый.

Ценности? только свитки из жёсткой желтоватой бумаги, покрытые рисунками-значками. Те, что были тщательней всего уложены, Хайта сминала и запихивала в карманы обливки на боках. Вдруг пригодятся. Если бы свитки были пустяковые — валялись бы на открытой полке, а их вон как упрятали и охрану приставили.

Один ларец стоял в стенной нише. Вроде бронзовый. Замочной скважины не видно. Он с секретом? надо где-нибудь нажать?..

И Хайта поспешила протянуть руку к ларцу.

Плохая лазутчица.

Но откуда было знать, что здесь ждёт «сторожок», какие ставят на Ураге?

Невидимая во тьме капля-кроха на слизистой нитке-паутинке вмиг прилипла к пальцу, по нити прошёл сигнал, как судорога. Обманная ниша раскрылась, и навстречу Хайте выпучились буркала ловца. Жгуты оплели ей горло, спутали руки; хрипя, она упёрлась ногами в стену, — но легче перевернуть валун, чем выдрать ловца из ячейки. Ловец — такая пата, что без команды корни не ослабит.