Бухта надежды. Свой выбор (СИ)

Виктор практически бесшумно вошел на кухню, разделенную перегородкой на две зоны: обеденную с большим диваном и креслами, стоящими вокруг такого же огромного стола, и зону приготовления пищи. Он не старался это сделать специально, просто так получилось. Кухня, весьма стильная и дорого отделанная (все же бывшие жильцы были люди не из бедных) сейчас напоминала поле битвы после мамаева нашествия – хозяйничавшей на ней Евдокии во всю меру своих сил помогала мелкая Каринка. Девчушка, стоя на табурете возле обеденного стола, усердно лепила куличики из теста, не забывая растирать муку рукавом по столешнице, а после так же усердно чесать нос тем же рукавом, отчего вся мордашка была припудрена мукой.

Тяжелые портьеры были откинуты в стороны, позволяя дневному свету проникнуть в помещение – электричество все же старались экономить. Монтаж ветряков все еще продолжался, и командование гарнизона настоятельно просило не перегружать силовые линии из-за недостатка квалифицированных кадров, способных эти самые линии ремонтировать.

В углу на кронштейнах висел уже бесполезный телевизор, а на столешнице новенькой кухни так же стояли нетронутыми разнообразное электрооборудование, которое последние недели не использовались.

- Так, Каринка, давай сюда тесто… - скомандовала Евдокия, которая сперва как-то в штыки восприняла появление этой сироты в их общем доме, но как-то быстро смирилась, с удовольствием исполняя роль бабушки. – Вот ты чумазик!

- Чумазик! – повторила девчонка и громко расхохоталась, отчего на чумазых щечках заиграли прелестные ямочки. Виктор даже невольно улыбнулся. «Нет, Аня молодец, что взяла эту малышку к нам. Все же дети – это прекрасно,» - подумал капитан и вновь вспомнил о своем сыне, отчего вновь стало грустно. Но к удивлению Никитина, жгущее чувство горя, сменилось какой-то меланхолией и тоской, сравнимой с тоской по ушедшей юности. Вроде как и жалеешь, что ушло, но понимаешь, что уже ничего поделать нельзя и приходится жить дальше. Это ощущение абсолютно противоречило тому, как, по мнению Виктора, все должно было быть.

Но следовало выполнить то, зачем он сюда пришел.

- Евдокия Антоновна… - Ком стал поперек горла так, что Виктор дальше и слова вымолвить не мог.

- А… Виктор Иванович, - женщина оторвалась от теста и вопросительно взглянула на мужчину. – Уже через час ужинать будем – мы как раз закончим. Да, помощница?

- Да! – поддакнула девчонка и радостно шмякнула тесто на стол, от чего мука разлетелась во все стороны. Пару дней назад удалось наткнуться на продовольственный склад одной фирмочки, что занималась мелкооптовыми продажами. Среди подпортившейся от нарушения температурного режима хранения молочки нашлась целая паллета упаковок с яйцами, которые в холодном неотапливаемом помещении вполне сносно сохранились. Евдокия, конечно, скептически скривилась и посоветовала все же перед употреблением проверять сей продукт на качество, как минимум при помощи обоняния.

- Так что командуйте всем часовую готовность, - добавила Евдокия, с укоризной, но по-доброму глядя на девчонку, не сказав ей и слова.

- Да… - рассеянно кивнул Виктор, не зная, как приступить к самому главному. – Я вот что…

На просторную кухню ураганом влетела светлокосая девчонка в кислотно-оранжевой дутой куртке и, схватив ложкой начинку для пирогов, тут же отправила ту в рот, чем тут же заслужила недовольный взгляд матери.

- Василиса! Сколько раз я тебе говорила не хватать со стола?

- Но мам… - заканючила та. – Карина вон измазалась вся и ничего.

- Никаких мам, - Евдокия Антоновна покосилась на Никитина, чувствуя неудобство за поведение дочери и необходимость выносить воспитательный процесс на показ. – У тебя совесть есть? Ей три года всего-то. И вообще, Каринка мне помогает. Вот сделаем, приготовим, тогда и будем есть. Все вместе… Вон, и Сережка уже вернулся. Да, Виктор Иванович?

- Д-да… - только и смог кивнуть Виктор.

Не мог он сейчас вот так… С бухты-барахты объявить такую новость. Евдокия Антоновна потеряла к нему всяческий интерес, вновь занявшись тестом, а Виктор, ощущая себя последним трусом, развернулся и направился к выходу.

С моря подул ветер. Стоя на крыльце, Никитин чувствовал, как холодный весенний воздух освежал лицо, немного приведя мысли в порядок, помогая тем самым подобрать слова для предстоящего разговора. Тело лейтенанта пока было в местном морге, где его должны были подготовить к погребению. Парни, вернувшиеся с поникшими лицами, предпочли засесть в отделе, делая вид, что подключают к компьютерам раздобытые жесткие диски и просматривают уже не актуальную картотеку, а на самом деле подобным образом постарались избежать предстоящего разговора. Ну да и не их это дело. Друзей у Паркова не было, так приятельствовал с остальными, но вот того человека, кого можно было бы назвать другом у него так и не появилось, поэтому принести горестную весть семье погибшего предстояло Виктору. И с чем он уже не справился…

- Виктор Иванович, вечер добрый, - испугал своим неожиданным появлением Парков-старший. Виктор кивнул и на автомате пожал руку. – Вы уже вернулись? А где мой обалдуй?

- Мне нужно с вами поговорить, - выпалил на одном дыхании Виктор.

Наверное, отец Сергея и без слов понял, что что-то случилось. По глазам ли или по интонации, или сердце отцовское подсказало… Виктор не знал.

- Мы на задании были… Вы знаете… Только вернулись. - Капитан как мог подбирал слова, чтобы… Чтобы что? Выгородить себя? Нет! Это глупость. Тогда зачем? Не проще ли было бы сухо сообщить о гибели Сереги и не мучить ни себя, ни его родителей? Но Виктор не смог бы так, ведь он сам прочувствовал боль потери еще не так давно.

Из-за дома, где в закутке располагалось недостроенное сооружение, переоборудование в обыкновенный сарай, столь не гармонирующий с общим обликом дома, показалась Зинаида Максимовна, ходившая покормить окотившуюся козу и проверить потомство. Она сначала хотела было заговорить с Виктором, но что-то почуяв, прошла мимо. Выглядела она вполне спокойно, наверное, все же удалось поговорить с сыном, столь эмоционально переживавшим за гибель отца.

- Жив? – коротко спросил отец Паркова, глядя Виктору прямо в глаза каким-то отрешенным взглядом.

- Нет. – Честно ответил тот.

Никитин отвернулся, будучи не в силах больше выдержать этот тяжелый взгляд.

- Не-е-ет!

Евдокия Антоновна, незаметно вышедшая на крыльцо и услышавшая весь разговор, накинулась на Виктора, пытаясь ударить его слабеющими с каждой секундой руками. Ни слез, ни причитаний, просто сухая ярость, выместившаяся на том, кто, как она посчитала, виновен в гибели ее сына. Парков-старший перехватил жену, схватил ее за плечи и хорошенечко встряхнул, пытаясь привести ее в чувство.

- Дуся, перестань, слышишь? Перестань… - и крепко обнял, пытаясь успокоить.

Виктор так и остался стоять, отвернувшись от них, чувствуя жгущую вину, чувствуя спиной всю ненависть убитой горем матери.

- Это все вы! Вы! – давилась хлынувшими слезами женщина.

- Что ты такое говоришь? – подоспела Зинаида Смирнова. Хоть у нее и не сложились отношения с Парковой, но вот что такое горе от потери близкого человека она знала не понаслышке. Муж, конечно, это не сын, но Зинаида Максимовна тоже сильно переживала, да и до сих пор никак не привыкнет, что уже все… что больше его не будет. – Что ты такое говоришь? Не нужно, Евдокия, не нужно, жалеть потом будешь… Пойдем со мной, пойдем, - подхватила она под руки ту и повела в дом, постоянно что-то говоря.

- Тело в морге, его приведут в порядок и завтра можно хоронить. Если хотите с церковным обрядом, то нужно поговорить с батюшкой и обо всем договориться, - продолжил Виктор.

- Спасибо, - похлопал его по плечу Парков-старший, вмиг превратившийся из довольно-таки нестарого мужчины в какого-то ссутуленного старика. – Спасибо, что не бросили его там, что не дали превратиться в бездушную тварь, бродящую по земле. И не обижайтесь на Дусю. Она не со зла.