Помни имя свое (СИ)

— Вперед!

Первым — во двор выехал Виллис, нацеливший пулеметную установку на дом, из которого вчера по-видимому и стреляли. Затем — перебежками — пошли вперед бойцы танкового десанта. Те, кто остался в живых в аду берлинских улиц, простреливаемых фаустниками и снайперами, те, кто напроворился за полчаса зачищать большой дом — уже знали, как действовать. Группы по два человека один лежит, один бежит. Оружие — всегда наготове.

Бойцы пересекли двор и ворвались в оба подъезда разом. Прошляков ждал — выстрелов… не знамо чего, в общем.

Потом — с окна верхнего этажа боец махнул белым платком — чисто…

— Богато немчура живет… — видавший виды боец с казавшимся закопченным от въевшейся грязи лицом лихо поправил пехотную стальную каску…

Да уж… Холодильники, стиральные машины с валиками для машинного отжима белья, мебель. Они даже телевизор видели — это такой ящик со стеклом. Он не работал — но говорили, что там кино показывают. Правда, без киномеханика, включил — и смотри.

Но ничего. Завтра и мы так же жить будем. Еще и лучше жить будем. Главное — победили. Это не немцы в Москве, со всеми их стиральными машинами. Это мы — в Берлине…

— Никого нет, товарищ капитан. Пусто.

Прошляков осмотрелся по сторонам.

— Пошли!

Они поднялись на этаж выше. Двери были взломаны, они зашли в первую попавшуюся квартиру. Прошли на кухню.

— Смотрите! — показал Прошляков — это что?

Бойцы мрачно смотрели на белый ящик.

— Дак холодильный шкаф это, товарищ капитан. Мы это знаем…

— Хорошо, сюда пошли…

Они зашли во вторую квартиру на лестничной площадке. Тоже прошли на кухню.

— А это что?

— Дак он же. Холодильный шкаф.

— А теперь подумай головой. Три квартиры — и во всех одинаковые холодильные шкафы. Может так быть? Хочешь — выше зайдем.

— Дак это…

— Почему здесь нет ни одного человека? Здание совсем целое. Почему ничего не разграблено?

Наверняка не один из бойцов подумал — так это мы запросто. Злого умысла тут не было — тот же холодильник домой не увезешь, да и подключать куда. А вот сапоги какие, кепку, очки, часы, пинжак. Кровать, чтобы хоть несколько дней нормально поспать в расположении…

— С этим зданием что-то не то — подвел итог Прошляков — обстановка одинаковая. Это не жилой дом. Ищите, простукивайте стены. Начинаем с нижнего этажа…

Взрыв раздался как раз, когда Прошляков вышел доложиться прибывшему к месту действия разъяренному полковнику — танкисту: тот хотел знать, какого беса его люди находятся не в расположении части — а шарахаются по развалинам с оружием и подозрительными, непонятно с каким приказом разведчиками. Полковник был армянином, ругался отчаянно, мешая русские слова и армянские и Прошляков начал уже думать, что неплохо было бы запомнить слова, уж очень внушительно это звучало. Как вдруг за спиной — глухо, протяжно охнуло… ударная волна бросила его на Виллис полковника и погасила сознание…

Берлин. Далекое прошлое

Ночь на 25 апреля 1945 года

Было бы полной глупостью выходить через выходы на станции метро: если они и не заминированы русскими, то делать это глупо. Говорили, что метро вообще затопят, пустят воду из Одера — но все-таки у кого-то в Рейхе остались еще проблески здравого смысла. Берлинский У-банн — великолепное укрытие для партизанской войны, ничем не хуже, чем русский лес, с которым они так намучались во время восточной кампании. Настало время и врагу — узнать, что это такое, партизанская война…

Чтобы выйти на поверхность — у них было несколько лазов, и они никогда не пользовались одним и тем же. Сейчас — они решили воспользоваться выходом, расположенным в здании, использовавшимся как гостиница ведомствами Риббентропа и если надо — Шелленберга ^[82]. Здание это было с двойным дном — у него был подземный этаж и несколько коридоров, о которых никто не знал. Нужному гостю тут в постель могли подложить пышногрудую фроляйн и снять это на видео, могли подсказать, где можно снять фроляйн самому… или, если гость педераст… Могли украсть… тайные ходы вели ко всем комнатам, украсть временно и навсегда. В подвале сидели такие милые люди… от того, что они вынуждены были прослушивать и записывать на тонкую проволоку ^[83]— они натуральным образом зверели. Так что — лучше им в руки было не попадаться…

Но сейчас — аппаратуру из подвала уже вывезли, неизвестно куда. Возможно — в «Орлиное логово», так назывался тайный, очень сильно укрепленный район в горах, откуда можно было продолжать борьбу. По слухам — где-то в берлинском метро надо было взорвать стену… и открывался тоннель, который вел прямиком туда. Еще, по слухам — прямо в самом Берлине в подземельях — был причал для подводных лодок, предназначенный для фюрера и высших чинов Рейха. Много секретов — таило берлинское подземелье.

По сырому тоннелю — они выбрались в подземелье «кошкина дома» ^[84]. Остановились, прислушиваясь. Местные жители сюда не сунутся, все знают порядок и всем хочется жить. А вот большевики — могут припереться и сюда, дом, похоже — в полосе наступления…

Йельке посмотрел на часы.

— Я проверю… — прошептал он — с третьего…

— Хорошо…

Открыв дверь в стене — как и люк, она не была заметна, если не знать, что искать — ССовец неуклюже, боком протиснулся в тесный лаз, оберегая оружие — от удара могли сбиться настройки. Те, кто проектировал это здание, вне всякого сомнения, шедевр инженерного и архитектурного искусства — не рассчитывали на столь радикальные нововведения.

Крайс украдкой посмотрел на своих пацанов — как обычно, половина осталась на станции, половина отправилась в рейд. Это были пацаны из школы, тайно открытой Герингом в сорок втором, вопреки прямому запрету фюрера — шеф уже тогда понимал, что дело дрянь. Сюда брали тех, кто потерял родных на фронте семью под бомбежками, тех, кто готов был мстить и подходил по физическим и психическим показателям. Пистолет, нож, винтовка, удавка, мина — вот чему учили в этой школе. Фюрер про это и слышать не хотел, он всегда очень болезненно воспринимал все вопросы, связанные с детьми — видимо, потому что у него самого детей не было. Но Боги… что говорить, если он своими глазами видел пойманных вспомогательной полицией рейхскомиссариата Восток малолетних бандитов. Эти были хуже взрослых, взрослые часто предавали особенно после применения к ним пыток. А эти… нет, он ни разу не слышал, чтобы какой-то из малолетних бандитов заговорил.

Шеф уже тогда понимал, что придется вести тайную войну. И лучше всего для этого подходят женщины и дети. На них не обращают внимания, от них не ждут опасности, их пропускают через посты, им банально проще спрятаться в толпе. Но с женщинами другая проблема… они влюбляются, они истеричны и непостоянны. А дети… правильно воспитанный и обученный подросток, фанатичный, знающий, за что он сражается и кому мстить — страшное оружие.

Сталин, Черчилль, Трумэн. Особенно Сталин. Крайс говорил с шефом — тот долго, дольше, чем любой из высших руководителей Рейха жил в СССР ^[85]и буквально спинным мозгом чуял: убей Сталина и не будет больше ничего. Жидобольшевистские вожди перегрызутся друг с другом. Плохо то, что Фюрер поверил этому хаму СС-штурмбанфюреру Скорцени, он был вынужден привлекать людей со стороны, в том числе с Абвера и дело провалилось ^[86]. Если бы тогда знать, какая мразь окажется этот коротышка адмирал. Многие говорили, что с ним что-то не то.

А теперь — уже поздно. И он не смеет сказать этим волчатам с вымазанными сажей лицами, бесшумным оружием и ножами за поясом, что все кончено, враг у ворот. Наверное, скажи он такое — они пристрелили бы его. И, наверное — если бы не они, он бы уже раздобыл какие-никакие документы и нырнул на дно.

Он посмотрел на свои часы — на них была крышка, и они светились в темноте без фонарика, подарок Дечима МАС ^[87]. Йельке наверное уже вышел на позицию.